— Тинай был воистину гениальным человеком. То, что он создал и то, что сделал для Неоленда — подарок свыше. Вселенная выделила его среди всех остальных людей и даровала гениальность. Но она даровала ему пытливый ум, а не мудрость Эр-ха Ноира. Тинай нашел мир, в котором все можно начать сначала. Эр-ха Ноир заставил бы этот мир процветать.

— Но он мертв.

Мой взгляд вернулся на сцену, бездумно глядя на прыгающих роботизированных тигров. Мне вдруг очень сильно захотелось в Ангар, в то место, в котором я пряталась от внешнего мира со всем его мраком и нечистотами. Захотелось уткнуться лицом в густую шерсть Коды, почесать за ухом Нирэд и покататься на Ноле. Мне отчаянно хотелось домой, к своей семье. Хотелось избавиться от трепета и обруча, что болезненно сдавливал голову.

Почему нельзя просто выбросить все?

— Именно. Но его наследие живо. Его ген, его кровь, его мудрость живет в теле образца под номером семь — единственным выжившим из целого ряда экспериментов и сотен образцов.

— Зорин...

— Это невозможно, — прохрипела я.

— Ты его наследник, Сэтнам. Твоя плоть — плоть Эр-ха Ноира. Ты создан из его генетического материала. Только твой пытливый ум смог отыскать Лиарду, и только твои амбиции смогут заставить ее процветать. Только ты сможешь ею достойно править.

Я не видела лица Аргеса, но могу предположить, что оно было более хладнокровным, чем мое.

— Лиарда твоя. Я лишь хотела подготовить почву и привести тебя в готовое королевство.

— Все это слишком красиво звучит. Один из главных уроков, который я усвоил за свою жизнь, так это то, что никто не поступает из искреннего альтруизма. Всегда кто-то преследует свои цели. Так что тебе с этого? Какова твоя роль во всем это?

Зорин обворожительно улыбнулась и наклонилась к Аргесу вплотную. Взяв его за руку, она негромко проговорила:

— Я собираюсь сидеть подле тебя, внимать всем твоим прихотям, поддерживать все твои законы и указы. Но ведущее место твое, я же буду покорной ведомой.

Ноги самопроизвольно выпрямились, заставив меня застыть истуканом. Руки сжались в кулаки, а в висках агрессивно грохотало. На языке крутились миллионы аргументов, тысячи доводов и сотни оскорблений. Все они сцепились комом и рвались наружу, но застряли в горле.

— Ты предлагаешь построить новый мир? — спокойно спросил Аргес.

— Именно.

— Я согласен.

Император просияла и поднялась с кресла. Представление уродов еще шло, но никто не обращал на него никакого внимания. Подозреваю, что герэнды зазря корячились и прыгали по сцене. Но это было неважно. Все в одночасье стало неважно, как только осознание свалилось на меня подобно выплеснутым помоям из ведра: меня выкинули за борт. Роль больше не казалась ролью, а больной бред Императора уже и не казался таким бредом.

Но мне бессмысленно обижаться. Аргес предупреждал с самого начала, что готов ради блага народа пойти на любые жертвы. Сам говорил, что готов отдать все, свое сердце и свою жизнь, потому что это его долг. Зорин права — никто лучше альфы не заставит Лиарду процветать. И как бы мне не было больно это признавать, но эта женщина идеально подходила на роль второго пилота. Ведь ей столько лет удавалось управлять Империей и Талитаной, при этом полностью оставаясь в тени.

Жизнь имеет вкус и цвет, когда понимаешь, для чего живешь, куда видишь, куда идешь и знаешь, что в конце пути тебя ждут. И как же просто выбить почву из-под ног, убрав только одно звено из этой цепи.

Желудок снова жалостливо заурчал, и я вдруг почувствовала себя самым несчастным человеком во всем мире. Мне не стоило тешить себя никакими надеждами. Больше такой глупости я не совершу. Если, конечно, мое сердце не разорвется на месте.

— Идем, я хочу тебе кое-что показать.

Не знаю, какая неведомая сила заставила меня подняться на ноги и последовать за ними. Зорин встала с кресла, но тут же опасно зашаталась и упала бы, если бы не Аргес, успевший подхватить Императора под локоть.

— Все в порядке? — насторожился он.

— Да, слишком резко встала. Голова немного кружится, — вяло улыбнувшись, ответила девушка, приложив ладонь ко лбу.

