— Ты думаешь, я этого не понимаю? Ты думаешь, меня очень вдохновляет мысль вести своих людей на убой? А это определенно он и будет, не нужно быть семи пядей во лбу.

— Мы можем... — снова попыталась я встрять.

На этот раз мой голос был услышан и даже понят смысл слов. Но последовала совсем не та реакция, которой я ожидала. Аргес, словно наступив на оголенный провод, дернулся и повернулся, грозно нависая надо мной корпусом.

— Никаких «мы». Ты в своем вообще уме, Анаит? Не время геройствовать! — почти что прошипел он.

— Мы уже это проходили. Там, в пещере, помнишь? Я, кажется, четко высказала свою позицию, и ты не вправе мне запрещать, — процедила я сквозь зубы и, обойдя взбешенного альфу, подошла к столу.

Но, как оказалось, не только Аргес придерживался мнения, что девочкам не пристало размахивать оружием и крушить врагов.

— Парень прав, ты поступаешь глупо. Эта дорога для большинства станет последней, а ты не имеешь достаточной боевой подготовки. Ты ее в принципе не имеешь. К тому же твоя помощь будет нужнее здесь, чем на поле битвы.

— Девочка довольно неплохо стреляет. Это я так, к слову, — хмыкнул Фаир, но быстро сообразил, что лучше не навлекать господский гнев на свою голову, поэтому заткнулся и сделал шаг назад.

— Если ты хочешь все усложнить и стать причиной гибели тинаанской армии, то, конечно, можешь пойти.

Я опешила и обернулась к Аргесу. Наверное, это было самым обидным, что он мне когда-либо говорил.

— Я отбивалась от бандитов на Олионском кладбище, отбивалась от отступников в бункере, разгадала шифр к порталу, тащила твое бессознательное тело, когда твои кишки волочились по песку и убила сотни диких псов. Все еще считаешь, что я не смогу выстрелить в рожу герэнду? — прорычала я.

Но ни один мускул на лице Аргеса не дрогнул. Его несокрушимая решительность стоила всех сокровищ Неоленда. Обладай я хоть третью этого самообладания, то голос бы не дрогнул ни разу при моем гневном монологе.

Все молчали. Аргес тоже молчал, не отрывая от меня немигающего взора. Вездесущая грусть слегка лизнула его лицо, и это было единственное изменение за несколько напряженных минут.

Я знала, о чем он думал. Знала, о чем думают все. Они считали, что неукротимый дух бунтарства и авантюризма проснулся во мне совсем уж не кстати. В их глазах я была лишь ребенком, который с сухой веточкой в руках храбро шел против муссона.

Но мало кто понимал, что страшнее всего сидеть у окошка и не знать, что происходит с людьми, которых я люблю. Лучше уж отчаянно размахивать веточкой и погибнуть рядом с ними, чем томно вздыхать и картинно ронять скупые слезы.

— Ты не пойдешь, Анаит.

Последний гвоздь в крышку моего гроба сделал отец.

— Да посмотрите на себя! Сплошной ходячий тестостерон! А теперь послушайте голос здравого разума: если Анаит хочет пойти и защищать свой дом, то вы будете последними трусами, если запрете ее в замке. Вы сами говорите, что вас слишком мало и любая помощь сгодиться, так почему же так глупо и бездарно от нее отказываетесь? Будь я ростом повыше, то сама бы пошла, а так, боюсь, смогу лишь яйца герэнду отстрелить, если, конечно, они у него вообще есть, — громогласно рявкнула Дофа.

Аргес закатил глаза и прикрыл лицо ладонью.

— Я согласен с Дофой. Анаит, может, и не профессиональный боец, но зато командный игрок.

— Заткнитесь... все заткнитесь!

Я вздрогнула и вжала голову в плечи.

