– Ты жива?

Первый вопрос, заданный Амелии по телефону, мог бы быть и помягче. Но Энзо не может быть мягким, когда его, черт побери, нагло игнорируют вот уже полтора часа. Попыток дозвониться было пятнадцать. Столько же потерянных нервных клеток. Столько же цоканий языком Каи, и столько же выкуренных сигарет.

– Да, раз уж я подняла трубку, – доносится до его уха раздражительный голос. Будто бы он ее потревожил. Будто она устала от него.

Идиотка.

Энзо тяжело вздыхает.

Половину пути до лесов Патрии они с Каей проехали на машине, украденной Энзо, однако оставшийся путь до главной дороги проделали пешком, чтобы не застрять в пробке. Протестующие были повсюду, именно поэтому он зажимал ухо рукой, чтобы расслышать то, что говорит Амелия, среди этого невыносимого шума. Люди стояли целый день, и резко изменявшиеся погодные условия, то холод, то жара, не заставали их врасплох.

Кая шла рядом, разминая голову. Она тут же расслабилась, как только до них донёсся гул протестующих, от нападения на леса которых останавливало огромное количество полицейских. Но это не тот путь, который интересовал Энзо. Был другой, благодаря которому Энзо в первый раз удалось ворваться в Патрию без каких-либо преград. Конечно, тогда не было такого повышенного внимания к лесам и племени, но они не в том положении, чтобы выбирать условия. Энзо давно научился подстраиваться под ситуацию.

Однако сейчас Кая была той, что вела его за собой, ибо парень подобно хвостику послушно шёл рядом, сосредотачивая внимания на голосе девушки на том проводе.

– Повтори? – переспросил он, прижимая телефон к уху еще сильнее.

И почему ему просто не может быть все равно на нее?

– Я подняла трубку, значит, я жива, – громче говорит Амелия.

– Как дела в кафе?

– Все нормально. Как у вас? Где вы?

– Приближаемся к Патрии. Людей здесь неимоверное количество, проверь еще раз все замки. Кажется, вся Алиена сейчас не дома.

– Проверяю каждый раз, но благодарю за напоминание.

– Я серьезно, Амелия.

– Перестань уже переживать, меня от этого тошнит.

– Ого, тошнит, значит? Не думал, что ты будешь так относиться к человеку, кто разузнал, что твои братья и Шона живы и собирается благородно освободить их.

– Ты так и не скажешь мне, как тебе это удалось?

– Оставим детали на потом. Пополнишь список «плюсов» и «минусов» Энзо Прица.

Он слышит, как она смеётся. Он ничего не мог поделать с ощущением эйфории от того, что ему удалось рассмешить ее в такое непростое время.

– В колонке «минусов» уже нет места, – отвечает Амелия, голос все еще дрожит от внезапного проявления радости.

Энзо не знал, что сказать, оставалось только мысленно ненавидеть себя за неконтролируемые чувства к ее смеху. Он готов был окунуться в него с головой, как в море. Готов был купаться в нем, быть в нем, с рассветом до поздней ночи.

Почему, почему, почему он себя так ощущает? Почему его чувства к ней стали в два раза, нет, в сто раз сильнее? Почему он так искренне желал услышать ее голос? Связано ли это с его утроенным ощущением его окружения? С дрожью, потом, недомоганием?

Он устал от самого себя. И самое странное, что перепалки с ней его успокаивают. Ему нравилось, когда она перечила, когда не соглашалась и спорила. Энзо Прицу нужен был такой человек в жизни, кроме, конечно, матери, который в открытую высказывал ему все в лицо. Который отрезвлял его, подобно уколу с адреналином. И хоть Амелия, порой, сама того не замечая, может относится к нему как к всемогущему, она все равно заставляла спуститься с небес на землю.

Напомнить, что он ни что иное, как обычный вор.

Тут он вдруг слышит чей-то мужской голос по ту сторону.

Кая, переводящая взгляд то на тропинку и глубь леса, то на лицо Энзо, замечает его сведенные брови и интересуется:

– Что там?

Энзо взволнованно отвечает:

– Она не одна, – и тут же обращается к Амелии, – Амелия, с кем ты? Ты кого-то впустила? Амелия...

