Задернув полупрозрачную тюль окна, Лиза повернулась и снова посмотрела на него. Альберт - широкоплечий, хорошо сложенный, статный мужчина, мечта многих девушек и женщин, сидел в кресле, расслабленно откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу. Она тяжело вздохнула.
- Я всё одно не понимаю тебя... - проговорила она, теребя пальцами край платья.
- Лизонька, милая, ну кто тебе сказал, что ты обязана меня понимать? - он улыбнулся, смотря на неё. - Вовсе нет.
- Скажи мне, ну как можно быть таким привлекательным и жестоким одновременно? - с укором произнесла она, опускаясь на второе кресло.
- Не знаю, - пожал плечами мужчина. - Говорят, что у красивых людей нет сердца. - в задумчивости проговорил он. - Они привыкли к тому, что их все почитают, любят за внешность. Им нет нужды завоевывать чье-то расположение. При этом их холодность и черствость, как ни странно, часто привлекают людей.
- Но я же люблю тебя! - возразила Лиза.
- Ты слишком высокого о себе мнения, - мрачно усмехнулся Альберт.
- Считаешь меня некрасивой? - обиженно возмутилась женщина.
- Вовсе нет. Ты прелесть, Лизонька, - ничуть не смутился он. - Но красивые и милые люди - несколько разные темы.
- Ты страдаешь манией величия, - приметила Лиза.
- Отнюдь. Я ей наслаждаюсь.
- Заметно, - бросила она и внезапно сменила тему. - Ты ведь не любишь меня, верно? - несколько грустно спросила она.
- С чего ты взяла? - ничуть не удивлённый этим вопросом, заданным в лоб, сказал Альберт.
- Когда любят... Это видно... - в её голосе скользнули слёзы.
- Поверь, я люблю тебя, - уверил он Лизу и, как бы в качестве подтверждения, легко коснулся её губ своими, обжигая нежную кожу горячим дыханием. - Ты мне веришь?
- Да... - прошептала она, тая в его объятиях. - Верю.
- Всё ещё хочешь понять меня? - напомнил мужчина.
- Хочу,  - также тихо ответила она.
- Тогда я расскажу тебе правду. Расскажу о том, чего никто не знает, а если и знал, то давным давно позабыл. Ты будешь единственной, посвящённой в мои тайны, кроме полной луны, ночного неба, ярких звёзд, вольного ветра и луговых трав... - пустился в перечисления Альберт.
- Говори же! Не томи! - попросила она.
- Слушай. Я расскажу тебе о лжи.
- О лжи?! - удивлённо воскликнула Лиза.
- Да, милая моя Лизонька. Одно из величайших искусств этого мира - лгать, но никогда не путаться в собственной лжи. Лгать так, чтобы никто не понимал этого. Лгать так, чтобы никто никогда не сумел узнать правды. Лгать, но уметь отличить правду от лжи. Лгать, но не быть обманутым. Я достиг вершин этого искусства. Мой характер, речь, манеры - всё это не настоящий я, это всё фальш. Большинство моих слов лишь искусная ложь. Мало кто слышал обо мне правду. Даже ты из истинной правды обо мне знаешь лишь то, что я люблю тебя, Лизонька, - он умолк, ожидая реакции.
- Так ты лгал мне всё это время?! - её голос дрожал от негодования, праведного гнева, обиды и горечи. Она вскочила с кресел. - Кто ты? Что тебе от меня нужно?!
- Я люблю тебя, - отчаянно прошептал он. - Ты никогда не узнала бы, кто я на самом деле, и что таится у меня в душе, если бы не эти чувства. Ты вытягиваешь из темноты настоящего меня. Видимо, любовь сильнее моего искусства, - проговорил мужчина. - Нет-нет, постой, хотя бы дослушай! - умоляюще воскликнул Альберт, видя, что любимая собирается уйти.
- Хорошо, я подожду, - со слезами в голосе согласилась Лиза и снова села в кресло. Она слишком сильно любила его, чтобы не выслушать.
- Ты знаешь меня как самовлюбленного, высокомерного циника, презирающего всё живое. Но так было не всегда. Когда-то давно, в детстве, я был открытым, весёлым и добрым мальчишкой. Обычным беззаботным ребёнком. Это продолжалось не долго.
Однажды я впервые услышал о лжи и правде. Помню, тогда очень удивился, не понимая, зачем же люди врут. Когда-то давно, в детстве, меня научили врать. Я выучился этому искусству настолько хорошо, что о моей душе, о том, кто я, никто давно не знает. Иногда я говорил правду. Нет, я не врал на каждом шагу. Но душу... Душу и мою личность не знает никто.

