***

Караван из белых трейлеров ждал нас у выезда из Империи. Ноги передвигали тело автоматически, словно на искусственном поддержании, но мысли были очень далеко отсюда. Я будто наблюдала за процессом со стороны. Поток герэндов подхватил меня, как ветер подхватывает легкую пушинку, и понес в нужном ему направлении. У меня не было шанса на сопротивление, не было возможности выбрать свою дорогу. У меня больше не было сил и желания этого делать.

Все исчезло в ровно в тот момент, когда Аргес ушел, оставив меня одну.

Общие ощущения были паршивыми: кружилась голова, дрожали от слабости конечности, трудно было дышать и невероятно сильно хотелось пить. Духота Неоленда давила на грудь, как могильная плита, только усугубляя обстановку. В какой-то миг весь мир погрузился во тьму, но резкий толчок в плечо вернул меня в реальность. Благо, идти пришлось недалеко.

Я ввалилась в первую открытую дверь и возрадовалась полутьме, царившей внутри. Прикрыв глаза, прислонила болезную голову к стене и попыталась раствориться в реальности. Время вновь утратило форму и превратилось в нечто растянутое, бесформенное. В нечто, что никогда не существовало. Но в нынешних реалиях меня это вполне устраивало. Единственное осязаемое, что грохотало в сознании, были странные цифры: восемь, четыре, три.

Что это должно значить? Какой-то шифр? Код? К чему? Это точно не ключ запуска портала. И почему я должна это передать именно Ахнару, а не Бумфису?

— Что это с ней? — непонятно откуда прозвучал голос.

Я нахмурилась, потому что голос был детский. Голос моего подсознания точно таким не был. Но я была настолько погружена в свою собственную темноту, что не хотела думать о странных детях, которые зачем-то засели у меня в голове.

— Не знаю. Может, ее накачали чем-то или напоили. Но она, вроде не из империи.

— Тс-с. Молчите. Вас нет. Не мешайте мне, — шикнула я на назойливые голоса, которых оказалось уже двое.

Где-то в левом углу черепной коробки что-то зашуршало, но голоса, благо, заткнулись. А спустя мгновение в нос ударил резкий, но такой аппетитный запах ветчины.

— Эй! Руп, сколько можно есть?

— А что? Я голодный.

— Аренруп, помой сначала руки...

На некоторое время повисла долгожданная тишина. А затем кто-то ударил меня по щеке. Голова зазвенела болью. Густая тьма испуганно спряталась в самой дальней комнате моего подсознания, возвращая меня в реальный мир.

— Какого... — проворчала я, едва отлепив пересохший язык от неба.

Но стоило только моему взгляду сфокусироваться на лице наглеца, что посмел влепить мне пощечину, как что-то внутри екнуло. Это был он. Точно был он, совершенно не изменившийся, разве немного похудевший и с растрепанными волосами.

— Кто ты такая и откуда знаешь меня? — требовательно спросил мальчик.

— Руп, это я, Анаит.

Искра удивления резво пробежалась по детскому лицу, но тут же сменилась недоверием. Да, малыш, мы все через это прошли, и я тебя не виню.

Что с тобой сделали, маленький шкодник? Люди этого мира заставили тебя повзрослеть слишком быстро. Ты не должен сейчас находится здесь и смотреть на меня недоверчиво, даже враждебно.

— Твоя любимая игра «Семь паладинов» и играешь ты исключительно огненным. Ты любишь пончики с малиной, но не любишь с черникой, потому что не можешь отчистить язык, и друзья над тобой смеются, называя «синеротиком». Мама подарила тебе щенка на день рождения, ты назвал его Камешком, хотя сам не знаешь, почему.

— Ана... ты не можешь быть моей сестрой! Моя сестра сбежала! И, скорее всего, мертва уже!

Руп отодвинулся от меня. Ясность взгляда возвращалась постепенно, и я заметила еще нескольких детей примерно того же возраста, что и мой брат.

— Послушай, ты должен мне верить! Меня зовут Анаит Баер, я твоя старшая сестра. Моей лучшей подругой в Талитане была Мелида. Мы часто подкупали тебя конфетами, чтобы ты не говорил маме о моих побегах. Я использовала Камешка для того, чтобы он лежал под одеялом и двигался, имитируя меня. Но в последний раз, утром перед приездом герэндов, мама поймала меня.