Но девушка тут же бросает трубку.

***

Виль был бы рад, если бы перед тем, как его убили, ему бы принесли пару наивкуснейших булочек Кларо. Он понятия не имеет, откуда мудрец стаи добывал столько сдобной выпечки, кто из Сыщиков был его личным помощником в данном деле, и почему они всегда были такими ароматными и свежими.

Но, Кларо мертв.

Сначала Виль не поверил своим ушам. Потом наступило вынужденное перевоплощение и он услышал мысли других полуволков. Истину отрицать было невозможно – его отец действительно убил единственного человека Патрии, что отвечал за образование подрастающего поколения полуволков. А также того, кто помог им сбежать.

Виль был и бы рад закрыть глаза и открыть их вновь в кафе «У Уолсена». Хотел бы сделать вид, что последние дни были лишь долгим и мучительным сном. Но каждый раз, когда он закрывал в глаза, в надежде забыть последние мгновенья, истина догоняет его.

Мальком, его отец, уважаемый альфа Патрии, занявший место его не менее проницательной матери – убийца.

И все об этом знают, но молчат. Виль думал, что это он будет человеком, опустившим глаза в землю, но какого было его удивление, когда советники не смели поднять взгляда, словно объединенные общим секретом, окутанные общим страхом. Виль готов был сделать что угодно, лишь бы не засмеяться.

Может, стоит подумать об еще одном интересном моменте? Дэн – лживый придурок.

В голове Виля вырисовывалась последняя сцена из последнего тома «Супер–оборотней». Один из главных героев, Тед, узнав о предательстве лучшего друга, не смог сдержать порыв ярости и избил его до полусмерти, хотя они оба находились в человеческом теле, и несмотря на то, что Тед был спокойным и в какой-то мере наивным парнем, он воспользовался этим для того, чтобы раны его друга заживали дольше.

Сейчас Виль хотел проделать то же самое с Дэном, хотя он, вообще-то, парень не из драчливых.

Сыщики Патрии нашли и привезли их в лес два дня назад. Сначала, Виль правда думал, что им удастся сбить их со следа. Маленькая надежда таила в душе едва заметным огоньком, но не таким сильным, чтобы разгореться.

Он думал о разговоре с Каей. Думал о том, что она ему сообщила, думал о человеческой любви Дэна.

Жаль, что они сейчас все повязаны в хижине отца, и он не имеет представления, как обсудить все то, что они узнали с Ником и Шоной.

Боялся ли Виль Дэна? Возможно. В данный момент это выражается его дергающейся ногой и подрагивающей нижней губой. С самого детства Виля учили слушать старшего. Бета – почти тоже самое, что и альфа. На всякий случай Виль слушался как бету, так и Ника, который вел себя как бета. Конечно, без перепалок не обходилось, но среди полуволков до момента опоздания, Виль можно было назвать гордостью матери-природы. В детстве двух желтоглазых братьев он считал выше себя самого. Так оно и было, конечно  – как он понял позже. И дело вовсе не в том, что он был самым младшим, в том, что глаза Виля были карими, или в том, что он долгое время после рождения прибывал в волчьем теле. Просто в нем не было той силы, той стойкости, той самоуверенности, того ума, того желания быть среди своих.

– Виль, перестань трястись.

Он поднял голову, когда услышал холодный голос с конца хижины. Взгляд сидящего напротив него Ника был направлен на его дрожащую правую ногу. Их руки были связаны сзади, лодыжки таким же образом соединены друг с другом. Тугой узел плотной веревки не поддастся ни под какими усилиями, они уже попробовали. Они попробовали все, что только возможно было попробовать, чтобы высвободиться и сбежать отсюда.

Странно, что их не накачали растениями, которыми покормили Энзо и Каю во время их покушения на хижины – в первый день подумал Виль. А потом вдруг вспомнил – Они же наверное не знают, как. Последние химики Патрии – Уолли и Кларо, ну и Амелия, более-менее разбирающаяся в растительности Патрии, уже не были здесь.

Виль расслабил колено. Постарался расслабить, по крайней мере.

– Пусть дрожит. Главное, чтобы не смеялся, – совершенно спокойно сказал Дэн, расположившийся спиной у стены другого угла комнаты. Они все были распределены по углам, по возможности максимально далеко друг от друга. Шона неодобрительно фыркнула.

