Темнота сгущалась вокруг, словно живая ткань, сжимая мою грудь. Я сидела на холодном полу, спиной к стене, пытаясь ухватить ртом воздух, который, казалось, становился все тоньше и тоньше. Сердце колотилось так громко, что я слышала его в висках, а в ушах звенело, как будто кто-то бил в набат. Страх, липкий и всепоглощающий, обволакивал меня, как паутина. Я начала задыхаться, словно невидимые руки сжимали мою горло. Паническая атака. Это было невыносимо.

И вдруг... голос. Глухой, но отчетливый, он пробился сквозь толщу железной двери, отделявшей мою камеру от соседней.

— Ты не одна, — произнес он, и его слова, как ни странно, звучали почти утешительно. — Я здесь. Дыши. Просто дыши.

Я замерла, пытаясь понять, реально ли это. Голос был спокойным, почти ласковым, но в нем чувствовалась какая-то странная сила.

— Кто... кто ты? — выдохнула я, едва слышно.

— Неважно, кто я, — ответил он. — Важно, что ты не одна. Дыши со мной. Вдох... и выдох. Вдох... и выдох.

Я невольно последовала его указаниям, пытаясь синхронизировать свое дыхание с его голосом. Постепенно, шаг за шагом, страх начал отступать, как волна, уходящая обратно в океан.

— Вот так, — продолжал он. — Ты сильнее, чем думаешь. Страх — это всего лишь иллюзия. Он не может тебя сломать, если ты не позволишь.

Я закрыла глаза, чувствуя, как воздух снова наполняет мои легкие. Голос за дверью звучал как якорь, который удерживал меня на плаву в этом море тьмы.

— Спасибо, — прошептала я, когда дыхание наконец выровнялось.

— Не благодари, — ответил он. — Мы все здесь друг для друга. Просто помни: ты не одна.

И в этот момент, несмотря на холод камеры и мрак, окружавший меня, я почувствовала что-то, чего давно не ощущала — надежду.

Сначала его голос казался спасением, якорем в этом море хаоса. Но чем дольше он говорил, тем сильнее во мне росло странное, тревожное чувство. Его слова были спокойными, почти убаюкивающими, но в них начала проскальзывать какая-то... неестественность. Слишком уж идеально он подбирал фразы, слишком уж точно знал, что сказать, чтобы я успокоилась.

Я прижалась спиной к стене, стараясь не шуметь, но сердце снова начало биться чаще.

— Ты все еще здесь? — спросил он, и его голос теперь звучал как-то... настороженно.

— Да, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

— Ты боишься меня, — произнес он, и это было не вопрос, а утверждение. В его тоне появилась какая-то странная нотка, почти как... удовлетворение.

— Нет, — соврала я, но мои ладони стали влажными, а в горле снова появился комок.

Он засмеялся. Тихий, низкий смешок, который словно скользнул по моей коже, оставляя за собой мурашки.

— Не бойся, — сказал он, и теперь его голос звучал как-то... сладко. Слишком сладко. — Я ведь только хочу помочь. Ты же знаешь, как это здесь бывает. Одиночество, страх... Но я могу сделать так, что ты больше никогда не будешь одна.

Его слова, которые раньше казались утешением, теперь звучали как угроза. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Я... мне нужно время подумать, — прошептала я, стараясь звучать как можно спокойнее.

— Конечно, — ответил он, и в его голосе снова появилась эта странная, липкая сладость. — У тебя есть время. Но помни, я всегда здесь. Всегда.

Я закрыла глаза, стараясь не думать о том, что он мог иметь в виду. Но его слова, как эхо, повторялись в моей голове: *Всегда здесь. Всегда.*

И в этот момент я поняла, что, возможно, этот голос — не спасение. Возможно, это просто другая ловушка.

***

Дни сливались в одно бесконечное, серое полотно. Я сидела на холодном полу, спиной к стене, и смотрела в пустоту. Время здесь текло странно: то растягивалось, как резина, то пролетало мгновенно, оставляя после себя лишь смутные воспоминания.

Меня кормили. Каждый день в маленькое окошко двери просовывали металлический поднос с чем-то, что лишь отдаленно напоминало еду. Серые комки, липкая каша, иногда — кусок хлеба, который был больше похож на камень. Я ела, потому что надо было выжить, но вкус... его не было. Только пустота, как и во всем вокруг.

Иногда я слышала шаги за дверью. Они останавливались, и я замирала, ожидая, что вот-вот дверь откроется, и кто-то войдет. Но никто не приходил. Только поднос, только шаги, только тишина.

Голос из соседней камеры больше не разговаривал со мной. Иногда я слышала, как он бормочет что-то себе под нос, но слова были неразборчивы, словно он говорил на каком-то другом языке. Это было... странно. Но я не решалась заговорить с ним снова. После того, как он сказал, что всегда будет здесь, я начала бояться его еще больше.

Я начала терять счет дням. Может, прошла неделя? Месяц? Я не знала. Закрытые стены, отсутствие окон, только тусклый свет лампы на потолке, который никогда не гас. Иногда я ловила себя на том, что разговариваю сама с собой. Сначала это пугало, но потом стало привычкой.

— Ты сходишь с ума, — шептала я себе, обнимая колени. — Ты сходишь с ума, и никто не придет тебя спасти.

Но даже в этом безумии я цеплялась за что-то. За надежду, что однажды дверь откроется, и я увижу не поднос с едой, а чье-то лицо. Человеческое лицо.

Но пока что я была одна. Совершенно одна.

