...Мы сидели напротив и когда поочереди делали заказы, в наших головах проносился сегодняшний ужин друг друга: я думала об острых хрустящих куриных крыльях, держа в мобильном приложение для подсчёта калорий, а он, каждое утро запрявляемый инсулиновыми шприцами, думал о вишнёвом пуддинге под шоколадным топпингом. Мы так ровны друг к другу, что жир, капающий с крыльев, не возмущает меня, как и его - необходимость тянуть руку к карману с ампулой. Мы ничего не чувствуем, кроме зябкого августа, облизывающего щиколотки из-за открытой кем-то двери ресторана, и запаха едва разбитой слева от меня бутылки белого полусладкого: одна дамочка приревновала своего парня к официантке, а он лишь подливал масло. Ему не сдалась и даром девушка, обслуживающая их стол, но перчику присыпать так и хотелось. И я их не осуждала. Ни его, ни её. Я им завидовала.

А больше всего я позавидовала ей: разбить недешёвое вино, за которое заплатишь не ты; стать звездой полного зала гостей; участвовать в таком интересном сюжете жизни, как "сцена ревности". Я искренне восхищалась ею.

А завидовала, о господь... я по чёрному.

Ведь я так никогда не делала.

Ни в подростковом возрасте из-за незнания, что такое вообще бывает/можно. Ни в юном, когда отец в корнями вживил в мозг политику "Теория=практика", и если я знала какие-то секреты и мудрости и, подпитанная тягой к интересном, жонглировала ими. Ни сейчас, когда этого не позволяет возраст... В 15-20-25 я могла себя так вести, но не знала, что однажды, на 100 следуя учению, буду жалеть, что никогда не срывала уроков, не плевала на домашнее задание или пропускала не самые интересные лекции.

Собственно, как и в школе. Собственно, как и в институте.
Я жалею о том, что не позволила себе побыть шаловливым ребёнком, а душа просится в скачку. А возраст придеоживает коней.