Ина неуклюже и даже боязливо держала перед собой шипящую сковороду.

— Доброе утро, — обернувшись, произнесла она, — выглядишь прекрасно. Умеешь готовить?

Я моргнула.
Прекрасно выгляжу в её футболке и штанах? Я еле расчесалась пальцами, а синяки под глазами никогда не замажу никаким средством на свете. Столь же далека от прекрасного, как и цвет моих глаз от цвета радужки глаз Ины.

— Доброе, — сглотнув, я подошла к стойке. — Если «готовить» — это не поставить контейнер в микроволновую печь, то не умею.

— Та же проблема.

Немного расстроено покачав головой, Белая просто убрала сковороду в раковину. Странные желтые комки теста громко зашипели, когда она открыла воду.
Я не считала свое неумение готовить чем-то из того, что обычно делает Кай — проблемой, только потому что всегда под рукой была нормальная «еда», которой не нужны были никакие особые навыки. А Ина в них и нуждалась.

— И что есть моему ребенку... — девушка сокрушенно выдохнула и облокотилась о холодильник.

Наверное, чаще для Иви, да и для самой Ины готовил Кай. А в последний раз я видела его пьяным и переворачивающим содержимое собственного шкафа при тусклом свете сотового телефона. Однако, интересный результат «прогулки» для взрослых.
В голове возникла картина затхлого клуба, какого-то тайного подвала, наполненного табачным дымом, странной музыкой, алкоголем и наркотиками, где могут собраться как раз такие, как он: дикие и пьяные.
Мой взгляд привлекла непонятная темно-синяя тряпочка, лежащая на кухонном столе. Её, тонкую и, похоже, кружевную, будто скомкали и бросили прямо на стол.

— О, не трогай. — вскрикнула Ина, когда я протянула руку к этому куску ткани. — Вдруг еще чем заразишься.

Приглядевшись, я поняла, что безобидная синяя тряпочка оказалась чьими-то трусами. Скорее всего, их носить-то больно — такими они казались крошечными.

— Это ведь... не твое, да? — я приглушенно фыркнула, поворачиваясь лицом к Ине.
— О нет, это Кая... — Белая широко улыбнулась, показывая ровные зубы.

Мне действительно нужно было приложить усилия, чтобы не рассмеяться. По стечению этих сумасшедших обстоятельств я не просто лицезрела его нижнее белье, но и носила. И это явно был не его размер, кроме того «тряпочка» была женской.

— Серьезно, — продолжила Белая. — Приходил один придурок, которого он называет «другом». Ну, ты понимаешь, о чем я.

Девушка поиграла бровями, а я — нет, я совершенно не понимала, о чем она, но хотелось смеяться.

— Он хотел, чтобы я передала Каю эту гадость, но, естественно, — Ина хохотнула, — естественно, я не собиралась брать это в руки. А придурку плевать, что это может травмировать пятилетнего ребенка, если она увидит, вот он и бросил это прямо, — пальцем девушка указала на стол, — здесь.

— А если Иви сейчас спустится...

— Я сама травмирую этого придурка.

В голосе Ины угадывались серьезные нотки, и я не сомневалась: за свою дочь она может действительно сделать кому-то больно.

— А вот и он! — девушка нарочно громко и радостно почти прокричала это в адрес хмурого, заспанного, появившегося у порога кухни Кая.

Взяв несколько ложек, она повернулась к раковине и запустила их прямо на сковороду. Скрежет металла, лязг и грохот заставили поморщиться даже саму виновницу шума, дикарь вовсе зажмурил глаза, стремительно развернувшись с намерением сбежать от Ины. Но та продолжила.

— Как тебе спалось, Светлячок? Пьяные эротические кошмары не мучили?

— Вот когда ты будешь страдать от похмелья, я... — прохрипел дикарь сияющей Белой.

— А я не страдаю от похмелья. — торжествующая улыбка девушки еще больше раздражала Кая.

— А, точно. — он усмехнулся. — Хорошие гены, да?

