Кабинет на самом верху центральной башни. Сколько здесь всего произошло, происходит и еще произойдет. Этот кабинет — олицетворение переменчивости человеческой натуры. Впервые я познакомилась с ним будучи напуганным упрямым ребенком. Затем приходила сюда, как уверенная в себе бета Тинаана. Ночевала здесь, будучи любимой женщиной. И вот я вновь стою перед неприступной дубовой дверью с серебряной ручкой. Но в этот раз я похожа на кучку осколков, которые держатся вместе. Вопреки или же благодаря желанию вселенной — с этим я еще не разобралась до конца.

Возможно, если бы не ладонь брата, так сильно стискивающая мою собственную, то ситуация была бы более плачевной.

— Кто все эти люди? Что мы здесь будем делать?

Я не ответила, а постучала, больно отбивая костяшки. Дверь, спустя мгновение, отворилась и первый, с кем я столкнулась взглядом, был отец. Его глаза расширились, а на лице заиграло облегчение. Но затем его внимание перешло на моего маленького спутника.

— Руп...

— Э-э-э... Добрый день, — смущенно поздоровался мальчик, прячась у меня за спиной.

— Мы должны рассказать ему, — попросила я Бумфиса.

Он сидел за столом. Так же, как и в первый мой визит сюда. Это место принадлежало ему слишком долго, чтобы просто отпустить. Аргес был достойной заменой на посту правителя, но он не был альфой, который расщепил свою душу и вложил ее в каждый камень, в каждое дерево, в каждый квадратный сантиметр этого места. Бумфис и был этим местом. Сейчас я видела это, как никогда ясно.

— Присаживайся, малыш. Сейчас мы тебе кое-что расскажем, — велел бывший альфа.

Папа пододвинул стул, но Рупу нужно было молчаливое одобрение. Я крепче сжала его ладонь, а затем отпустила, слегка подтолкнув.

— Это место называется Тинаан. Когда-то давно его построил мой отец, который был ученым. Его звали Тинай. Я был талитанцем, как и ты, поэтому в моей жизни тоже случился день призыва. Я женился, и в браке у меня родилась дочь по имени Наина.

Руп нахмурился, пытаясь сопоставить факты.

— Но ведь... Мою бабушку звали Наина, разве так бывает? Я никогда не слышал, чтобы у кого-то были одинаковые имена.

Но Бумфис не ответил, а лишь приподнял свои густые брови, внимательно смотря на мальчика. Дважды два в его голове никак не хотело складываться в нужную сумму.

— Руп, Бумфис приходится нам прадедом.

Глаза брата округлились настолько, насколько это возможно, чтобы не выпасть из орбит.

— Но это невозможно! Я видел фото бабушки, и она была старой. Ей было восемьдесят девять лет, когда она умерла! Тебе тогда должно быть сто лет, а люди столько не живут!

— Ты прав отчасти. Простые люди столько не живут, но я не совсем простой человек. И мне уже сто семьдесят два года.

— Ничего себе! Невозможно!

Эта новость явно шокировала мелкого больше, чем тот факт, что бывший глава приходится нам прадедом.

— Анаит... Анаит сказала мне, что...

— Что она тебе сказала?

Руп втянул голову в плечи и уставился в пол, пытаясь спрятать взгляд. Складывалось впечатление, что он боялся произносить это вслух. Словно был уверен, что скажет глупость, за которую его пристыдят или накажут.

— Что папа жив. Я просто подумал, что раз...

Бэрт подошел к брату и присел рядом, вглядываясь ему в глаза. По его щеке скатилась слеза, а губы подрагивали. Но Руп его не узнавал и смотрел настороженно.

— Если бы к тебе подошел незнакомый мужчина и заявил, что он твой отец, что бы ты на это сказал?

— Я бы сказал, что он больной на голову, и велел бы ему проваливать.

— А у твоего отца есть какие-нибудь отличительные черты?

Руп кивнул.

— У него нет левой руки. Дикие псы откусили ее, когда я был еще маленьким. А еще он не в себе и не разговаривает после того случая.

Железный привкус крови заставил меня встрепенуться — я настолько сильно переживала за реакцию брата, что искусала сама себя. Бумфис молчал и не вмешивался.

