— Барби, — нахожу взглядом девушку, сидящую за одним из столиков в кафе на пятой авеню и машущую мне, улыбаясь ей, двигаюсь мимо посетителей.

— Привет, — Брук радостно тянется к моей щеке и целует её.

— Отлично выглядишь, не считая этих бинтов. Ужасно. Когда я узнала, то сразу же позвонила тебе, а ты не ответила. Сэймур сказал, что тебе выплатили денежную компенсацию, и сейчас ты находишься на больничном, — тараторит она, садясь обратно на стул, а я снимаю тёплую жилетку и вешаю её на свободный стул.

— Я была не готова говорить, прости. Всё произошло слишком быстро, и я даже не поняла, как это случилось. Мало того, я провела в больнице пять дней и только после этого смогла вернуться в Нью-Йорк, так ещё и стыдно за то, что со мной это случилось. Послезавтра пойду на осмотр, и, надеюсь, что бинты снимут. Я уже устала ходить в спортивном костюме. Да и нормально помыться тоже очень хочется. Как ты себя чувствуешь? — Спрашиваю её пробегаясь взглядом по меню, и заказываю круассан с сыром и горячий чай.

— Токсикоз с утра до ночи. Мне прописали кучу витаминов, и я сдаю анализы чуть ли не каждый день. Хотя бы подготовка к свадьбе меня отвлекает. Скоро получишь приглашение. У нас будет скромная свадьба в кругу друзей и близких. Сейчас мы подыскиваем дом, чтобы обставить его и подготовить к появлению малыша, — делится она, отчего я улыбаюсь.

— А как ты? Уже запланировала свои полёты после больничного? — Интересуется Брук, отламывая кусочек морковного торта.

— Я...всё сложно. Мне кажется, я потеряла подругу. Нечаянно узнала, что она солгала мне и теперь летает на моём месте, да ещё и на звонки не отвечает. Занесла меня в чёрный список и, помимо этого, после случая с дебоширами на рейсе она подала рапорт о нарушении устава, что ещё хуже сказалось на моём положении. Я пока нахожусь в подвешенном состоянии, не зная, как это принять правильно, — горько приподнимаю уголок губ.

Мне сложно переживать подобное. Два дня я мучаюсь и не нахожу себе места. Скан копия заявления Конни пришёл на мою рабочую почту ещё вчера, и это буквально разорвало всю ту слабую веру, что ещё была во мне. Подобное просто выбило почву из-под ног. Я ещё не отошла от прихода Дэвида, так теперь и это. Больно. Одиноко. Чудовищно невыносимо снова чувствовать, как меня предают.

— Ох, Барби, такое было и будет. Зависть, она есть везде. И если ты достигла определённого уровня, то сбавлять обороты нельзя. Друзья, они лишь появляются с годами и проверяются ситуациями, и они будут меняться, как и мы. Ведь наши интересы и развитие не стоят на месте. Тот, кто был интересен пару месяцев назад, становится далёким, потому что всё, чему они могли тебя научить, ты уже взяла. И теперь ты должна двигаться дальше, чтобы познавать мир, — Брук потирает моё плечо. Киваю ей и глубоко вздыхаю.

— Да я, вообще, не планировала заводить друзей. Они мне не нужны, но всё же неприятно и обидно.

— Конечно, неприятно и обидно, но на этом жизнь не заканчивается, и именно это должно послужить толчком к тому, чтобы доказать, что тебя рано списали со счетов. Ты об этом хотела поговорить? — Отпивает чай Брук.

— Ты же не просто так позвонила мне и предложила встретиться, Барби. Ты что-то от меня хочешь, — произносит Брук. Я потупляю взгляд, когда она легко разгадывает мои планы.

— Не волнуйся, меня это не обижает. Я рада немного проветриться и поболтать с тобой, как и помочь тебе. Что ты хочешь? — Смеётся Брук.

— Хочу знать больше о Дэвиде Харбоу, — выпаливаю я. Смех девушки обрывается, и она удивлённо приподнимает брови.