Я не поняла «шутки», но Ина разом поменялась в лице: только что улыбающаяся, она вздрогнула, уголки ее губ опустились, а глаза расширились: может, девушка даже поверить не могла, что дикарь такое ей сказал. Кай потер ладонями лицо.

— Эй, Ина... — он мягко и неуверенно произнёс имя обескураженной и даже раненой Белой. — Прости. Я придурок, знаю. Извини. Это алкоголь... — смущенный, он запустил руку в и без того растрепанные волосы. — Он делает меня еще больше придурком.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — девушка вовсе не выглядела успокоившейся его «раскаянием».

Её голос звучал строго, твердо и жестоко.
Мои родители настолько часто таким пользовались, что разучились говорить ласково, и это было нормально: к чему «нежничать» с глупой дикой девчонкой? Но слышать такое от обычно милой и доброй Ины, видеть ее обиженной и даже разочарованной было странно и неправильно. Черт, я знакома с ней не более нескольких дней, да еще и при таких диких, непонятных обстоятельствах, но девушка, о которой я практически ничего не знаю, и которая совершенно ничего не знает обо мне, стала мне ближе, чем та же Сара — моя «подруга» уже почти десятилетие.

— Ин, я, — дикарь сглотнул, его взгляд забежал по кафельному полу кухни, — я приготовлю завтрак, ладно?

Белая кивнула.

— Мой отец часто перебарщивал с алкоголем. Ну и конечно, адекватности в его поведении было маловато, Джун. Он мог сделать много чего отвратительного и не заметить. — девушка пожала хрупкими плечами. — Но сразу скажу, что мне не попадало: он меня сильно любил. И матери не попадало, потому что боялся её. А вот остальной мир его не особо волновал... Это всё очень грустная история, а наш идиотский пьяный друг решил над ней пошутить. Одним завтраком ты не отделаешься, идиотский друг.

Какая-то уставшая и обессиленная, она уставилась вперед, не фокусируя ни на чем взгляд.
Наверное, я одна из ужаснейших людей этой планеты, потому что испытала к Ине не только сочувствие, но и толику зависти. Её любили и любят. В бреду алкогольного опьянения отец Белой не сталкивал ее с лестниц.

— Я извинился и понимаю, что ты меня покараешь. — Кай неуверенно фыркнул и улыбнулся, не прекращая мешать желтоватую жидкость в миске.

— Я проверю Иви. — произнесла девушка, бросив взгляд на настольные часы. — Похоже, кто-то забыл, что по субботам мы занимаемся, а не спим до обеда.

— Ей нужен отдых...

— Я тебя еще не простила, так что молчи. И ты прекрасно знаешь, что тренировки ей нужны больше. А еще убери всякую гадость со стола.

Отряхнувшись, Ина подмигнула мне и направилась к лестнице на второй этаж.
А я осталась на кухне с хмурым, расстроенным дикарем.
Он бросил взгляд на стол, непонимающе моргнул, глядя на скомканную ткань, а через мгновение ухмыльнулся. Потянулся к ней, схватил и, покачав головой, выбросил в урну.
Не буду лгать, что мне было страшно с ним, что я сразу захотела спрятаться за спину Ины. Мое состояние превратилось в обычную нервозность и неловкость, какую любой неуверенный в себе человек испытывает, находясь наедине с незнакомцем.
Я откашлялась.

— А чем занимается Иви?

— Это не вид спорта или что-то такое. Просто общая физкультура. — Кай осторожно вылил содержимое миски на сковороду. — Сыр в холодильнике где-то на третьей или второй полке. Пожалуйста.

Пьяный дикарь намного добрее и разговорчивее, чем тот же дикарь на утро после темной вечеринки.
Понимая, что намного проще выполнить его просьбу-приказ, чем отпираться и спорить из-за такой глупости, я подошла к холодильнику. Рядом с нужным Каю кусочком сыра стояла небольшая коробочка, и да, естественно, я заглянула в нее и почувствовала любопытство и голод, обнаружив крупные зеленые яблоки.
За свою не очень короткую жизнь настоящих фруктов я ела действительно мало: редкие и дорогие, они не продавались в обычных маркетах и давным-давно были заменены на разные добавки, наполненные стольким же количеством полезных веществ. Но ни один искусственный порошок не победит в борьбе с настоящим ароматом яблок, с их красивой, яркой кожурой и белоснежной, сочной мякотью. Конечно, это не служит оправданием моей наглости, но удержаться я не смогла.
Я передала дикарю сыр и, неуверенно покрутив перед собой и за его спиной фрукт, спросила: «Можно?».
Кай кивнул, даже не поворачиваясь, чтобы посмотреть, о чем я говорю. Спасибо.