Придерживаясь Аргеса, Зорин начала спускаться по ступенькам. Они были диаметрально противоположными, но в этой противоположности выглядели гармонично. Вместе они составляли идеальный образ всемогущего правителя: Аргес со своей проницательностью и самоотверженностью и Зорин со своей стальной хваткой и хладнокровием палача.

Возможно, так действительно будет лучше для мира. В конце концов, кто я такая, чтобы ставить свои чувства над благополучием остальных?

Понимать это было не так уж и сложно. Но вот принять... Ни одна рана, ни одна потеря так меня не ранили, не заставляли страдать, как это приятие. С каждым следующим шагом куски битого стекла впивались в мою душу, заставляя кровь литься по телу, по ногам и тянутся алой дорожкой из мертвых надежд.

У всего есть свой конец. Но кто же знал, что все завершится именно так? Роль вдохновителя оказалась короткой, второстепенной и малозначащей.

Я абсолютно не смотрела за дорогой, не разбирала пути и, по-моему, вообще не осознавала, что иду куда-то, пока не уткнулась в стальную дверь. На подставке рядом стояло странное приспособление с небольшим отверстием. Зорин с явной неохотой оторвалась от Аргеса и подошла к механизму, сунув в него палец.

— Замок, открывающийся при помощи крови? — удивленно уточнил альфа.

Зорин в очередной раз одарила его лучезарной улыбкой. У меня бы уже челюсти свело — столько улыбаться.

— Безопасность лишней не бывает.

Но на этом дело не закончилось. Первая дверь отворилась, являя нам панель с цифрами. Зорин быстро начала вводить сложный многоцифровой код. Поначалу я даже пыталась сосчитать количество, но сбилась на восемнадцатом знаке.

— Тридцать восемь цифр, которые меняются каждый день. Код знаю только я, спасибо идеальной памяти.

Вторая дверь отворилась, а за ней следовала еще одна, на этот раз со сканнером сетчатки глаза. Слишком уж сильные меры предосторожности, когда в замке только ты и твои верные псы в сюртуках.

Все двери открылись, являя нам темный провал в никуда. Императора это не смутило, и она спокойно шагнула в эту пропасть, полностью в ней растворившись. Но спустя мгновение яркий свет больно резанул глаза. Взору открылась большая лаборатория.

— Впечатляет, — вынес вердикт Аргес, осторожно входя внутрь. Я ускорила шаг, чтобы дверь случайно не закрылась перед моим носом. Почти так и произошло: стоило мне только войти, как дверь закрылась, оставляя нас в этом странном бункере.

Я находилась в святая святых лаборатории. В том самом страшном месте, где создаются химеры, шанэ и ставят эксперименты над людьми В том самом месте, где людей убивали ради сыворотки долголетия. Это место будто вибрировало, впитав в себя крики и страдания подопытных.

— Помнишь это место?

Аргес был хмур и напряжен. Оглядываясь по сторонам, он старательно избегал смотреть на меня, словно от этого зависела его жизнь.

— Очень... смутно. Будто очень старый сон.

У стен были установлены многочисленные капсулы с меня ростом. Я с содроганием сердца смотрела на скукожившиеся сгустки явно человеческого происхождения, на все трубки, которые торчали из них и чувствовала, как ужас холодит пальцы рук. И я не сдержалась:

— Зачем ты все это делаешь? Игнорируешь меня, заставляешь его играть в эту идиотскую игру, но не препятствуешь тому, чтобы я вошла столь охраняемое место? Ты хоть на секунду не задумалась о том, что я могу тут все разнести? Все твои эксперименты, все твои дурацкие колбочки, абсолютно все.

Я схватила ближайшую мензурку и, очень надеясь, что там не смертельный вирус, швырнула Императору под ноги. Сосуд брызнул осколками в разные стороны. Но моя вспышка вновь была проигнорирована с вопиющим равнодушием. Уж и не знаю, было ли это ее чертой характера, или за этим пряталось нечто иное, но эта молчанка давила похлеще ботинка на горле. Яркая вспышка злости быстро сменилась приятием. Болезненным, серным, как иголки под ногтями осознанием: меня никто не боялся. Представляй я собой хоть минимальную угрозу, то герэнды бы даже к порогу Империи меня не пустили. Или убили бы сразу. Но Зорин впустила меня. Впустила, поделилась секретами и планами, показала лабораторию. Неужели только для того, чтобы на моем фоне ее значимость была еще выше, еще виднее, еще более очевидной?