Разлепляю веки с таким трудом, будто их сшили как в тех жутких фильмах, что смотрит Марк. Приветливое лицо Дарины тут же нависает надо мной.

– Не вставай! – она толкает меня обратно на кушетку. – Спать тебе положено ещё.

– Но я не сплю, как видишь, – предпринимаю ещё одну попытку встать, отмахнувшись от девушки.

– Я правда набросилась на старейшину?

Она кивает, пытаясь скрыть улыбку.

Падаю обратно на подушку с тихим стоном.

– Меня теперь отправят в изгнание?

– Не принадлежишь ведь роду ты, значит, и выставить тебя из него нельзя. А входить в долину тем разрешено, кого ущелье впустит.

– И многих оно впустило?

– Только один человек до вас был. Заметила его небось? Безрукий Дарен.

– Странное имя.

– Отрезал кисть себе, дабы от чипа избавиться. И к нам добрался. Ума палата. Придумывать всякие полезности мастер.

Он будет вторым человеком, к которому я пойду. Добьюсь от старейшины ответов, извинюсь, или лучше в обратном порядке, а потом схожу к Дарену.

– Долго я в отключке была?

– Часов этак пять. Напоила тебя отваром Жизнеслава. Говорила, до утра проспишь.

– Жизнеслава... местный врач?

– Целительница. Сказала, что в тебе много дряни.

– А... Да об этом теперь вся долина знает...

– Нет, она ту дрянь разумеёт, которую ты пила.

– Откуда ей известно?

Девушка пожимает плечами:

– Целитель она. Знает – и всё. Поесть тебе нужно.

Не возражаю и следую за Дариной. Нет времени прохлаждаться, восстановлю силы и сразу к Славомыслу.

Когда мы выходим из избы, звуки бурлящей работы во благо молодоженов забивают уши. Девушка что-то говорит, указывая в сторону, но я ничего не слышу из-за перестука молотков, звяканья гвоздей, дребезжания досок и ещё кучи всего, что слилось в один протяжный гул. Слежу за направлением её руки.

В белой рубашке с закатанными рукавами и раскрытым до середины груди воротом, приколачивает перила к ступеням деревянного крыльца Ищейка. Пот каплями стекает с его раскрасневшегося лица. Невредимого лица. Без единой, черт подери, ссадины, без малейшего, будь он неладен, синяка. Но что-то же с ним произошло? Подрываюсь и бегу к нему, но замечаю, как возле него стоит, протягивая кружку, Кристи. Он широко улыбается и берет из её рук пойло. Возвращает чашу, говорит какие-то слова, от которых девушка покрывается густой краской.

– Кухня же там! – восклицаю ни разу не правдоподобно и продолжаю идти к первоначальной цели.

– Ты ведь беспокоилась, вон он, целёхонек – с ним всё в порядке! – кричит мне в ухо Дарина.

– Даже лучше, чем хотелось бы.

– Что?

– Отлично, говорю, готова умереть от счастья! – ору в ответ.

Наедаюсь за десятерых под изумлённым взглядом Дарины. Лопаю сразу восемь штук плоских кругляшков, которые она назвала "блинами". По её совету начинила их сметаной – и получилось весьма недурно. Заедаю их сыром. Запиваю большой кружкой молока, в прикуску ем баранки, обмакнутые в мёд, опять же по совету Дари. Они тоже круглые, но объёмные и с дырочкой. Похоже, у них тут культ этой фигуры.

– Может, остановишься? Тебе подурнеет.

Продолжаю запихивать в себя всё, что лежит на столе.

И тут перед глазами всплывает ухмыляющаяся физиономия Яснозора. Ах, стервец треклятый!

– Ты куда? – только и успевает выкрикнуть вслед Дарина.

Бегу с такой прытью, будто целый бутылёк бурого ускорителя в себя вылила.

Провидец висит на деревянной балке, проходящей под крышей, которую он использует, как турник.

Заслышав мои шаги, подтягивается в последний раз и разжимает пальцы.

– Ты!

– Ну, я, – он отряхивает ладони и неторопливо подходит ко мне.

Сдуваю с лица выбившуюся из хвоста прядь.

– Значит, жив... пока что?

– А разве нет? – пожимает плечами с невинным видом. – В свой час оставит сей бренный мир.

– Сознание, значит, покинуло его?

– Челодлань! – восклицает он, накрыв лоб растопыренной пятёрней и качая головой. – Вишенка, ужели вас не обучают в школах? Егда человек спит, сознание его блуждает в...

Спал.

Он спал.

Стою с минуту в замешательстве, широко раскрыв глаза.

– Ты просто...

Бросаюсь к одарённому, он перехватывает мои руки и крепко держит за запястья.

– Не беленись, Вишенка, мне было скучно.