Протяжное, почти хнычащее «ма-а-ам» раздалось где-то на лестницах.
Я вздрогнула от неожиданности, когда горячая ладонь коснулась моей и пальцы Кая аккуратно забрали у меня из рук все еще целое яблоко.

— Я не жадничаю. — он быстро убрал его в один из кухонных шкафчиков.- Съешь потом, хорошо? Иви нельзя, а она увидит и расстроится.

— Конечно. — сказала я, растерявшись. — Я не знала.

Маленькая, растрепанная и, судя по надутым губам, обиженная на весь мир Иви «вошла» в кухню, сидя на руках матери. Девочка обнимала шею Ины своими ручками, положив голову ей на плечо. Невнятно проговорив «Доброе утро», она сонно улыбнулась мне и Каю и соскользнула с рук мамы на стул.

— Джун, скажи, что они похожи, да? Оба хмурые и не желающие меня слушать. — сказала Ина, потрепав дочь по голове.

— А ты слушаешься маму, когда она будит тебя в субботу так рано? — Чудо зевнула.

— Моя мама не... — я попыталась подобрать правильное слово, — не занималась мной так часто. Раньше меня заставляла вставать тетя и отвозила к себе на работу, ей было скучно. А сейчас, — сглотнув, я улыбнулась, — меня будит будильник, а он, поверь мне, хуже мам и тёть.

Иви кивнула и повернулась к Каю, который ставил на стол тарелки.

— Кай, тебя же никто не будил?

— Твой папа. — дикарь хмыкнул. — Каждое утро в пять утра он собирался на пробежку. Гремел посудой и хлопал дверьми так, что я думал, будто он тут целое войско тренирует.

Кай поставил на стол блюдо с омлетом (по крайней мере, я догадывалась, что это он), и мы принялись молча завтракать.
Иви вяло ковырялась в тарелке, а угрюмый дикарь каждые десять секунд проверял свой мобильный.
Наверно, наши с Иной мысли были схожи: она вспоминала своего мужа, а я думала о Еве, которая еще недавно планировала забрать меня к себе в офис, чтобы я помогла с не отсортированной в базе данных документацией. Интересно, кто из ее в большинстве своём гнусных и самовлюбленных коллег продолжил дело Евы? Или все ее труды были бездушно стерты, точно так же, как и сама жизнь невинной женщины?

***
Мне не давали покоя слова Кая о том, что Иви нельзя есть и даже видеть яблоки, но спросить об этом у Ины я не успела (она поспешно собрала дочь, и они уехали на своей серой машине), да и не уверена, что имею право лезть к ней с личными расспросами. Я помню, девушка упоминала, что Иви может понадобиться медицинская помощь, которую они рисковали не получить из-за своего странного и непонятного образа жизни.
Становилось жутко и страшно от мыслей, крутящихся вокруг возможной болезни Чуда. Я надеялась, что нет никакого недуга вовсе, и это просто элементарное беспокойство родителя за своего ребенка — с каждым может что-то произойти, любой может стать заложником таких обстоятельств, когда без доктора не обойтись.

Кай куда-то испарился спустя минут семь после отъезда Ины, бросив мне типичное «Не твори глупостей», перед тем как хлопнуть дверью.

Я взяла то самое яблоко и поднялась в своеобразную библиотеку, потому что исполнять роль сыщика или какого-то шпиона у меня получалось еще хуже, чем быть хорошей дочерью. Вместо секретных диких планов нахожу только собственные детские фотографии.