Руп прервал меня на полуслове.

— Покажи шрам, — потребовал мальчик.

Пальцы по привычке потянулись к плечу, но наткнулись лишь на гладкую кожу. Лиарда отмечает человека отсутствием следов. Руп мне никогда не поверит.

— Его вылечили. Таким же способом, как изменили мои волосы и глаза.

— Не ври мне! Ты не моя сестра!

Мы никогда с ним не были близки, и это было обоюдным. Мне так казалось, по крайней мере. Мы с Рупом были слишком разными, и дело тут даже не в солидной разнице в возрасте.

На что я собственно рассчитывала? Ребенок, который практически в одночасье лишился всего не станет верить первой встречной незнакомке, которая даже близко не похожа на его сестру. Сестру, которой никогда не было до него дела. Открытая рана на душе жгла по-особому сильно, будто кто-то с усердием тер ее наждачной бумагой.

И снова обстоятельства ткнули меня носом в собственную ничтожность. Во рту стало горько, а желудок произвел отвратительную голодную трель. Более жалкой мне никогда не стать. Слезы, которые, казалось, были исчерпаны, вновь крупным градом покатились по щекам.

— Руп, это правда я. Это я... поверь, прошу...

Помимо нас в трейлере находилось еще две девочки и три мальчика. Они молчали и робко жались друг к другу, забившись в самый дальний угол.

— Ты все врешь! Ты одна из этих! Ты не моя сестра!

В момент, когда я уже почти сдалась в попытке убедить его, подсознание сжалилось надо мною и подкинуло одно воспоминание. Факт, который знали только трое человек: я, Руп и папа.

— Ты любил читать с папой цветочный атлас. Не читать, извини, рассматривать картинки. Читать ты не любил никогда. Именно этот атлас ты постоянно пихал папе в руки и рассказывал, что заведешь себе такой же сад, когда вырастешь и у тебя будет свой дом.

Аренруп смотрел на меня хмуро. Детский мозг не способен генерировать слишком сложных схем. Детство — это та пора, когда мир вокруг максимально простой, и в нем есть место только для двух цветов. Дети умеют быстро прощать, чего взрослые делать не умеют. Дети склонны верить в чудо даже в самых безвыходных ситуациях.

— Откуда ты это знаешь? — недоверчиво спросил он.

— Потому что я стащила эту книгу у целителя Ахнара.

Руп все еще с некой опаской, приблизился ко мне, напряженно вглядываясь в лицо. Его брови пребывали в постоянном движении, транслируя всю палитру эмоций. Я улыбнулась, украдкой смахивая слезы.

— У меня есть еще кое-что для тебя.

— Что? — вновь насторожился брат.

Я поманила его пальцем, призывая подставить ухо для секрета. Любопытство взяло верх, и я прошептала:

— Папа жив. Он ждет нас в Тинаане.

— Что с нами будет? Куда мы едем? Ты знаешь? — пискляво поинтересовался кто-то из дальнего угла трейлера.

— Мы едем к вашим родителям. Все будет хорошо, я обещаю.

— Как ты можешь это обещать? Герэнды разбили мой дом! Моя бабушка умерла из-за них! — в отчаянии крикнула девочка с тоненькими светлыми косичками.

Мне было больно. Даже еще больнее и, казалось, этой градации нет предела. Я никак не могла повлиять на весь тот клубок зла, что запутался еще задолго до рождения этих детей. Все мы были заложниками обстоятельств, на которые никак не могли на них повлиять. Но на меня ложилась ответственность по умолчанию. Пришлось сжать дрожащие кулаки, придать твердости взгляду и постараться забыть о голоде, который съел все силы.

Мы были ничем иным, как загнанным скотом, что из последних сил пытался сохранить в себе остатки человеческой гордости.

— Я не могу вам этого гарантировать. Мне страшно не меньше, чем вам. Все, что я знала, все, во что верила в один момент рухнуло. Я такая же, как и вы. Просто немного старше. Но в Тинаане живут мои друзья, и, я очень надеюсь, что они нам помогут.

— Почему они... выгнали моих родителей из дому... почему напугали бабушку, что у нее остановилось сердце... почему... почему... — повторяла девочка в пространство, обхватив тощие, по-девичьи острые коленки еще более тонкими ручками.