— О Дэвиде Харбоу? — Переспрашивает она.

— Да. Кто он такой? Сколько ему лет? Откуда он? С кем общается? С кем спал? С кем, вообще, встречается?

— Так-так, Барби, неужели, ты запала на нашего грубияна?

— Нет, я не запала на него. Но я хочу знать его тайны. Дэвид точно что-то скрывает, может быть, он бывший заключённый или же в его жизни было что-то ещё более ужасное. Он постоянно говорит о том, что убьёт. И это пугает. Помимо этого, он странный, до безумия странный. Именно Дэвид поставил меня на частный рейс, хотя знал, что я не приветствую проституцию в любом виде. Да и, вообще, я хочу быть уверена в том, что он не позволит себе лишнего. Порой мне кажется, что он, действительно, готов меня убить, — быстро шепчу я.

— Вау, какие познания о Дэвиде. Вы что, встречаетесь в нерабочее время?

— Мы...нет...иногда. Я не знаю, — жмурюсь и отклоняюсь на спинку стула, пожимая плечами.

— Не знаю, но я не намереваюсь быть с ним или что-то в этом духе. Я просто хочу обезопасить себя от него и того, что он может выкинуть в следующийй раз, когда мы снова будем вместе в рейсе. Я...не знаю, но не могу перестать думать о том, что он скрывает, — глубоко вздыхаю и перевожу на Брук растерянный взгляд.

— Если ты хочешь, чтобы я выложила тебе информацию о Дэвиде, то я тоже желаю знать больше. Что случилось помимо ожога и драки в баре?

— Оу, ты в курсе об этом? — Удивляюсь я.

— В курсе, потому что Дэвид влетел на нашу вечеринку и начал выговаривать Сэймуру о том, какое безобразное место он выбрал, и что тебя чуть не изнасиловали. К тому же костяшки его пальцев были немного стёрты, да и вид был, как будто он готов всех придушить. А потом он, как обычно, резко сменил тему, поздравил нас, сообщил мне о том, что я опухла и выгляжу ужасно, схватил плащ, который ты забыла, и исчез, — делится Брук.

Вот чёрт.

— Так что происходит между вами, Барби?

— Ничего. Правда, ничего. Клянусь, что я ничего не делала. Он тогда чуть не порвал моё платье, потому что ему длина, видите ли, не понравилась. Затем врезал Кристоферу и доставил меня домой. Он знает точно, где я живу. Потом привёз плащ, а затем...всё так сложно. Он то приходит, то просто разворачивается и уходит без ответов на мои вопросы, хлопая дверью. Я не знаю, что происходит, и хочу это понять. Он мыл мне волосы, грубил, рычал, шипел, да ещё и отскакивал от меня, как от заражённой чумой. А иногда вдруг выдаёт, что я нравлюсь ему, и целует в лоб, словно умеет чувствовать. Не знаю я, Брук, правда, ни черта не знаю, и это меня сильно пугает. Я запуталась, — замолкаю, когда приносят мой заказ, и киваю официанту.

Брук задумчиво мешает ложкой чай, добавив в него сахар, пока я жду хоть какой-то помощи.

— Не слышала никогда, чтобы Дэвид говорил о том, что ему кто-то нравится. Он, вообще, мало говорит и обычно это указание на недостатки или же его недовольство нашей работой. Да ещё, чтобы он вёл себя так, как ты рассказываешь, это для меня шокирующая информация, — медленно произносит она.

— Почему он так меня ненавидит? Он сказал мне это в лицо последний раз, когда пришёл. И я уверена, что именно он прислал мне скан копию заявления Конни о нарушении мной устава, чтобы добить меня и вынудить уйти из компании.