Аргес сорвался. Его лазурные глаза полыхали огнем невиданной мощи, на лбу вздулась вена, а нижняя губа подрагивала от прорвавшегося наружу гнева. И причиной пробуждения монстра была я. Но вопреки накаленной обстановке, где-то внутри подсознания бурлило возбуждение, потому что самым темным нутром я желала увидеть ярость Аргеса. Вечно спокойный океан в один миг разразился бурей грозящей поглотить всех неудачливых и слабых.

Ахнар сделал вялую попытку загладить конфликт, но глава Тинаана остановил его взмахом руки, словно отогнав назойливую муху. Волны океана бурлили и пенились над моей головой, готовые обрушиться в любую секунду.

— Хочешь пойти? Хорошо. Но запомни: когда ты ошибешься и белый сапог наступит на твое горло, а я отвлекусь и повернусь спиной к врагу, то именно ты станешь виновной в гибели всего. И если Вселенная смилостивиться над нами и оставит в живых, то народ будет судить тебя, как убийцу тинаанских мужей. И если они решат тебя забросать камнями, то я и пальцем не пошевелю, потому что они будут правы в своем решении.

Лучше бы он меня ударил. Из глаз водопадом хлынули слезы, а горло обожгло болью, будто бы белый сапог уже стоял на нем. Не видя абсолютно ничего перед собой, я рванула из оружейной с такой скоростью, как не убегала от химер в ночь убийства Лисаны.

Нужно было оказаться подальше от всего, от всех людей, взглядов, слов, от проблем, подальше от мира. Подальше от самой себя. Хотелось вывернуть себя наизнанку лишь бы жизнь не была такой, какой она была всегда. Но я понимала, что это невозможно, и от осознания этого факта становилось только хуже.

Я даже не услышала скрипа массивной решетки, когда та отъехала. Едва переставляя дрожащие ноги, абсолютно не смотря под ноги и пряча лицо за волосами, я выбежала из Ангара. Но далеко убежать не получилось. Странное препятствие возникло на пути.

Подняв голову и откинув волосы с глаз, я огляделась по сторонам, и холодок пробежал по хребту. Тинаанские ночи всегда светлые. Но почему-то именно эта была темнее самого мрака. Самым ярким источником света служил Картарэф, но все равно его света не хватало, чтобы осветить всех людей, собравшихся у ворот Ангара.

— В чем дело? Что происходит? — с опаской спросила я, осторожно поглядывая на мужчину, преграждающего мне путь.

— Мы хотим поговорить с вашим главным, — серьезно ответил тот.

— Он сейчас занят планированием своего самоубийства. Можете сказать мне, я его заместитель.

Незнакомец, явно смущенный моими словами, неуверенно оглянулся на своих товарищей. Протеста никто не выказывал, поэтому ему ничего другого не оставалось, кроме как высказать все мне. Признаю, мне было немного не по себе от их мрачной решительности, с чем бы она не была связана.

— Мы хотим разделить ряды воинов Тинаана. Вы дали нам кровь и пищу, вы идете спасать наших детей. И я не посмею назвать себя человеком, если останусь стоять в стороне. Нас почти восемь сотен. Надеюсь, у вас найдется оружия для нас.

Эта странная закономерность, когда дела уже не могут идти хуже и чувствуешь, что находишься на грани, случается нечто из ряда вон выходящее, что бьет током похлеще молнии. И в первые секунды не знаешь радоваться или плакать.

Человек — воистину странное и непостижимое создание. В один момент он готов столкнуть в огонь все, что любит ради своего комфорта, а в другой — жертвовать собой ради блага остальных. Люди могут сотворить великие вещи, лишь бы у них был правильный мотив.

Я ошарашенно смотрела на человеческие тени в тусклом свете от Картарэфа и чувствовала нечто странное. Я не была одна. Мы не были одни. Нам удалось завоевать расположение людей, которые видели в южанах монстров по умолчанию. Конечно, все это стоило обговорить с Аргесом и остальными, но совершенно внезапно я поняла, что имею достаточно смелости и решительности, чтобы принять такое непростое решение.

— Я сочту за честь стоять с вами плечом к плечу.