Пришло время «того самого часа». И почему-то он наступил на рассвете, около четырёх часов утра. С одной стороны вроде ещё жива ночь: только начинают меркнуть звёзды, луна – большой блин на сковородке неба – медленно скатывается за горизонт. А с другой стороны – розовато-жёлтое солнце, которое медленно ползло на небосвод.

Пожилая женщина, сидящая около постели мужа, дёрнулась, ресницы задрожали и глаза открылись. Она удивлённо посмотрела на свою худую, жилистую руку, которую обхватили холодные пальцы. Немного растерянно она перевела взгляд на любимое лицо... И выдохнула.

– Женечка! Бог мой, Женя! – голос женщины задрожал, она припала губами к ладони мужа, слёзы побежали по щекам.

– Вера, всё хорошо, – хриплый голос старичка дрогнул. Он попытался что-то ещё сказать, но закашлялся. Евгений дышал с трудом, хватал ртом воздух, прижимая ладонь к груди.

Он понимал, что его последний час наступил.
  Время закончилось.
Смерть уже замерла на пороге комнаты.

Время пришло... Выцветшие серые глаза смотрели в потолок. Мужчина старался восстановить дыхание, чтобы успеть сказать кое-что важное.

Вера Иванова прижалась лбом к руке своего мужа, одну ладонь положила ему на грудь. Ужасно тяжело не плакать, сдерживать свои эмоции, когда на твоих руках, в твоих объятиях умирает любовь всей жизни.

– Женечка, родной, – шепчет старушка, поглаживая тяжело вздымающуюся грудь.

– Полежи со мной, Вера. Пожалуйста.

И без лишних слов она ложиться рядом, положив седую голову ему на плечо... Совсем как тогда, давно, ещё в молодости. Им было около двадцати пяти, жизнь только начиналась. Мир был новым, красивым и ярким. Не таким как в детстве или подростковом возрасте. Он был тоже молодым: и зелёная высокая трава, и небо, и деревья казались великанами, которые подпирали небосвод. Тогда они лежали на изумрудном ковре, лучи солнца слепили глаза, но они упрямо продолжали лежать и смотреть ввысь. Болтали о чём-то своём, строили планы и жизнь казалась длинной, бесконечной дорогой, которая будет через тернии вести у счастью.

И они прошли свой путь. Вместе. Всё, что ранее казалось мечтами – сейчас уже было настоящим. Небольшой домик в тихом посёлке. Внутри печка, треск дров в холодные зимние вечера, собранная ими же библиотека, телевизор, радио, уютные ковры, кресла, мягкий свет ламп. Гармония. На улице слышно как поют птицы, иногда кудахчут куры и кричат петухи. Лабрадор Макс и алабай Рекс веселились часто во дворе, заставляя пожилую пару улыбаться. Когда приезжали дети и внуки, крошечный дом оживал и играл новыми красками. Ребята как могли развлекали дедушку и бабушку своим выходками, но всегда очень уважительно к ним относились. С интересом слушали истории и чему-то учились.

А теперь всё подходит к концу. У Веры Павловны нет сил дотянуться до телефона и позвонить дочке или сыну. Нужно, нужно сказать, что их отец умирает! Она только вчера их обрадовала новостью, что её Женечке стало лучше. Но жидкость в лёгких видимо не собиралась отчаивается и отступать.

– Верка, любимая моя Верка, – мужчина холодной дрожащей рукой погладил жену по щеку. Дышал он тяжело, часто, с хрипами, будто тонул и отчаянно старался сделать вдох. – С двадцати пяти лет вместе с тобой, дорогая. Целых пятьдесят пять лет рука об руку!

– Это кажется таким ничтожным сейчас... – тихо прошептала Вера, поглаживая грудь мужчины. Кашель прервал его речь.