— Ненавидит? Это вряд ли, Барби. Ты права, Дэвид очень странный. Он держится особняком, не заводит отношения на работе. Никогда. Это для него под запретом, что делает его очень привлекательным в глазах многих наших девушек. В большинстве случаев он груб, но его умение принимать верные решения и избегать критических ситуаций восхитительно. Он управляет самолётами лучше, чем мой жених. Это он тогда принял решение снизить высоту полёта и обойти грозу снизу, а не сбоку, как обычно это бывает. Я бы даже сказала, что он гениален в каких-то вопросах. Но чтобы он ненавидел тебя, это ложь.

— Но он сам это сказал. Он ненавидит и меня, и то, как выгляжу, и каждый раз указывает на то, какая я безалаберная девица, которая мозолит ему глаза, — вставляю немного обиженно, пытаясь сделать глоток чая, а это довольно сложно из-за бинтов.

— У тебя были отношения, Барби? Серьёзные отношения или же мужчины, которые ухаживали за тобой? — Интересуется Брук.

— Хм, нет. В восемнадцать было трое парней, но с ними я...нет, не хочу отношений с мужчинами, избегаю их. У меня с этим огромные проблемы, — тихо признаюсь я.

— Дело дрянь, Барби. Я тебе сочувствую, потому что, по всем твоим словам, да и собственным заключениям, делаю вывод, что Дэвид Харбоу запал на тебя. Он ломает себя и пытается продолжать всё держать под своим контролем, как и обычно, но его тянет к тебе, раз уж он приехал, чтобы помыть тебе голову. Не каждый мужчина готов привезти лекарства, а, чтобы сорваться и примчаться только из-за грязной головы, это абсолютно нехарактерный для него поступок.

— Это вряд ли, Брук. Он просто хочет извести меня и добиться увольнения, а я уже всерьёз об этом задумываюсь. Меня везде прижимают, последнее время одни проблемы и выговоры, я не могу так больше. Да ещё и Дэвид со своими правилами и предупреждениями. Это выматывает. Я в тупике.

— Ему тридцать два года. Появился в нашей компании семь лет назад и сразу же начал работать на международных перелётах, а затем его стали запрашивать на частные. Он возглавляет первую строчку рейтинга в заказах, но при этом постоянно выбирает себе место второго пилота, совмещая свою должность со штурманом. Он не был замечен ни с одной стюардессой или же с кем-то из компании. О его личной жизни ничего не известно, как и о прошлом. Никто не знает, где он родился, и кто его родители. Он никогда не обсуждает своё прошлое, как и место, где живёт. Даже Сэймур понятия не имеет об этом, хотя они вместе с того дня, как Дэвид появился у нас. Но я предполагаю, что раньше он тоже где-то работал и ему пришлось уволиться, чтобы перейти в нашу авиакомпанию. Другого объяснения тому, что его так оценили сразу же, у меня нет. И вряд ли он психически нездоров. Он, как и любой пилот, раз в квартал проходит полный медицинский осмотр. Да и бывших заключённых к нам не берут. Это всё, что я знаю об этом мужчине.

— Негусто, — замечаю я.

— Увы, Дэвид даже на праздниках компании находится не больше получаса, а затем уходит, порой вовсе пропускает подобные мероприятия. Вероятно, он женат или был женат. Он носил кольцо на правой руке, а там носят кольца только вдовцы. Он пришёл с ним, через год снял.

— То есть, ты думаешь, что его жена умерла, и это сделало его замкнутым, резким и таким грубым? — Уточняю я.

— Точно не знаю, но с ним явно что-то произошло, раз он так себя ведёт и даже не улыбается. Я ни разу не видела его улыбки, даже при награждениях на праздниках. У нас каждый год в декабре проходит награждение лучших сотрудников. Так вот, он постоянно получает эти статуэтки и денежный подарок. Но лично он принимал это только в первый год, а во все остальные, услышав своё имя, разворачивался и уходил. Вот просто демонстративно фыркал. И никогда не улыбался. Ни разу. Это говорит о многом. Дэвид не испытывает больше эмоций, запрещает себе это делать, потому что когда-то кто-то ему причинил сильную боль, с которой он до сих пор не справился, — пожимает плечами Брук.