Хочу дотянуться до наглого лица в попытке выцарапать его золотисто–карие глаза, в которых, потешаясь надо мной, пляшут черти, но он уклоняется.

– Ты успела поклонником обзавестись, Бинди? Шустро.

Сердце бухнуло в пятки, пробило их насквозь и полетело дальше через земную кору.

Ясновидец оборачивается:

– О, ещё один обитатель градов, где улицы именами убийц названы. По поводу Вишенки – экзотична деваха, да слишком костлява. Не для моих ягодок поле.

Изо всех сил пихаю Яснозора плечом, он отшатывается в сторону и смеётся.

Не поднимая глаз, стремительно прохожу мимо Выявителя к выходу.

Значит, пока смерч беспокойства сносил к чертям собачьим мой здравый смысл, этот мерзкий спал! А проснувшись, как ни в чем не бывало вырядился в рубаху и пошёл флиртовать с прекрасноликой Кристи!

А я при всех с кулаками напала на старейшину...

Иду, опустив голову так низко, как только можно, и прикрываю лицо ладонью. Как будто это изменит тот факт, что в своих чиносах и косухе мне ни при какой погоде не затеряться в долине белорубаших сарафановых девиц.

Передо мной возникает Дарина.

– Мне поведали о твоём молодце. Долгую беседу вели они со Славомыслом в библиотеке. А оттуда его почивать отправили. Жизнеслава напоила его отваром. Не кручинься. У тебя был ... как его... этот... у ваших часто бывает... стресс! Способ верный ведаю, как избавиться от дум ненужных – труд! Пойдём, займём тебя.

Упираюсь ногами, и девушка останавливается, недоуменно уставившись на меня.

– Мне стыдно! Не хочу никому на глаза попадаться.

– Толочанки в избе работают, пойдём, им поможем. Они свадебные караваи пекут.

Буквально тащит меня за собой, и я сдаюсь.

– Ты не знаешь, где Тим?

– Его взяли в поле, с засевом помогати.

Хоть с ним не придётся объясняться.

Веледара снова царствует на кухне, и по её лицу видно, что нашему появлению рады. Ещё бы. Они готовят на всю долину.

Передо мной – огромная гора бледной мягкой массы, из которой я должна – подглядывая за движениями стоящей рядом Дарины – слепить пирог.

Сковородки обмазываем маслом, укладываем туда тесто, которое у соседки гладкое и безупречно круглое, у меня же – рыхлое и бугристое.

– Это будет самый уродливый каравай в истории...

Дарина смеётся.

– Украсим, не тужи.

Раскатываем небольшой комок мучной массы: у Дарины выходит тонкий овальный пласт, у меня – непонятная клякса. Вырезаем кружочки, ромбики, делаем на них надрезы, и когда принимаемся укладывать все это на пирог, получаются – невероятно – цветы, какая-то дивная птица, разнообразные узоры... Даю волю воображению и пытаюсь сделать свой каравай не менее нарядным, чем у подруги.

– А ты способная!

И эта похвала из уст Веледары окрыляет меня так, что я тут же берусь за следующий пирог.

Кухня опустела, на столах, укрытые салфетками, ароматно пахнущие медового цвета свадебные угощения.

Мы провели весь остаток дня на кухне. Дверь из неё ведёт во дворик, где в ряд стоят глиняные печи, в которых и пеклись караваи. Это не спасло, мы будто горели в огне вместе с тестом. Когда все женщины, участвовавшие в приготовлении, ушли мыться в "баню", я вызвалась остаться и прибраться, а Дарина жертвенно поддержала меня.

– На улице тихо. Все разошлись по хатам.

– Отлично, – мямлю устало.

Дарина зевает.

– Пойти помыться надо.

– Ага, – вяло киваю и встаю вслед за ней.

Разумеется, я не ожидала увидеть привычную ванну, но, когда мы, обёрнутые в одни лишь полотенца, зашли в помещение, где в углу стоит глиняная печь, вроде тех, в которых мы пекли пироги, но поменьше, уложенная сверху камнями, и всего одна деревянная скамья – я удивлённо взглянула на Дарену.

– А где мыться?

Дальше творилось и вовсе невообразимое. Девушка выплескивает ведро воды на камни, и маленькая комната наполняется густым белым паром.

Она берет в руки какой-то древний иссохший букет и принимается лупить меня по плечам и спине. Подпрыгиваю и пытаюсь уклоняться с выкриками: "Я больше не буду бить старейшину, ай, честное слово!" – а она только пуще веселится.

Вроде совсем не похожа на извращенку, но замашки у этой с виду милой блондинки самые что ни на есть садистские.

Вдоволь насмеявшись, она просит и её поколотить.

Пожимаю плечами, на которых живого места не осталось, и выполняю её просьбу.