Ну все.

На лице Виля появилась широкая улыбка.

– Дэн, напомни, кто говорил, что когда мы сбежим, нам удастся построить новую и беззаботную жизнь? Так вот, чувство свободы так прекрасно, скажу я тебе. Ощущаю себя невероятно беззаботным сейчас.

– Нам сейчас не до ссор, – вымолвила Шона. Глаза были закрыты, голова оперена о стену. Шона явно желала выспаться, а не выяснять отношения, – Имейте уважению к погибшему.

Это заставило Виля прикусить язык. Он на секунду и забыл, что отец будто специально, а скорее всего не будто, а так и есть, оставил их дожидаться суда в хижине покинувшего их высокоуважаемого Кларо.

Здесь все еще не выветрился запах сдобной выпечки, совсем как в «У Уолсена» не выветрился запах картошки фри. Странно, что обоих людей, которых искренне уважал Виль, связывала любовь к еде. Еще когда он был полуволчонком, Кларо и Уолсен знали друг друга. Интересно, заводились ли у них беседы, и если да, то какие. Виль бы с радость послушал, о чем говорят два человека, которые пожертвовали собой, не стыдясь своей веры, ради справедливого будущего с выбором – человек ты или волк...

– Шона, – позвал Виль.

Женщина выгнула бровь, вновь меняя положение, Виль проделал то же самое, почувствовав, как затекают руки.

– Уолли знал Кларо, ведь так?

Шона прочистила горло.

– Да, но в то время учителя, сыщики и человеки не позволяли себе близкого общения с советниками, как это принято сейчас.

В последних словах явно содержался сарказм. Виль чуть не усмехнулся. Это так в ее духе – ни с того ни с сего переходить на самолюбование. Дети альфы из советников и правда спокойно общались только с Шоной, которая сама пошла на контакт, скорее всего из-за привязанности к Амелии, как к подкидышу, которого она спасла.

– Значит, они были знакомы. Не думаешь ли ты, что Кларо мог знать, что происходит с Уолсеном? Учитывая то, что ты была влюблена, остальные были заняты борьбой с охотниками в то время, а Кларо был самым умным полуволком, которого знал мир?

– Может быть, так и есть. Это уже не имеет значения. Они оба мертвы.

– Они умерли лишь потому, что мечтали добиться возможности выбирать, – вдруг подал голос полуволк, который молчал все то время, что они сидели в хижине Кларо связанными.

Дэн, кажется, сам не ожидал, что что-то скажет, если судить по внезапному вдоху, который он сделал, словно для того, чтобы забрать слова обратно. Несобранный. Потерявший ориентир. Виль не был способен скрыть то разочарование, что он до сих пор ощущал, и вероятно из-за спавшей пелены, почти всю жизнь застилавшей ему глаза – «Дэн – самый сильный из нас, и именно поэтому он и лидер» – все недостатки старшего брата были налицо.

Он казался таким хрупким. Всегда ли человек выглядит так, когда он влюблен?

– Кто эта девушка, ради которой ты бросил все и забрал нас собой? Пора бы уже поговорить об этом, раз уж мы не знаем, сколько нам осталось, – сказал Ник, не поднимая глаз ни на кого из присутствующих.

Дэн явно постарался не выглядеть шокированным. Он резко повернул голову к Нику и дернул рукой, словно хотел дотронуться до бороды, как он обычно это делал, когда нужно было что-то хорошенько обдумать. Спустя секунду он, конечно, взял себя в руки, но это продлилось гораздо дольше обычного.

– Я знал, что ты будешь первым, кто об этом узнает, – Дэн затылком стукается о стену, прикрывая глаза, – Ты всегда был падок на поиски моих минусов.

– Значит она – минус, я правильно понимаю твое выражение?

– Нет, не понимаешь. Ник, ты никогда ничего не понимаешь. Ты строишь лишь собственную картину мира. Видишь то, что хочешь видеть. Нет в тебе трезвости ума.

Шона выпрямилась:

– Я кажется сказала, никаких ссор.

– Мы не ссоримся. Мы разговариваем, – посмотрел на нее Дэн. Звучал он при этом не слишком убедительно.