— И это точно женщина, — делаю я вывод.

— Надеюсь, что так.

— Почему надеешься? — Изумляюсь я.

— Потому что это поправимо, но довольно сложно. Если раны касаются сердечных дел, то их может залатать только женщина, и никак не кто-то другой. А если это нечто иное, более обширное, то там уже требуется огромная работа, но она тебе не нужна, Барби. У тебя достаточно своих ран.

— Я и не собиралась...

— Ты именно это и сделаешь, — перебивая меня, Брук печально усмехается. — Ты не спрашиваешь о людях, если не переживаешь о них. Ты из тех, кто предпочитает жить в коконе. Вы с Дэвидом похожи, в этом я окончательно убедилась. У вас есть собственные страхи, и вы не можете отпустить прошлое, что и не даёт вам сейчас увидеть всё другими глазами. Вероятно, даже то, что вы и есть лекарство друг для друга, но, к сожалению, лекарство бывает убийственным. Мы, женщины, если влюбляемся, то отдаём всё, что у нас есть. Мы отдаём всю себя, а когда наши чувства топчут, то это навсегда убивает. И обычно, очень сложно выходить из подобного состояния, оно губительно. Дэвид Харбоу для тебя губителен, Барби. Не ищи себе приключений, они не оправдают себя.

— С чего ты взяла, что я влюблена в него? Это глупость, Брук. Я лишь пытаюсь разобраться с тем, что мне ожидать от него, и только. Я уже устала от его постоянных и неожиданных появлений и нравоучений. И никакие лекарства мне не нужны, я сама могу со всем справиться, а он моя проблема, которую я желаю решить, — возмущённо фыркаю и насильно заставляю себя, преодолевая неприятное давление в руках, схватить круассан и откусить от него кусок.

— Что ты знаешь о влюблённости, Барби?

— Ничего, и не хочу ничего знать, — отрезаю я.

— Лучше тебе именно в этом быть подготовленной, а не в том, как встретить в следующий раз Дэвида.

— О-о-о, прекрати. Мне это не нравится. Это меня раздражает, и твои слова тоже меня раздражают.

— Об этом я и говорю. Ты даже начала его фразочками пользоваться. Глядишь, в следующий раз скажешь мне о том, как непрезентабельно я выгляжу, — смеётся Брук, а я мрачнею ещё больше.

— Не обижайся, Барби, но я считаю, что вы могли бы с ним построить отношения, если бы всё не было так... — она взмахивает рукой, ища подходящее описание.

— Дерьмово, — подсказываю я ей.

— Хуже. Ты хотела только об этом узнать или же готова немного прогуляться со мной? — Интересуется Брук, подзывая официанта.

— Второе. Не прочь немного пройтись и развеяться, — киваю ей, хотя на самом деле я бы с удовольствием поехала домой, но не хочу, чтобы Брук думала обо мне плохо.

Мы расплачиваемся, и я бросаю печальный взгляд на свой чай. Мне так и не удалось его выпить. Я, вообще, могу только из трубочки пить, да и еда Дэвида, которую он принёс, закончилась. Хотя и её я ела враскорячку, так как приборы не могу держать нормально.

— Думаешь о нём, да?

Поворачиваюсь к Брук, когда мы идём к Центральному парку.

— Нет.

Девушка скептически поднимает бровь.

— Ладно, да. Не могу ничего с собой поделать, и это меня бесит. Как будто у меня других проблем нет, ещё и доступ к просмотру всех рейсов мне закрыли, особенно международных, — тяжело вздыхаю я и опускаю голову вниз.

— Хочешь попасть на один перелёт с ним?

— Хочу, но понятия не имею, стоит ли это делать, вообще. Если честно, то сейчас я полностью разбита, Брук. У меня нет ничего, что заставило бы меня двигаться дальше. От поступка Конни меня до сих пор коробит, и принять это не могу, — признаюсь я.

