***

Я никогда не любила рассвет. Спокойствие, которое приносила ночь, постепенно таяло. Солнечный свет заглядывал почти в каждый уголок, освещая как красоты, так и уродства. Не знаю, кто придумал теорию, что монстры прячутся в темноте. Они появляются только со светом. Потому что всё, чего не коснулись лучи — не существует.

Этот рассвет был самым болезненным. Потому что в проявившемся мире стало на одного человека меньше.

Папа.

Каждый раз, когда это слово звучало в голове, на глаза наворачивались слёзы. Я устала плакать, устала чувствовать боль. Даже две кружки успокоительного ничего не смогли сделать с горечью, которая разъедала изнутри. Было страшно открыть глаза, страшно пошевелиться. Заточённая в коконе собственного горя, я обездвижено пролежала целую вечность.

Кто-то едва ощутимо дотронулся до моей щеки.

— Девочка моя, прошу, проснись. К тебе пришли.

Не хочу никого видеть. Хочу уснуть и больше никогда не просыпаться. Послышались шаги, кто-то вошёл в трейлер и присел рядом с диванчиком, на котором я лежала.

— Анаит, это я, Ахнар. Пожалуйста, нам нужно поговорить, — прозвучал голос над самим моим ухом.

С трудом разлепив веки, я сфокусировала взгляд на мужчине. Его всегда добрые глаза сейчас сочились грустью.

— Привет, — мягко улыбнулся он.

Я попыталась сесть. Комната уплывала, а голова невыносимо болела. Понадобилось несколько минут, чтобы подступающая тошнота прекратилась. Люция протянула стакан холодной воды. Опустошив его в мгновение ока, я почувствовала лёгкую трезвость.

— Хорошо, — хрипло выдавила я.

— Уверена, что сможешь? — с сомнением переспросил целитель.

— Я просто хочу знать правду, — уверенно ответила я.

Люция понимающе кивнула и удалилась из трейлера. Мы остались с Ахнаром одни.

— Как... это случилось?

Мужчина прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Я опоздал на самую малость. У Бэрта начался приступ, и Ола слишком поздно это заметила.

Волна ненависти прокатилась по телу. Мама в этом виновата. Она практически никогда не приходила к нему, почти никогда не проводила с ним время. С того самого момента, когда папа окровавленный явился домой. Она категорически не принимала его взглядов, о чем не раз упоминала. С того самого дня что-то в ней умерло. Сколько раз я списывала явное презрение в её взгляде на своё воображение? Сколько раз она злилась, когда у него начинались обострения? Мама разлюбила папу в тот самый момент, когда поняла, что он пошёл против системы, против её собственных взглядов. В её душе он умер намного раньше.

Я уверена, что она не уронила и слезы.

Дверь трейлера отворилась, на пороге появился Бумфис. Впервые я видела на его лице нерешительность и растерянность.

— Я оставлю вас, — пролепетал Ахнар и быстро удалился из трейлера, захлопнув за собой дверь.

Мы остались одни в неловком молчании. Альфа притащил себе стул и грузно уселся.

— Бэрт был моим внуком.

Я до последнего втайне надеялась, что наши одинаковые фамилии — глупое стечение обстоятельств.

— Это он попросил забрать тебя в Тинаан. В ту ночь, когда Бэрт со своим другом отправились в Чёрный Лес, они должны были встретиться со мной. Твой отец был моими глазами и ушами в Талитане, так же, как и Ахнар. Они нашли дневник, и мы встретились для передачи. Но Тибо, друг твоего отца, оказался предателем. Нас ждала засада. Отбиться удалось, но всё закончилось хуже, чем я даже мог вообразить. Твой отец никогда не был душевно больным.

— Что...? — одними губами произнесла я.

Бумфис опустил голову и тяжело вздохнул.

— Это был хорошо продуманный план. Когда мы поняли, что имперская плесень прокралась в наши ряды, это было единственным выходом. У Тибо были сообщники, о которых мы ничего не знали. Если бы Бэрт не решился на этот шаг, то тебя, Рупа и Олу давно бы уже убили, как и его. Ахнар создал специальное средство, которое притупляло мозговую активность и делало из твоего отца овоща. Таким образом, никто не смог добиться от него информации, и вас оставили в покое. Но не думай, что за твоей семьей перестали наблюдать.

— Но как же... все его приступы? Или это тоже было фарсом?

— У Бэрта была предрасположенность к эпилепсии. А сыворотка, сваренная Ахнаром, была плохо совместима с этой болезнью. Это был большой риск, но он решился на это ради вашей безопасности. Время сыграло с нами плохую шутку. Я должен был забрать тебя ещё в прошлом году, но тебя не призвали.

Укол совести был болезненным, судорожный вздох вырвался против воли.

— Почему ты не сказал этого раньше? Почему столько времени тянул? — дрожащим голосом спросила я.

— Это было мерой осторожности. Я прекрасно знал, что имперский человек есть в Тинаане, но не мог вычислить. И до сих пор не могу. Не думай, что решение держать тебя в неведении далось мне легко. Может, ты и считаешь меня монстром, но ты всё-таки моя правнучка. Я бы предпочёл и сейчас тебе ничего не рассказывать, потому что это большой риск. Не пойми превратно, но я не знал тебя, какой ты была в Талитане, с кем ты общалась, чем интересовалась.

— То есть, просто не доверял.

Бумфис окинул меня тяжёлым взглядом.

— Когда речь идёт о выживании, то приходится идти на любые жертвы. И сокрытие от тебя правды — детская забава по сравнению с тем, что мне доводилось делать. И ещё предстоит совершить. Все мы подвержены человеческим чувствам, Анаит. То, что я тебе сейчас рассказываю — неправильно с точки зрения логики. Но я это делаю, пойдя против собственных принципов. Я не претендую на тёплые чувства с твоей стороны. Я лишь прошу, чтобы ты помогла мне в осуществлении цели.

Повисла напряжённая тишина. Чувства были смешанными и, полагаю, не только у меня.

— Откуда ты столько всего знаешь о Тинае?

Бумфис нахмурился и полез во внутренний карман куртки. Выудив оттуда дневник, открыл и протянул мне. На форзаце виднелась корявая вязка почерка — подпись Тиная. Как только затуманенный разум разобрал надпись, тетрадь выскользнула из ослабленных рук.

— Тинай был моим приёмным отцом. Мне было лет тринадцать, когда он усыновил меня и дал свою фамилию.

А ведь Люция предупреждала, что история слишком запутанна и сворачивает в сторону, о существовании которой я даже не подозреваю. Даже в самым смелых фантазиях я никогда бы не смогла предположить, что имею прямое отношение к самому Тинаю. Но дневник, подписанный его почерком, прямо кричал: "Собственность Тиная Баера".

— Ты хочешь пойти на похороны? — тихо спросил альфа.

Этот вопрос вышиб меня из реальности.

Хотела ли я увидеть своего отца мёртвым? Определенно нет. Хотела ли я увидеть мать, которая его предала и откровенно меня ненавидела? Нет. Хотело ли сердце получить ещё порцию иголок? Нет.

Границы прошлого, настоящего и будущего в один миг смазались, а потом и вовсе исчезли. Словно вся моя жизнь была одной большой игрой больного подсознания. Знаю, что это решение слишком эгоистично, знаю, что в будущем буду очень сожалеть об этом. Но сейчас боли было слишком много. Загнанное в ловушку животное способно отгрызть себе конечность, чтобы выжить. И я была этим животным.

— Я хочу домой.