В моем сознании сюжет книги боролся с размышлениями об утреннем инциденте, я не могла сосредоточиться, отвлекалась, вспоминая смущенное, опечаленное лицо дикаря, неуверенно шутящего и называющего себя придурком, чтобы смягчить Ину. Его опущенные темные глаза со взглядом, бегающим по полу комнаты, сжатые губы напоминали мне поведение провинившегося ребёнка.
Кай открывал и, замявшись, закрывал обратно рот, сомневаясь, подойдут ли слова.
Грозный и суровый молчаливый мужчина, живущий в темном и опасном лесу, дорожил Светлой девушкой, чувствуя вину за свои обидные и глупые слова.

А родители Ины имели представление, где и с кем их дочь? Знали ли они о своей внучке? Может быть, у Белой осталась только мать: так отрешенно и с глубокой печалью она говорила об отце.
Ина училась в Дориансе, значит, ее семья — уважаемые и сверхважные Белые, могла ли она сбежать от них, перевернув свою жизнь? Зачем? Неужели ради любви к тёмному и опасному дикарю, брату Кая? Не верю, что такое бывает, что можно променять блестящее будущее на настоящее в бегах.
Видимо, эта книга скучнее моей нынешней жизни — совсем не занимала.

Потянувшись, я встала и подошла к нижним полкам, на которых аккуратными рядами стояли одни из самых интересных и, наверное, незаконных книг: разговорники, словари европейских, азиатских языков, разные самоучители и учебники.

Черт, я хотела взять какой-нибудь, сесть в уютное кресло и изучать. Нигде я не увижу подобного, никогда не будет такой идеальной возможности как сейчас: в запрещённой библиотеке древних книг в глуши леса. Но я боялась, что это слишком: одно дело знать о том, что существуют другие языки, другое — выучить даже простые бытовые фразы на одном из них. Вы понимаете, что теоретически возможно расчленить человека, но не принимаетесь отрезать кому-то конечности просто из любопытства.
Еще меня напрягало время: хватит ли мне его, чтобы пройти «курс» до конца — я не любитель бросать дело на середине. А просить у дикаря с собой книгу «на память» будет слишком глупо.

Перебирая учебники, я наткнулась на странную вещь: за книгами была спрятана парочка журналов: современных, ярких и непонятно что здесь делающих. Они были прислонены обложками к стенке шкафа, я, уже в тысячный раз поддавшись любопытству, аккуратно вытащила один из них и начала листать с конца, гадая, чьи они.
Неужели дикарь после своих бурных вечеров разглядывает Белых красавиц?
Или это Ина читает о сочетаниях платьев с туфлями? Мне кажется, она сама без проблем могла бы вести такой журнал...

Вообще вся литература Республики выходит только в электронном формате для нолисов — удобных, легких и доступных каждому планшетов, но иногда некоторые издания делают что-то вроде уникальных и эксклюзивных версий своего материала — напечатанных и осязаемых журналов, редких и чертовски дорогих.

Я пролистала журнал, датированный семь лет назад, и, наконец, обратила внимание на обложку.
Черт возьми, та темно-синяя тряпочка больше смахивала на нижнее белье, чем на действительно крошечный «купальник», надетый на белоснежную девушку. Она улыбалась на камеру улыбкой, наверняка вскружившей головы достаточному количеству мужчин, но я знала, что по-настоящему безумно красива та улыбка, которая предназначена её дочери. Волосы девушки были уложены целой командой парикмахеров, но я видела, что небрежный пучок на её голове смотрится ничуть не хуже. Да и в поношенных джинсах Белая выглядит даже лучше, чем практически обнаженной в этих дизайнерских кусочках супермодной ткани.
«Летний показ Инессы Эйрменд».