– Я рад, что этот час наступает дома, а не в больнице. Я рад быть с тобой сейчас. – Евгений смог перевести дыхание, теперь он говорил тише, почти шёпотом. – До тебя у меня были и другие девушки, но я так счастлив, что именно ты стала моей женой.

– А я рада, что ты мой муж. Лучший. Самый прекрасный. Я люблю тебя.

– Я знаю. Знаю. Пожалуйста... Я не знаю. Не звони детям сейчас, хорошо? Сашке рано на работу, а Танечке волноваться нельзя, внучок ещё один. Или внучка. А я не увижу.

– Что ты говоришь? – Вера Ивановна, как много лет назад, подняла худую ручку и показала мужу кулак. – Увидишь! Обязательно. Только не будет возможности прикоснуться к нему.

– Знаю, знаю. – голос всё становился тише, грудь вздымалась тяжелее. – Всё знаю. Плохо мне, Вера. И мама что-то не приходит за мной. Обидно, я так верил во все эти сказки, хотел её увидеть и отца.

– Встретишь их, всё будет хорошо. – женщина прижалась сильнее к своему мужу, сжала футболку в руке. – Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь? Ты помнишь? И Саша любит, и Таня. И внуки наши любят.

Около кровати жалобно заскулил Рекс, в тон ему стал подвывать Макс. Казалось, что кроме хриплого дыхания, почти беззвучных рыданий и воя двух собак не осталась ничего. Вообще ничего. Мир сузился до этой комнаты. Стены давали, часы слишком громко тикали и мешали сосредоточиться... Всё мешало! Всё было таким лишним, ненужным, бессмысленным.

Евгений вдруг резко дёрнулся, хватая ртом воздух. Но он его не получал. Одна рука резко поднялся в воздух, вроде в попытке что-то ухватить, но так же мгновенно опустилась.

– Я с тобой, слышишь, Женя. Я с тобой. – всё твердила Вера Ивановна, глядя в лицо мужа.

Кашель оборвался. Он перевёл взгляд на любимое лицо, губы дрогнули в попытке улыбнуться. Взгляд выцветших серых глаз был рассеянным, словно он хотел выхватить какие-то мелкие детали.

– Я люблю тебя. И всех вас очень люблю тоже. – одна слезинка сорвалась с ресниц. И Евгений снова уставился в потолок.

Теперь навсегда.

После заветных слов его грудь ещё несколько раз поднялась и опустилась, хватка на плече Веры заметно ослабла, холодные пальцы не держали её руку, сжатую в кулак.

Больше Евгений не шевелился.

Вера Ивановна зажмурилась, ожидая чуда. Вот! Вот сейчас он что-то скажет! Сейчас снова будет дышать!.. Но ничего. Глухая пустота. Ни вздоха, ни звука, ни шороха во всём их доме. Абсолютная тишина.

– Женя? – дрожащим голосом прошептала она. Так глупо, так наивно осознавать смерть любимого человека, но звать его, надеясь на ответ.

Пожилая женщина медленно села, опустила ноги на пол и только тогда обернулась... Глаза были открыты. Прекрасные серые омуты бездушно смотрели в потолок, на них явно видна была матовая плёнка смерти. В уголках губ, кажется, всё же почти родилась улыбка. Лицо какое-то спокойное, но заметны отпечатки страха и беспокойства. Пальцы на одной руке сжаты, другие расслаблены. Тело его было больше расслабленным, нежели чем напряжённым.

Вера Ивановна протянула дрожащую руку и закрыла мужчине глаза.

Чтобы больше никогда их не увидеть.

И тогда рыдания сорвались с её губ вместе с криком.

На часах было пять часов пяднадцать минут. Часы остановились. Мир ожил, но не для Веры Ивановны.

×        .          ×

Люди имеют свойство умирать. И кто-то успевает попрощаться, а кто-то нет. Смерть – не справедливая, жадная женщина в чёрном атласном плаще.

И никто не знает когда придёт «тот самый час».

Ценить нужно любой миг. Первый он или последний...