Виль кивнул Шоне, строя гримасу:

– Они разговаривают.

– Нет трезвости ума? Значит это я без четких планов на жизнь сбежал вместе с братом и сестрой в город?

– Ты злишься лишь на то, что я не предупредил тебя. Ты бы разболтал отцу. Хотя вряд ли тебе поверили бы, в этом нет сомнений, но все же, неприятная ситуация. Мне стоит напоминать, что он хотел навсегда перевоплотить Амелию? – Дэн повернулся к Шоне, – И ты знала об этом?

– Я ничего не знала. Альфа, как ты можешь наблюдать, перестал доверять секреты совету и руководствуется только своими желаниями,  – выдала Шона. 

–  Ладно, признаю, возможно я злюсь, потому что вы, Мать-природа, даже не предложили мне убежать с вами? – крикнул Ник. Вены на его висках вздулись, и создавалось ощущение, будто он сейчас перевоплотиться. Но, конечно, это было невозможно, ведь связаны они были определенным образом, не было свободы движений.

Все замолчали. Даже Виль не нашелся, что сказать. А если Виль не шутит в стрессовой ситуации – дело дрянь.

– Ты не единственный, кто мучился от безысходности, – продолжал Ник.

– Хочешь сказать, ты не остался бы, сказав я тебе о планах? Разве ты не был бы рад, став бетой, брат?

– Почему вы считаете меня настолько бесчувственным? – глаза Ника искрились от гнева.

– Потому что ты всю свою жизнь демонстрировал себя таким, – не дрогнувшим лицом сказал Дэн.

– И именно это стало причиной полного игнорирования моего существования?

– Перестань задавать мне бессмысленные вопросы, Ник.

Если бы не расстояние, Виль был уверен, Ник бы сейчас с вероятностью в сто процентов набросился  бы на Дэна. И тот бы с вероятностью в сто процентов не ответил бы на удар, а с гордостью принял бы его. Мол, «Смотри, я все еще мудрее и уравновешеннее тебя и жду, пока ты успокоишься»

– Мне все понятно... Я ведь всегда был отшельником семьи, да? Однако, по крайней мере, у меня нет человеческой девушки, которую я тщательно скрывал от семьи.

Шона и Виль вновь переглянулись. За этот короткий миг, Виль смог увидеть признаки невероятной усталости, даже изнуренности на лице бывшей советницы. Ее волосы больше не держали объемной формы, как раньше, а почти спадали на плечи, одежда местами была потертой, футболка на правом плече порвана, губы сухие, словно она не пила неделю. Сердце Виля вдруг наполнилось неописуемой жалостью, появился порыв обнять эту женщину, которая почти заменила им мать.

Но чувства Виля испарились, заменив жалость гневом, как только он услышал следующие слова Дэна.

– Умудряешься обвинять меня в обмане? Смешно, правда. Не пойми меня неправильно, я готов признаться в невинной недосказанности. Возможно, ты был отшельником настолько долго, что только убийство могло пошатнуть что-то в твоей душе. Или я ошибаюсь?

На Ника было больно смотреть.

– Ник, пожалуйста, возьми себя в руки, – настороженно произнесла Шона.

Виль не понимал ровном счетом ничего. Его когда-то спокойно лежащая нога вновь началась трястись, не зная, куда деться от нервов, он принялся откашливаться, чтобы прикрыть смех. Шона посмотрела на него и покачала головой, «Смейся, но только не молчи, тебе же хуже».

– Дэн, что ты несешь? – обрывачно выдал он.

Абсурд. Ему так не нравилось, совсем не нравилось нервничать и задумываться о словах братьев, хотелось назад к вечно беззаботному Дрейку, к прошлой версии Амелии, которая была смешной и саркастичной, к Кае, которая начала читать его любимые комиксы...

– Что ты хочешь сказать? – стиснув челюсти, повторил Ник.

Дэн усмехнулся. Не в манере Виля. В другой, темной, недоброй манере.

– В чем-то ты прав, – покачал головой Дэн, – Ты похож на отца гораздо больше, чем мы с Вилем. Скажи, что ты испытывал, когда убивал отца Энзо Прица?