Я ведь чувствовала, что лицо Ины мне знакомо, что я видела его в своем нормальном, привычном мире.
Естественно.
Как можно было ее не узнать? Как можно не узнать самую знаменитую девушку своей страны?
«Принцесса» Республики — единственная наследница штата Эйрменд, который по многим показателям «обгонял» даже саму столицу, Дорианс. Модель, участвующая в каждом крупном показе, лицо, за которое сражаются самые известные бренды, кумир всех девочек от семи лет и «девушка мечты» многих мальчиков... Помню, Сара просматривала ее выступления несколько раз, пыталась подражать Ине во всем: начиная походкой и заканчивая любимыми цветами, и, хоть я не увлекалась миром моды (какая разница, модная ли рубашка у урода), больше двух раз в неделю я неизменно встречала новости об юной Эйрменд: где она, с кем она, в чем она, почему именно она...
А когда шесть с половиной лет назад ее объявили сначала похищенной, потом пропавшей, а затем и мертвой, моя семья поехала в Эйрменд на похороны, которые транслировались по всем каналам Республики и выглядели больше как очередное шоу, крутящееся вокруг персоны Ины.

И вот, в лесном домике на краю Грейсона эта похороненная знаменитость жертвует мне свою одежду и дает советы по правильному общению с одним диким парнем. Воспитывает ребенка от другого дикого парня, работает в убогой адвокатской конторе, наверняка получая в месяц намного меньше, чем раньше тратила на одну пару обуви.

— А что это? — Кай очень не вовремя появился в дверях библиотеки.

Черт. Черт!
Но журналы ведь не были очень хорошо спрятаны, так? К примеру, под досками пола. Может, они и не спрятаны вовсе, а просто кому-то было удобнее запихать их за книги, а не положить на стол, и я не раскопала ничего секретного.

— Я. — в моей голове гребаный вакуум. — Я не знаю.

Дикарь совсем не выглядел злым и не пытался вышвырнуть меня из дома за «находку». Он сел на диван напротив кресла, куда с ногами забралась я, и протянул руку, сосредоточившись на журнале у меня на коленях. Я отдала его Каю с некоторым вздохом облегчения: создавалось впечатление, что дикарь сам впервые видит его.
Темные глаза расширились, стоило Каю только взглянуть на обложку.

— Дьявол. — он резко посмотрел на меня. — Это же Ина? Ина. А что здесь это, — он немного потряс журналом. — делает?

Мне самой интересно.

— Это твой дом. — напомнила я.

— Откуда ты это взяла?

Я указала на нижнюю полку, где до сих пор точно так же был «спрятан» второй журнал. Дикарь нагнулся к нему и уже практически вытащил, но внезапно замер и оставил на месте.

— Там ведь то же самое, да? — он кивнул сам себе в ответ. — Хватит. Я и так слишком много увидел.

— И ты не знаешь, кто их туда спрятал?

— Догадываюсь. — Кай, улыбаясь, сел на место.

— Ина? — сомневаясь, предположила я.

Кай покачал головой.

— Если она это увидит, то сожжет. Серьезно. Еще и расплачется, лучше не говори ей. Наверное, это Финн так «собирал информацию». — дикарь хрипло и печально рассмеялся, медленно покачивая головой. — Идиот.

Брат Кая следил за Белой? Неужели и ее досье покрывается слоем пыли, спрятанное под скрипучими досками пола?
Правда, чтобы узнать о жизни этой девушки, не нужно шпионить, проводить расследования, строить догадки и теории, можно было просто пару часов посмотреть телевизор или прочитать несколько журналов, один из которых как раз вертел в руках дикарь.

— Ина... она Эйрменд, да? — я терялась в собственных слова. — То есть, это действительно она?

Как же безумно сложилась ее жизнь: из-под света тысячи вспышек фотокамер она попала в темную, спрятанную во мраке семью. И дикие люди: Кай и его брат любили ее, считали своей, не пытались уничтожить дочь Белых Эйрмендов или шантажировать их жизнью Ины.

— Она, но Ина уже давно Леманн. Ты случайно больше ничего интересного не находила?

Он улыбался, не имея ни малейшего понятия, что его вопрос не был шуткой.
Буквально в трёх шагах от того места, где он сейчас сидел, я находила очень и очень интересные документы.

— Книгу древних рецептов. — умолчала, не договорила, не стала рассказывать, фактически солгала ему я. — Чья она?

