— У нас мало времени! Не стойте, как идиоты! Бегите к порталу! — прокричал незнакомец в красном плаще.

Мое тело не шевелилось. Оно само превратилось в ледяную статую. Сейчас я понимала Энима. Иногда смерть — единственный путь к свободе. Я стояла, но мой разум уже сиганул в пропасть. Острые скалы приближались стремительно. Все почти так же, как в легенде про эдельвейс, только не так красиво, не так романтично.

Реальность была уродливой.

Незнакомец подхватил тело Аргеса, и с его головы свалился капюшон, являя на всеобщее обозрение длинные молочно-белые волосы, заплетенные в косу.

— Даерина?! — опешил Бумфис.

— Нет времени! Его нужно отнести в портал! Времени нет!

На этих словах она понесла тело в сторону обрыва. А я продолжала смотреть, как его голова безжизненно болтается от каждого ее шага, а мертвые глаза будто пронизывают меня. Ему не стоило надевать белый фрак. Белый — цвет смерти, цвет глаз покойника.

За ними тянулась дорожка смерти. Будто загипнотизированная, я следовала по ней. Шаг за шагом, будто наступая на ржавые лезвия, я несла свое тело к пропасти. Чьи-то руки обвились вокруг меня, чей-то голос что-то кричал, будто пытался что-то донести. Кто-то тащил меня вглубь леса, подальше от пропасти.

— Я должна, ты не понимаешь... он ведь ждет меня там, внизу.

Не знаю, проговорила ли я это вслух, или же только мысленно, но схватившего меня человека это не переубедило. Этот человек был зол, как раненый зверь. Он ревел и что-то кричал про какой-то экран. Наверное, он тоже кого-то потерял. Все кого-то теряют. Наверное, во мне был установлен лимит на потери. С последней я потеряла себя. Больше терять было нечего.

Меня бросили на землю, как ненужную вещь, продолжая что-то яростно кричать. Но я не видела и не слышала. Меня больше не было. Будто никогда и не существовало.

А что, если всего этого нет, и я просто сплю? Или лежу дома с горячкой из-за воспаления легких, потому что искупнулась в ледяном озере на спор?

— Где этот сучий экран? Она должна была его взять с собой!

— Анаит, ты слышишь меня?

Кажется, меня так зовут. А кого это «меня»? Кто я? И что это за голос? Такой бархатный и вязкий, словно само спокойствие говорило этим голосом. Словно в этом голосе таилась мудрость сотен долгожителей.

— Нашел! Люция, приведи ее в чувство!

— Девочка моя, бедная девочка. Ты сломалась, так что прости меня за это.

Резкая острая боль во всю щеку отдала звоном в голове и гулом в ушах. В глазах появилась противная рябь, в тело напоминало одну большую рану. Из глотки вырвался стон.

— Давай, девочка, приходи в себя. Ты можешь. Ты все можешь. Не отдавайся темноте, она погубит тебя.

Пускай губит. Она теплая и мягкая. Она укутывает меня в свой саван, прячет от уродливого мира. Она дарит забвение.

Очередная вспышка боли вырвала из меня ругательство. Назойливая рябь постепенно проходила, и размазанное темное пятно, которое я считала самой тьмой приобретало очертания. У тьмы были янтарные глаза с вертикальными зрачками.

— Я почти закончил, — выпалил Бумфис, сосредотачивая свое внимание на квадратном предмете.

— Тайр Инн. Ты ведь не зря носишь это имя. Ты помнишь, что оно значит?

— Луч ведущий, — едва ворочая языком, произнесла я. Голова кружилась, а во рту пересохло.

— Ты ведешь остальных, так выведи и себя.

— Мне больше некого вести. Темнота выиграла. Я бесполезна.

— Это оно... это оно!

Люция оглянулась на Бумфиса. Он, словно одержимый, всматривался в кусок стекла. По его лицу струились капли пота и терялись в зарослях бороды. Бывший альфа напряженно что-то выискивал, поворачивая экран под разными ракурсами и направляя в разные стороны, пока не нашел то, что искал.

— Это они... — выдохнул он взволнованно.

— Дай ей. Ей это нужнее.

Бывший глава присел напротив и посмотрел на меня внимательным взглядом. В нем читалось все: и страх, и боль, и отчаяние. И надежда. В синих глазах была надежда. Мне хотелось что-то ему сказать, но сил абсолютно не было, а язык превратился в кусок наждачной бумаги.

— Смотри, — сказал он и протянул мне приспособление.

Мой взгляд бездумно скользил по рамке, пока не заметил нечто. Две фигуры — одна в белом, а другая в красном. Пурпурный песок и розовые волны, что омывали тело лежащего, пробудили внутри давно забытые воспоминания.

— Это ведь...

— Седьмая плотность. Это Лиарда. Смотри внимательней. Он там, Анаит.

Аргес. Даже мысленно произносить это было больно.

Я прикипела взглядом к экрану. К тому самому, который Зорин показывала Аргесу в Империи. Сомнений не было. Тягучее марево исчезло, отрезвив разум. Но чувства начинали вытекать через край. Я поняла. Что снова плачу только тогда, когда с подбородка слетела капля и разбилась об экран.

— Пожалуйста...

Даерина держала его за руку и смотрела куда-то вдаль. Он не двигался и не подавал признаков жизни.

— Прошу... пожалуйста...

Из пурпурного леса вышли двое. Мужчина и женщина. Кажется, я видела их раньше.

— Тинай... и Су, — с неким трепетом в голосе проговорила Люция.

Даерина что-то кричала им, но услышать этого было нельзя. А как же хотелось! Я бы все отдала, чтобы сейчас оказаться там, с ними. Чтобы держать его за руку, даже если она будет холодна, как лед.

Тинай подбежал к Аргесу и опустился около него на колени. Выудив какой-то пузырек из кармана, ученый вытащил пробку зубами. Свободной рукой приоткрыл Аргесу рот и влил содержимое этого пузырька.

— Прошу, — одними губами проговорила я.

Тянулись томительные мгновения. Жизнь во мне рождалась и погибала сотни раз за это время. Казалось, что еще один миг, и я взорвусь, рассыпавшись на миллиарды частиц. Слезы струились ручьями, плакала Люция, плакал Бумфис, но мы, словно загипнотизированные смотрели на безжизненное тело Аргеса.

Моя любовь пройдет сквозь века. Сквозь пространство и время. Моя любовь будет жить во мне до последнего дыхания, которое толь ты и сможешь у меня забрать. Я никогда не смогу сказать прощай.

Его тело содрогнулось, будто в агонии. Мышцы натянулись, почти прорывая кожу. А потом он обмяк, снова повалившись на песок.

Веки Аргеса дрогнули.

Пронзительный взгляд ученого заставил зашевелиться волосы на затылке. Этот человек смотрел на нас сквозь пространство и время, сквозь вселенные и миры. Он смотрел на нас, только чтобы передать беззвучное: «Он жив».