— А что, если это мужчина скажет, что твой отец никогда не был болен, а притворялся для того, чтобы защитить твою сестру и тебя?

— Защитить от чего? — вскинув одну бровь, спросил Руп.

Бэрт не ответил, а подкатил рукав. Сняв «кожаный футляр» со своей бионической руки, продемонстрировал это чудо техники озадаченному мальчику.

— От Империи, которая бы убила нас за то, что мы потомки Тиная. Тиная Баера.

Аренруп не сводил взгляда с бионической руки. Работа мысли слишком явно транслировалась на его лице, и догадка давно вертелась в подсознании, но была слишком невероятной, чтобы принять ее и озвучить.

— Погодите...

— Это папа, Руп. Это он. Поверь мне.

— Папа...?

Отец больше не смог себя сдерживать, и крупные слезы покатились по его лицу. Его голо дрожал, как листва на ветру:

— Да, сынок. Это я.

В грудях жгло, из глаз текло, а во рту стоял мерзкий привкус гемоглобина. Но эти чувства были настолько приятными, что с ними не хотелось расставаться. Наконец-то в моей жизни произошло что-то хорошее за столь длительный период мрака. Самые близкие мне люди были здесь, рядом. Воссоединение утерянных, казалось, душ, случилось. Здесь и сейчас в душе маленького мальчика родилась вера в чудеса.

— Никогда еще на одном квадратном метре не находилось столько Баеров одновременно. Как бы не началась катастрофа, — насмешливо хмыкнул Бумфис.

Семья. Это слово обрело очертания и объем. Обрело смысл. Настоящая семья.

Но Бумфис не смел бы носить свое имя, если бы не испортил момент.

— Не хочется вас прерывать, но у нас есть дела гораздо важнее. И если мы их не решим, то у вас не будет времени, чтобы провести его вместе.

Папа с большой неохотой оторвался от Рупа и, подтащив себе второй стул, сел в него.

— У меня есть план, — с могильной мрачностью заявил Бумфис.

— Какой?

— Ты в нем не участвуешь, так что нет смысла о нем говорить. И, Тиная ради, Анаит, не пререкайся.

У меня не было на эти силы. Все, чего я хотела, это чтобы вся эта вакханалия побыстрее закончилась. Хотелось забиться в самый дальний угол и уснуть самым глубоким, беспробудным сном. Реальность была слишком уродливой и калечила меня, терзала, как голодный зверь.

— Что произошло в Белой Империи?

Об этом было слишком тяжело говорить. Этот разговор требовал мужества, которое испарилось в тот же момент, как я осталась в одиночестве на холодном полу.

— Аргес... он принял ее сторону.

— Ее?

— Зорин. Зорин Нэмеси.

Повисла пауза. Папа понятия не имел, кто такая Зорин Нэмеси, но вот Бумфис прекрасно знал это имя.

— Громом меня разрази! Ну конечно! Как я до этого не догадался? Зверское наследство ублюдка Энима. Никто больше не может быть настолько же больным. Кровь от крови.

— Она действительно больна, Бумфис. Больна сильнее, чем Эним.

Папа не вмешивался, а только хмуро блуждал взглядом между нами.

— Что она наплела Аргесу?

Судорожный вздох прорвался наружу помимо воли. Что она наплела? Ничего такого, чего бы он не говорил сам, не делал сам, и во что бы сам не верил.

— Он потомок Эр-ха Ноира. Единственный выживший экземпляр. Хотела приготовить Лиарду для него, для его правления. Внера — ее дочь. И она должна была просто привести Аргеса к ней. Но Венара наломала дров из-за чего погибло столько людей. Из-за чего погибла Анфис.

— А что стало с Зейном? Где он?

— Я не знаю. Я не видела его, но Зорин сказала, что он «не мертв».

Очевидно, это натолкнуло Бумфиса на какую-то мысль, потому что он помрачнел пуще прежнего.

— Ты сказала, что она больна. Как именно?

— Я не знаю, что это. Но у нее случился припадок. Прибежали герэнды и вкололи ей какое-то лекарство.

Лично мне это не объясняло ровным счетом ничего, но я забывала, что Бумфис был сыном самого Тиная и что он был в Империи. Наверное, на своем веку повидал он немало.