— Мамы. — было видно, что Кай хотел продолжить: может, рассказать о том, как она готовила, как учила его, как дополняла книгу своими идеями, но его смартфон оказался против: настойчивая вибрация оповещала о звонке.

Встав, дикарь направился в коридор, попутно разговаривая с мужчиной по имени Дин.
Я просматривала несколько местами даже нелепых интервью, которые дала когда-то журналу Ина, когда Кай вернулся.
Побледневший, даже напуганный, он тяжело дышал, заламывая пальцы на руках. В его лихорадочном взгляде читалась паника.

— Я скоро вернусь. — его глаза осматривали комнату. — Или... Дьявол! — он выругался, запустив обе руки в свои черные волосы. — Не знаю.

— Что-то произошло? — не то что бы меня волновали проблемы дикаря, просто он выглядел так, будто ему сказали, что на Землю летит астероид. «Или хуже, — думала я, — с Иви и Иной что-то случилось».

— Да. Там теракт.

Иголки, ледяные иголки пронзили мои нервные окончания, всего три слова выбили из легких воздух. Я наверняка стала бледнее Кая.
Теракт: мертвые, убитые люди, загубленные жизни, уничтоженные мечты, желания и будущее.
Мне было около одиннадцати лет, помню жаркий и ужасный август, когда по всем новостям крутили одно и то же: теракт в штате Петре. Казалось, весь мир остановился и зациклился только на нём: разговоры о кошмаре в Петре, репортажи о взрыве в Петре, кадры из Петре, выжившие, раненые и погибшие в Петре.
Мы с Сарой сидели у телевизора, брошенные улетевшими взрослыми, и как загипнотизированные смотрели очередной выпуск новостей с обновленными омерзительными, бросающими в дрожь цифрами-убийцами: пятьсот семьдесят два погибших, семьсот пятьдесят шесть раненных, что в полтора раза больше тех чисел, о которых говорила ведущая всего два часа назад. Дикие безумцы каким-то невозможным способом установили бомбу на семьдесят третьем этаже небоскреба, и те, кого не задел сам взрыв, были погребены под многотонной конструкцией здания.
Один кадр: лежащая на животе девушка, чьи прекрасные золотые волосы запутались на асфальте, снился мне долгими месяцами подобно кошмару. Она казалась крошечной по сравнению с огромными сваями, которые еще несколько часов назад, упав, переломали каждую вторую косточку ее невинного тела. Золотые волосы были испачканы кровью, та засыхала черными комками, текла отвратительными реками, собиралась в лужи под телами людей, не успевших попрощаться с собственным существованием.
Я переводила взгляд со своих тонких, дрожащих ледяных пальцев на неестественно выгнутые ноги девушки, на ее белоснежные руки в пятнах темной, уже остывшей крови, и обратно вновь и вновь, пока Сара, плача, проклинала меня. Меня, дикое чудовище, виновное в пролившейся крови и раздробленных костях. Она кричала тонким и высоким голосом, вытирала слезы с покрасневших щек, но я не слушала ее: весь мир сузился до собственных, не находящих покоя пальцев, и засохших черных комков в золотых волосах убитой.

Я так хотела зажмуриться, отвернуться и не смотреть, но не могла: чувствовала, что обязана наблюдать все эти разрушения, всю эту смерть, ведь являлась частью монстров. Ответственность за теракт лежала на моих худых, девчачьих плечах; я не могла сделать для этих людей ничего, только не отводить глаза, пока огромное количество спасателей и полицейских искали тех, кто еще мог вздохнуть.

— Где? — прошептала я, представляя сотни мертвых девушек, распластанных по окровавленному асфальту.

А если дома? А если пострадали родители? А если им нужна моя помощь? А если их нет?

— В Нин...

Он еще не договорил, а я уже неслась мимо дикаря в гостиную, к телевизору.
Судорожно переключая каналы, я вспоминала слова отца о том, какой Гаррет Нин слабак. Длинный и сутулый мужчина не имел никакого понятия о том, как управлять штатом. Вечные споры, стоит ли оставлять его во главе Нин или к чертям убрать и «посадить» нормального руководителя, становились рутинными и обыкновенными на заседаниях глав Республики. Серьезной проблемой было отсутствие у Гаррета наследников: мужчина всю свою жизнь провел в убогом одиночестве, и существовал больших размеров геморрой, если главой штата станет человек, не имеющий отношения к семье Нин.