— Вас хоть кормили? — спросила я у брата.

Он согласно кивнул:

— И в дорогу дали еды.

Желудок словно понимал, о чем идет речь и снова издал отвратительную трель. Совесть не позволяла мне просить еды у детей. Но голод — не матушка. Естественное желание жить требовало молниеносного решения этой проблемы.

— Вы бы не поделились со мной? Я ничего не ела трое суток.

Выговорить это было, наверно, самым сложным, что когда-либо доводилось мне делать.

Руп подорвался с места и рванул в дальний угол, где сидели дети, но трейлер вдруг резко затормозил. Брат не удержался на ногах и полетел ласточкой прямо в стенку, звучно стукнувшись головой.

— Ай!

— Руп! Ты в порядке?

Мальчик перевернулся и лег на спину, прикладывая ладонь к ушибленному месту.

— Покажи, — потребовала я.

Ничего критического, но шишка будет знатная. Несмотря на духоту снаружи, мои руки были холодными, и я аккуратно приложила ладонь ко лбу брата.

— Жить будешь, — констатировала я.

Брат поднялся и полез в небольшой рюкзачок. Выудив оттуда бутерброд, завернутый в пищевую пленку, протянул мне.

— А ты?

— Переживу.

Хоть я была голодна настолько, что смогла бы съесть еще три таких, но совесть не позволяла оставить собственного брата без еды на несколько суток. Отломив от бутерброда половину, протянула вторую ему, предварительно замотав в пленку.

— Но ты не наешься этим, — с сомнением ответил Руп.

— Переживу, — ответила я, выдавив из себя улыбку.

Кусок пресного хлеба с тонкими ломтиками ветчины и салата — было лучшим, что я пробовала в своей жизни!

Дорога до Тинаана предстояла долгая. Будучи запертой в закрытом трейлере вместе с детьми, практически без запасов еды и воды, меня охватывала легкая паника. Будем ли мы делать хоть какие-то остановки?

Мы с Рупом сидели в противоположном конце трейлера и по обоюдному молчаливому согласию отстраненно пялились в пространство. Брату было что обдумать, а я старалась не думать вообще, потому что каждая мысль была ранящей и болезненной.

Я боялась приезда. Боялась увидеть знакомые лица, которые ждали победы, а получат сплошное разочарование. Больше всего я боялась посмотреть в глаза Бумфису и признать, что он был прав. Я чувствовала свою вину. Ведь я могла, должна была как-то этому помешать! Теперь на меня падет самое стыдное клеймо — малодушие. Всю жизнь я считала себя достаточно решительной, способной принимать сложные решения. Думала, что умею адаптироваться к любым ситуациям, но стоило только пошатнуться моей уверенности, как все полетело в бездну.

Мы проиграли, даже не успев вступить в схватку.

Трейлер резко затормозил, и я почти упала, но успела вовремя выставить руки вперед, дабы уберечь свое лицо от знакомства с металлом.

— Мне страшно, Анаит, — едва слышимо прошептал брат мне в ухо.

— Мне тоже.

— Что с нами будет, когда мы приедем?

— С тобой точно все будет хорошо, потому что Империи ты не нужен.

— А с тобой?

— Этого я не знаю. Но надеюсь, что не сойду с ума.

Остановка длилась дольше, чем ожидалось, что начало навевать смутные подозрения. Снаружи слышались голоса и какая-то возня, но возможности подсмотреть не было. Что-то происходило, и интуиция подсказывала, что дело плохо.

— Что там? — пискнула девочка с косичками.

— Тс-с. Ничего не разобрать.

Дверь зашипела, и я поспешно от нее отскочила. Из образовавшегося провала в темноту вдруг появился яркий луч света, который болью отозвался где-то в глубинах черепной коробки. Я зажмурилась, наощупь подползая к Рупу.

— Все на месте? — поинтересовался мужской голос.

— Да. В чем дело?

— Технические неполадки. Через пару минут продолжим движение.

Я отчетливо услышала чей-то крик и глухой удар. Герэнд поспешил закрыть дверь, но псоледнюю его фразу все услышали отчетливо:

— Тихо! Они могли услышать!