— Ее мозг пожирает сам себя. Эним был носителем патогена, но, когда произошел тот случай, болезнь проснулась. Шанс, что его ребенку передастся та же болезнь был почти стопроцентный, но шанс того, что болезнь у нее проснется или мутирует практически нулевой. Но учитывая, что он потерял способность к обработке даже простейшей информации и использовал в этих целях Зорин — он сам спровоцировал это. Пробудил болезнь в ней. Зейн был ученым, не уступающим Тинаю. Количество нейронных связей у таких людей превышает количество этих связей у простых людей. Поскольку ее мозг пожирает сам себя, то ей нужны нейроны извне.

— Эта дамочка что, жрет мозг этого Зейна?! — воскликнул Руп.

— Можно и так сказать. Зейн, конечно, не был святым человеком, но точно не заслужил такой участи.

— Вот это да!

Бумфис поднялся из-за стола и принялся мерить комнату, делая по три шага. От стены к стене. Я впервые видела, чтобы он расхаживал во время обсуждения планов.

— Технически, это действительно может быть ее целью. Ты не думал, что, возможно, мы ищем смысл там, где его нет? Возможно, все это просто недоразумение? — предположил папа.

— Чушь собачья! Я живу не первый год, чтобы верить в подобное! Да и тебе ли оправдывать Империю? Мало потерял? — рявкнул раздраженный Бумфис.

— Неужели у тебя на все всегда один выход?

— Ты думаешь, я хочу этого? Говоришь так, будто есть иной выбор. Ты осознаешь, что я сотни детей оставлю без отцов, а может вообще сиротами? Осознаешь, на что мне приходится подписывать своих людей? Осознаешь, насколько тяжело принимать это решение? Конечно нет. Ведь всегда проще обвинить меня в дрянном характере и вспыльчивости, — бросил бывший глава.

Он был в отчаянии, как и все. А ведь правда: задумывался ли кто-то хоть раз, насколько тяжелая на нем ответственность? Задумывался ли кто-то хоть раз о том, что он носит за плечами мешок с камнями из погибших людей?

Вот и я никогда не задумывалась об этом. И, честно признаться, не хотела бы оказаться в его шкуре. Потому что давно бы уже сломалась.

Мы молчали, Бумфис думал, продолжая мерить комнату. Найти выход нужно было очень быстро, что заставляло его ходить еще быстрее.

— Мы будем готовы. Настолько, насколько это возможно. Я выставлю стражей по центральной дороге с Талитану. Будут дежурить попарно, каждые три километра. Когда они заявятся, мы будем знать заранее. Эту пигалицу нельзя пускать к порталу, будь я проклят. Она разрушит любой мир, в который бы не ступила ее нога. Я не для этого прожил столько лет в вечных поисках, чтобы просто отдать выход к спасению для моего народа.

— Только не разочаруйся, — немного отстраненно произнесла я.

Бумфис от неожиданности и удивления остановился на полу пути к стене и напряженно посмотрел на меня.

— О чем ты говоришь.

— О нем. Он никогда не скрывал своих идей, и всегда говорил о них открыто. Мы сами виноваты, что искажали его слова и слышали то, что хотели слышать. Он не виноват в том, что мы были слепы.

— Я знал, что мелкий щенок однажды сойдет с нашего пути, как только ему пообещают воплотить в жизнь его идеи. Во мне не осталось чувств, чтобы разочаровываться. Еще больше. Я натерпелся его выходок по горло. Это нужно прекратить раз и навсегда.

— Даже ценой его жизни?

— Даже этим, если потребуется.

Заслужить доверие тяжело. Но как же просто его разрушить! Достаточно одного слова, одного действия, одного взмаха руки.

Люди слишком привыкли ко злу. Люди слишком им пропитались, чтобы уметь прощать проступки. Даже, если это собственный сын. Даже если он невиновен, а просто имел смелость пойти своей дорогой.

Я зажмурилась и попыталась провалиться сквозь землю. Но земля не разверзлась. Очевидно, у нее были на меня планы. Только я слишком устала сражаться.

Пускай придут герэнды, пускай придет Зорин. Пускай под ногами образуется бездна. Только бы все это побыстрее закончилось.