Единственное упоминания Нин я встретила в виде бегущей строки: «Штат Нин: падение цен на недвижимость», и она явно не относилась к совершенному там преступлению против человечества.
Не понимая, я просмотрела еще пару раз каждый канал, наткнулась на несколько выпусков новостей, в которых рассказывали о чем угодно: обновленное ПО для нолисов, подорожание автомобилей, постройка новых медицинских центров, но не о том, что действительно должно волновать каждого гражданина Республики.
Какого черта?

— Это была шутка? — я повернулась к стоящему у лестницы Каю. — Ты так пошутил?

— Конечно, нет. — он раздраженно выдохнул. — Еще нет репортажей. Если они вообще будут.

— А откуда знаешь ты?

— Неважно. Мне нужно ехать.

— Так поезжай. Я ничего не натворю. — и я отвернулась, вновь начав щелкать кнопками пульта.

— Спасибо за разрешение. — Кай фыркнул, подошел к дивану и резко сел — «упал» недалеко от меня. — Я не могу.

Наверное, в ближайшее время Темным людям не стоит высовываться из своих пещер. Черт, да их вообще не должно быть в нормальной жизни.
Я положила между нами бесполезный пульт.

— Почему все молчат? В новостях ничего нет.

Он повернулся ко мне, подперев рукой подбородок.

— Джун, ты же на самом деле не думаешь, что обо всем всегда честно рассказывают СМИ?

— Я понимаю, о мелочах умалчивают. Они и не нужны. Но это теракт — это не мелочи. Сколько раненных? Есть погибшие?

— Я не знаю. — Кай, задумавшись, замолчал. — Такое уже было пару лет назад в Велисе, и никакое телевидение и все подобные не заикнулись.

— Ты в этом участвовал?

Вопрос сам слетел губ.
Естественно, глупо спрашивать о таком напрямую: дикарь мог запросто солгать. Но я не могла сидеть на одном диване с человеком, гадая, насколько он ужасен на самом деле.

— Дьявол, я похож на человека, взорвавшего поезд? — он развел руками.

— Да.

Да, черт возьми. Ты похож на того, кто снится маленьким Белым детям в кошмарах. Ты похож на того, кем пугают непослушных. Ты похож на того, кого в нашем мире следует бояться. Ты не похож на человека.

Я закрыла лицо руками, когда Кай протяжно застонал.

— Ты реально настолько штампованная или придуряешься?

— Реально. — я рассмеялась горьким, непонятным смехом, не отрывая рук от лица. Наверное, он подумал, что я окончательно чокнулась. — То есть, я понимаю, уже понимаю, что одна только Темная внешность не делает тебя чудовищем. Просто... Кай, ты живешь... странно: непонятно где и на какие деньги. Элинер, приемы манипулирования, у тебя даже еда странная. Ты знаешь о теракте, о котором не знает государство...

— Государство знает. — перебил он меня.

— Но, — я махнула рукой в сторону телевизора, — тишина. Они не знают.

— Государство знает. Люди не знают. Это не одно и то же.

— То есть, — сглотнув, я попыталась собрать в кучу свои бредовые мысли, — если верить тебе, то вообще нигде не будет и слова про теракт. А в самом Нин это... это будет не терактом, а каким-то несчастным случаем? Враньем. Так?

— Скорее всего. — он кивнул. — В Велисе это назвали «неисправностью в системе вырабатывания энергии транспортного средства». Я еще не знаю, что произошло в Нин, но ты уже сама поняла: глупо ждать правды от СМИ.

— Иви с Иной в порядке?

— Да, они в Грейсоне. Если бы Ина не ответила на звонок — я бы уже сорвался их искать.