***

Несколько часов шли мучительно долго, будто я находилась там вечность. Мне было одиноко, но я, не переставала обдумывать происходящее. Мне нужно поговорить с кем-то, кто сможет объяснить мне, что делать и как выбраться отсюда. Я не должна была попасть в это ужасное место. Врач точно должен знать больше, чем известно мне и остальным здесь. Он разъяснит и поможет. Когда же мне дадут поговорить с кем-то?

Уже знакомое звучание вдруг пробило тишину. Парень заговорил внезапно, как всегда, но на этот раз его голос звучал... иначе. Раньше он был спокойным, почти утешительным, но теперь в нем появилась какая-то резкость, как будто он едва сдерживал раздражение.

— Ты все еще здесь, — произнес он, и это было не вопрос, а скорее констатация факта. Его тон был холодным, отстраненным.

Я не ответила сразу. Что-то в его голосе заставило меня насторожиться. Я прижалась к стене, стараясь не шуметь, но сердце уже начало биться чаще.

— Я здесь, — наконец прошептала я, стараясь звучать как можно спокойнее.

Он засмеялся. Короткий, сухой смешок, который звучал почти как издевка.

— Ты думаешь, что сможешь просто сидеть здесь вечно? — спросил он, и его голос стал резче, почти злым. — Ты думаешь, что кто-то придет и спасет тебя?

Я сжала кулаки, чувствуя, как страх снова начинает подкрадываться ко мне.

— Я не знаю, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Ты наивна, — сказал он, и теперь его слова звучали как удар. — Никто не придет. Никто. Ты здесь одна, и ты всегда будешь одна.

Его слова, как нож, вонзились в меня. Я закрыла глаза, стараясь не думать о том, что он, возможно, прав.

— Почему ты так говоришь? — прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к глазам.

Он помолчал, и в тишине я услышала, как он тяжело дышит.

— Потому что это правда, — наконец ответил он, и его голос снова стал холодным, как лед. — И чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

Я не знала, что сказать. Его слова, его тон... все это было так далеко от того, что я слышала раньше. Что-то в нем изменилось. Или, может быть, это я изменилась?

— Я не хочу быть одна, — прошептала я, чувствуя, как слезы начинают катиться по щекам.

Он снова засмеялся, но на этот раз его смех звучал почти... грустно.

— Никто не хочет, — сказал он. — Но это не имеет значения. Ты здесь, и ты никуда не денешься.

И в этот момент я поняла, что, возможно, он был прав. Возможно, я действительно никуда не денусь. Но даже в этой мысли была какая-то странная, горькая правда, которая заставляла меня держаться.

Я осталась сидеть на полу, прижавшись к стене, и слушала, как его дыхание за дверью становится все тише, пока он не замолчал совсем.

Вдруг послышались шаги. Сердце колотилось так громко, что я слышала его в висках. Санитар остановился у двери, как обычно, просунул поднос с едой через решётку. Его лицо было безразличным, пустым, как будто он видел перед собой не человека, а просто ещё один предмет в этой бесконечной череде обязанностей. Но в этот раз я не могла молчать. Не могла просто взять поднос и отойти. Я собрала всю свою смелость, всю оставшуюся силу, и в тот момент, когда он протянул руку, я схватила его за запястье.

— Пожалуйста, — прошептала я, глядя ему в глаза. — Помогите мне.

Он замер. Его взгляд, до этого пустой, вдруг стал... другим. Он не выглядел удивлённым или раздражённым. Напротив, в его глазах появилось что-то холодное, расчётливое. Он медленно повернул голову, посмотрел на меня, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Ты хочешь помощи? — спросил он, и его голос звучал... странно. Слишком спокойно, слишком тихо.

Я кивнула, всё ещё держа его за руку, но теперь мне уже хотелось отпустить. Что-то в его тоне, в его взгляде заставило меня почувствовать себя маленькой, беззащитной. Он медленно высвободил свою руку из моей хватки, и я отпрянула назад, к стене. Он достал ключи из кармана, и я услышала, как металл звякнул в его руках.

— Хорошо, — сказал он, вставляя ключ в замок. — Я помогу.

Дверь открылась с громким скрипом, и он вошёл. Его шаги были медленными, размеренными, как будто он наслаждался каждым моментом. Я прижалась к стене, чувствуя, как страх снова охватывает меня.

— Что... что ты собираешься делать? — прошептала я, стараясь звучать твёрдо, но голос предательски дрожал.

Он остановился в паре шагов от меня, скрестив руки на груди. Его лицо было непроницаемым, но в глазах читалось что-то... пугающее.

— Ты просила помощи, — сказал он. — Вот я и здесь.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Его слова звучали как угроза, замаскированная под обещание.

— Я... я просто хочу выйти отсюда, — прошептала я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.

Он наклонился немного вперёд, его лицо оказалось совсем близко к моему.

— Ты не выйдешь отсюда, — произнёс он тихо, почти шёпотом. — Никто не выходит. Я помог тебе? Или ты хочешь чего-то большего?

Его слова, как нож, вонзились в меня. Я почувствовала, как воздух снова становится густым, как будто я снова начинаю задыхаться.

— Пожалуйста, — прошептала я, чувствуя, как слёзы начинают катиться по щекам.

Он выпрямился, посмотрел на меня ещё несколько секунд, а затем развернулся и вышел, захлопнув дверь за собой. Звук замка, щёлкнувшего на месте, прозвучал как приговор.

Я осталась сидеть на полу, дрожа и стараясь не думать о том, что только что произошло. Его слова, его взгляд... всё это было как предупреждение. И я поняла, что, возможно, здесь нет спасения. Возможно, здесь есть только тьма.

Но даже в этой тьме я продолжала цепляться за надежду. Надежду, что однажды всё изменится. Надежду, что я смогу выбраться отсюда.

— Как тебя зовут? — Внезапно вырвалось из моих уст. Я обращалась к парню из камеры напротив.