— Научись отпускать тех, кто тебе не нужен. Если они позволяют вытирать о тебя ноги, понижая твою самооценку, то гони их к чёртовой матери. А таких будет много. Когда я начинала, тоже удивлялась тому, как жестоки могут быть люди, когда ты расположена к ним всей душой. Это убивало меня. А потом я обзавелась кожей потолще и шла напролом. Иначе ничего не добиться.

— А если это очень близкие люди? Как забыть о них? Как не думать о них?

— Никак. Они навсегда останутся в тебе и их поступки тоже. Моя мать всегда была против того, чтобы я заводила отношения на работе. Отец нас бросил из-за очередной хорошенькой стюардессы, что и послужило причиной её виденья моего выбора. Она даже сейчас говорит мне, чтобы я немедленно сделала аборт и даже не думала выходить замуж за Сэймура. Но меня не волнует то, что она считает. Это моя жизнь, и никто не вправе указывать мне, кого любить, а кого ненавидеть. И не факт, что у меня будет так же, как у неё. Она причинила мне сильную боль на днях, оскорбив моего мужчину, которая притупилась, как только Сэймур вернулся домой и обнял меня. Я знаю, что всё у нас будет хорошо, и это моя цель, ради которой я готова отказаться даже от семьи.

— И ты, правда, не чувствуешь того, что тебе не хватает мамы или отца?

— Нет, не чувствую. Я давно уже выросла и поняла, что даже семья отходит на второй план, когда ты создаёшь что-то новое или же начинаешь новый полёт. Они всегда будут, но не такими необходимыми, как раньше. У каждого своя жизнь, и это надо понять. Мы не всегда будем привязаны к родительскому дому, когда-нибудь приходит время двигаться одной.

— Но это решение мы должны принять сами, — печально замечаю я.

— Не всегда. Порой обстоятельства таковы, что вынуждают тебя уйти. И именно это меняет тебя, помогая многое понять и оценить, а что-то напрочь выбросить из своей жизни. Судьба она всегда точно знает, что нам нужно, и не стоит идти против неё, будет только хуже. Я это знаю по собственному опыту.

Мы замолкаем, продолжая гулять по парку. Я обдумываю её слова, и мне кажется, что я проникаюсь ими. Эта девушка, неожиданно ставшая для меня новым витком в жизни, латает раны, нанесённые Конни. Я в этой жизни только и делаю, что теряю, но ничего не приобретаю. Оглядываясь назад, корю себя за многие ошибки, ищу в себе недостатки и нахожу их, стараясь изменить себя ещё и ещё. Но, может быть, пришло и моё время начать делать то, что я хочу, а не то, что меня заставляют. Сделать свой выбор.

— Ты можешь мне помочь, Брук? — Останавливаясь, спрашиваю её.

— Смотря в чём, — улыбается она.

— Я хочу попасть на один рейс с Дэвидом. Я хочу летать на международных и вырваться из повторяющихся будней внутренних перелётов. Там больше для меня нет места.

— Ты уверена, что, действительно, хочешь видеть его? — Уточняет уже серьёзно Брук.

— Да. Хочу. Я хочу узнать, что послужило причиной изменений Дэвида, и решить свою проблему. Вероятно, именно эта цель, за которую я сейчас хватаюсь, не даст мне погибнуть внутри от боли и одиночества. Я хочу выжить, Брук. Я хочу просто жить, перестав думать о том, что больше мне не принадлежит. Я хочу парить и желаю, чтобы это была гроза. Я хочу трудностей и расти благодаря им. Я хочу, наконец-то, найти для себя людей, которые никогда меня не предадут. Я хочу верить им.

— Это хорошее решение, Барби, только не потеряй голову при яркой и пугающей грозе, которая тебя ждёт. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Подключу Сэймура, — девушка потирает моё плечо, и я улыбаюсь ей.

— Спасибо тебе...за всё спасибо, Брук, — шепчу я, надеясь, что в этот раз мне повезёт, и она станет для меня большим, чем просто знакомая. Она мне нравится, и я чувствую себя с ней живой. Я чувствую себя нужной.