Кай заботился о жене и ребенке своего погибшего брата так открыто и сильно, как относился к своей семье не каждый Белый муж и отец. Не знаю, может быть, так принято у всех дикарей, подобных Каю: живущих в коттеджах, носящих белоснежные рубашки и готовящих вкусные, непонятные омлеты, но мне это было в новинку.
Да и многим обделенным любовью детям интересно слышать о заботе и видеть нежность чужих родителей к своим чадам, потому что потом, лежа без сна в кровати, несчастные могли воображать: каково бы было, если бы у них в семье были мирные, теплые отношения, если бы их так любили.

— Но зачем вообще лгать о таком? Ведь, наоборот, это нападение на Нин еще больше настроит Белых людей против Темных. А это... — я старалась мыслить объективно, складывая в голове паззл ужасающей картины происходящего. — Это одно из основных направлений политики Республики. Зачем прятать преступление?

Кай пожал плечами и потёр переносицу.

— Не знаю. Может, кто-то не хочет признавать свои ошибки и то, что чертовы Темные «мятежники» — не просто кучка неандертальцев?

Судя по его словам, Кай не особо радовался существованию этих восстаний, да и бледность, нервозность, даже страх и паника, написанные у него на лице, когда он говорил о случившемся, не были даже отчасти похожи на восторг и те чувства, которые испытываешь, радуясь за «победу» своего дела. Но может ли такое быть? Могут ли не все с виду чудовища быть настоящими монстрами?

— А ты не часть этих... движений, правильно? — опять же я понимала, что он мог солгать и верить глупо, но мне просто нужно было знать, хотя бы надеяться, что я своим будущим молчанием не уничтожу тысячи невинных жизней.

— Нет. — он покачал головой. — Мой брат когда-то был. И как видишь, его здесь нет. — дикарь тяжело вздохнул и продолжил. — Но он не был гребаным террористом. Единственной его жертвой был я, как у всех старших братьев — младшие. Ты одна в семье?

— Да. Родители боялись. — я смотрела на свои вцепившиеся в замок пальцы. — Вдруг опять родится что-то ненормальное.

Откровенность — смутно знакомое человеку понятие. Не ложь, не вымысел, не умалчивание, а честность и доверие, которые редко кому нужны. В моем мире практически нет близких и тесных связей, которые строятся не на деньгах и собственных желаниях добиться поставленных целей, при этом выстраивая сложную цепочку из маленьких звеньев вранья.
Когда я лишилась Евы, я потеряла единственного человека, который ждал от меня правды и верил моим словам. Сейчас мне не хватало этого: хотелось приготовить ее любимый кофе, сесть за стол и озвучивать те сумасбродные мысли, что не дают покоя по ночам.
Вместо этого сижу бок о бок с уставшим Темным, «обсуждаю» теракт, о котором, может быть, и Ева не узнала бы, политику Республики и собственные семьи.

— Ненормальное — это ублюдки, взрывающие поезда. А ты просто проиграла генетическую лотерею. И даже это спорный момент.

— Проиграла. — повторила я. — Как и ты.

— Не-а. Вы с Иной проиграли, а я победил: родился тем, кем и нужно было. — дикарь практически лег, облокачиваясь на спинку дивана.

— Идеальная Белая девушка выиграла саму генетику. — возразила я.

— А ты спроси у нее. — Кай повернул ко мне голову, я могла рассмотреть синяки под его глазами, так он был близко. — Но если расплачется — успокаиваешь ее тоже ты.

— Она мне расскажет? И про то, как здесь оказалась? Но с чего бы это? Я же просто... свалившийся на твою голову почти труп.

— Ты же выжила, птичка. Думаю, расскажет. Но, — в его уставшем взгляде появилась жестокость, а голос стал холодным, — когда это всё закончится, ты молчишь. У меня нет крутой штуки, стирающей память, поэтому я иду на риск и доверяю тебе. Не надо бежать и рассказывать обо всем, что ты видела, что слышала и с кем говорила. Ты сама от этого пострадаешь.

— Конечно. — качая головой, усмехнулась я. — Найдёшь меня и убьёшь, да?

— Не я. Это сделают те, кому ты расскажешь.