Садистка в довершение пытки обливает меня ведром ледяной воды. Визжу так, что наверняка это слышит каждый отшельник.

Если выберусь отсюда живой, задушу веснушчатую ведьму голыми руками.

Но уже когда мы одеваемся в предбаннике, я чувствую себя так хорошо, будто все мои тревоги смыло той самой ледяной водой.

Сегодня я – гостья в доме Дарины. Кристи, как сообщила мне подруга, приглашена к своей новой рыжеволосой знакомой.

Чувство абсолютного отсутствия страха, когда идёшь по тёмным улицам, прекрасно. Если бы наши мегаполисные бездельники занимали свои руки, то дергать ими в клабах у них не было бы сил. И никто не шлялся бы ночами, где ни попадя.

У Дарины два младших брата и старшая сестра, которая уже замужем. Четыре ребёнка! Мои родители с двумя детьми считаются многодетными, что бы у нас сказали о её семье? Ясное дело. Дефектные.

На подоконнике в комнате девушки обнаруживаем сложенный в маленький квадрат лист бумаги. Раскрыв его, Дарина заливается румянцем.

Забыв о такте, заглядываю через её плечо – лист исписан синими чернилами.

Ненароком читаю первые слова:

"Даринушка, душа моя!"

Немедленно отхожу. Неловко, будто подсмотрела постыдную сцену.

Душа моя... Как же красиво звучит.

Когда девушка прочла послание, сложила бумагу в квадратик и убрала в широкий карман своего сарафана, я спросила, от кого оно.

– Радогор, – опустив веки, едва уловимо прошептала она.

Будто его имя – нечто сокровенное...

– Твой бойфренд? – так же тихо спросила я.

И тут же, осознав свою глупость, пояснила значение слова. Она замотала головой. Здесь нет никаких "мой парень, твоя девушка", все знают друг друга с самого детства, и когда приходит время создавать свою семью, юноша отправляет "сватов" в дом девушки, которая ему "люба". И при положительном ответе родителей он становится её женихом. Но Радогор пока не присылал никого, только прощупывает почву.

– Напишешь ответ?

– Опосля свадьбы.

С мыслями о том, как бы мне хотелось получить письмо, написанное чернилами, от человека, чьё имя не решаюсь произнести, я заснула.

***

Проснувшись, обнаружила пропажу своей одежды. В огромной бесформенной рубахе до пят, которую мне одолжила Дарина для сна, рыскала по комнате. Под обеими кроватями, под матрацами, под деревянным столиком, на деревянном стуле, в деревянном комоде – нигде.

– Постирала я их. Вот.

Откуда-то появившаяся Дарина протягивает мне сложенные вещи.

Рубаха с тесьмой – одна штука.

Сарафан зелёный с расшитым подолом – одна штука.

Юбка – одна штука.

– Ты хочешь, чтобы я это надела?

– Выделяться не хотела ты – раз. Твоя одежда высохнет к концу дня, а то и завтра – два.

Когда мы вышли в общую залу, где я познакомилась с младшими братьями Дарины и её матерью, я чувствовала себя так нелепо, что и не помню, что говорила им.

На улице толпы народу, сегодня никто не работает в поле. Деревья украшены лентами, столы ломятся от угощений, дети беспорядочно носятся с сахарными леденцами на длинных палках в руках.

Не вижу ни одного из братьев по мерзкому духу. Зато где-то у дальней сосны стоит Тим в компании молодых девушек и ребят.

Девушки затягивают песню:

Златокудрая девица

Лик прикрой фатою белой

И покинь отцовий терем

Без печали.

Молодца покой отныне

Тебе вверен небесами.

По завету добрых предков

Вас венчаем.

Выходит невеста. Та самая девушка, облачённая в сарафан, расшитый красным. На её голове сооружение из еловых веток с красными цветами, сложёнными из лент. Её сопровождает свита из девушек.

Им навстречу шествует жених, по правую его руку ступает старейшина.

Славомысл соединяет руки молодых.

Свадьба... сведение двух душ вместе.

У нас же – союз, который без особых церемоний регистрируется в базе данных. Со–юз. Обоюдное пользование?

– Сберегите в сердцах сокровенное: не убий!

Запоминаю только последние слова Славомысла, чтобы позже выяснить их значение у Дарины.

Новоиспеченные муж и жена держатся за руки, тут же к ним цепляются все остальные молодые, стоящие рядом – и вереницей шагают под новую песню. Последний в шеренге цепляет Дарину, она с готовностью встаёт и присоединяется к хороводу. И хватает меня.