Я говорил людям правду, но мне не верили, и от меня отворачивались. Я перестал видеть смысл в правде. Я начал притворяться, юлить, подыгрывать, врать, чтобы не потерять кого-то, кто мне дорог, чтобы не нарваться на очередную грубость и ссоры. В особенности это касалось родителей. Боже, как же меня раздражало это: "Ты думаешь, с кем разговариваешь?"! Я перестал говорить им правду, перестал говорить о том, что чувствую. Я боялся.

Я хотел любить весь мир, но никто не понял меня, и я его возненавидил.
Я рос, а вместе с тем замыкался, прятал чувства в глубине души. Они умерли там, без пищи и воздуха. Я перестал любить, мог лишь ненавидеть. Я стал чувствовать себя выше других, меня никто не признавал. Я завидовал тем, кто признан.

Я хотел, чтобы на меня обратили внимание, хотел быть перестать чужим в компаниях и я врал. Выдумывал то, чего не было, чтобы меня признали.
Мне хотелось любви, но никто не любил меня.

В моей душе один за другим затухали мои настоящие качества, гасла моя личность.

Я так давно научился притворяться, лгать, подстраиваться, подбирать, что уже сам не знаю точно, какой я. Часть моей души давно потеряна, она сгорела, исчезла. Её больше нет, а её отсутствие скрыто под густой вуалью, карнавальной маской. Осталась лишь хладнокровная, отточенная до максимально правдивого вида, красивая, идеальная ложь, прикрывающая пустоту.

В какой-то момент в пустоте родилась темнота, заполнила её. Я становился злым. Ты знаешь, что я садист... На самом деле это не так.

Темнота окутывала меня своими сетями, обнимала и шептала свои злые сказки. Я верил ей, больше верить было некому.

В школе я учился замечательно, у меня были хорошие отношения со всеми учителями, но не с детьми. Я легко подстраивался под учителей, умел им нравится. С одноклассниками же, на самом деле, не имел ничего общего. Поначалу мне хотелось быть в их компании, я притворялся. Позже это желание прошло, но порой возвращалось, а так... Я ненавидел и презирал их ровно так же, как и учителей, да и вообще всех.

Даже мои друзья... Они меня не знали. Я умел быть весёлым, радостным. Улыбался, смеялся, шутил. Но это тоже было ложью. Я просто ненавидел их не так сильно, как других. Порой мне хотелось плакать, но я считал это недостойным себя. Я открывался иногда кому-то. Меня не понимали. Друзья обладали лишь сотой долей правды обо мне. Кусочком огромного пазла, который им никогда было не собрать.

Я терпеть не мог, когда мне указывали, но пришлось. Внутренне я рвал и метал, а внешне был спокоен. Я ненавидел повиноваться, за что получал немало ссор, выговоров и наказаний. Я быстро понял, что стоит делать, а что нет. Знал, что нельзя говорить кому-либо, толком не понимая, что тут плохого, но осознавая, кто это не одобрит.

Я повзрослел, но воскресить настоящего себя был уже не в силах. К тому же темнота не позволила бы мне показать её, не хотела быть обнаруженной. И я продолжил так жить, хоть эту жизнь и ненавидел.

Я могу много чего ещё сказать, но если бы хочешь уйти, я не смею тебя больше удерживать. - грустным, слегка дрожащим голосом договорил он. - Прости меня. - в его словах не звучало надежды, лишь какое-то тихое, бессильное отчаяние.

Некоторое время в комнате царила тишина, нарушаемая лишь жужжанием несколько мух под потолком.
- Прости... - тронутым голосом прошептала Лиза. По её щекам катились слёзы, ей было жаль того мальчика, которого убил в Альберте этот мир. Она поняла его, почувствовала, какой он и больше не злилась. - Я остаюсь.
- Если это из жалости, то лучше уйди. Я пойму, если ты оставишь меня.
- Да, мне жаль тебя. Но я остаюсь вовсе не поэтому. Я люблю тебя, каким бы ты ни был. А теперь люблю ещё сильнее, - она подошла к нему и обняла. Он вытер её слёзы и они ещё долго стояли в молчании.

Это было тихое, кроткое, задумчивое, но счастливое молчание. Тишина, в которой слышно биение сердец.