Не получается сопротивиться. И прервать цепочку нельзя. Кого бы... Кристи! Только теперь замечаю, что она тоже переоделась. На ней синий сарафан. Волосы затянуты в высокий хвост и перехвачены синей лентой. И хоть кругом самые разные девушки, она выделяется среди всех своей особенной красотой. Даже в этом деревенском наряде. Взять за руку отшельника, который меня ненавидит, или её? Цепляю дефектную и тащу за собой.

Она выхватывает из толпы Мерзкого. Я и не подозревала, что он здесь. Восьмёрками, затем по кругу, снова восьмерки, завихрушки. Где-то в конце цепочки мелькает Тим, рядом с ним Крис. Позже, сцепившись в кольцо, мы водим хоровод, а молодосуженные танцуют в его центре: держатся за руки и неспешно кружатся, затем отходят, вышагивают друг против друга, снова берутся за руки.

Вдруг все начинают выстраиваться попарно и соединяют руки домиком.

– Излюбленная моя забава! Ручеёк! – восклицает Дарина.

Мы становимся с ней, как и все, и держим наши сцепленные руки так высоко, как можем. Прямо за мной стоит Ищейка. Чувствую его затылком.

Держит за руку Кристи.

Дёрнуло же меня её в хоровод взять.

С завязанными глазами проходит вода – юноша, чей нос с горбинкой придаёт ему некую суровость. Он шагает неспешно, будто следуя какому-то правилу. Рука Дарины так крепко сжимает мою, что приходится дёрнуть её, чтобы обратить её внимание на себя. Безуспешно. Щеки подруги вдруг стали красными. Она не отрывает взгляда от парня.

– Радогор? – шепчу я, ущипнув её за палец.

Она наконец переводит взгляд на меня и смущённо кивает.

Тем временем юноша приближается. Он движется осторожно, боясь кого-то задеть. Вот он прямо перед нами.

Его рука тянется к Дарине, и он нащупывает её косу.

Прихлопываю в ладони от радости, совершенно не понимая, что это значит.

А значит это, что теперь моё место в стройном строю ручейка занимает довольный голубоглазый ухажёр моей подруги. Она тоже светится от счастья. Их руки сплетаются и поднимаются вверх.

А я становлюсь водой.

Меня здесь не жалуют.

Если раньше персоной нон грата был провидец Яснозор, то теперь это я – неуравновешенная ситизенка из ненавистного им мегаполиса, напавшая на их старейшину.

Иду быстрым шагом, чтобы поскорее покончить с этим. Чувствую, как нижняя юбка сползает с меня. Она была мне велика, и мы просто завязали её на моей талии шнурком. Наступаю на подол и поскальзываюсь.

Чьи-то руки удерживают меня. Стягиваю повязку с глаз.

Кристи принимает её из моих рук и идёт в начало ручейка.

Я становлюсь в пару с Выявителем.

Чувствую, как потеет ладонь.

– Расслабься, – шепчет он, повернув голову ко мне.

– Выспался? – шиплю язвительно.

Он улыбается одними глазами.

Кристи идёт, вытянув руки вперёд.

Где-то в задних рядах стоит Тим.

– Упала, - шепчет выявитель, склонив голову ко мне.

Не понимаю, о чем он.

– Юбка, говорю, упала.

С ужасом смотрю вниз: действительно, чертова нижняя юбка скучилась у моих ног. Осторожно вышагиваю из неё, сгребаю в охапку и мигом выхожу из игры.

Если кто-то увидел это... Очередная порция позора! Я только и делаю, что порочу доброе имя своей бабушки, которую тут все знают и почитают.

Перехожу на бег.

Хорошо, что отвоевала у Дарины право обуть свои ботинки.

Добегаю до озера и бреду по берегу.

Слышу позади хруст веток.

– Давно ты преследуешь меня?

– С комнаты "Дополнительного допроса".

Выдыхаю и останавливаюсь. Дурацкая юбка все ещё в руке, и я с досадой швыряю её на ближайший куст.

– Слышал, ты поколотила старейшину. Испереживалась?

Щеки горят. И наверняка уже сделались цветом солнца, которое вот–вот скроется за горизонтом.

– Признай, что и дня без меня прожить не можешь, Бинди. Только не стоит больше голодать.

Задушу Яснозора, как только доберусь до него.

Подходит и поправляет мне перевернувшуюся лямку сарафана.

– Тебе идёт.

Это наряд идёт мне так же, как зауженные брюки Кеви – Славомыслу.

Поднимаю глаза и ищу во взгляде Мерзкого насмешку – но её нет.

– Вот ты где? Там самое интересное началось. Пойдём.

Голос появившегося словно из ниоткуда Тима застаёт врасплох.

Он ждёт, и я отрываю взгляд от синих глаз и иду к нему.

– Эл, – начинает Тим, когда мы отходим. – Ты ведь ненавидела Выявителей!

– Я и сейчас, – сглатываю ком, – ненавижу.