Почему-то первым делом Амелия посмотрела на Энзо. Сказанная ею фраза повисла в воздухе и осталась без ответа. Она даже забыла, что говорила Дэну, стоило ее глазам встретиться с его.

Амелии было интересно, как чувствовал себя равнодушный ко всему человек. Энзо Прицу всегда было наплевать на все, но скорбел ли он по Уолсену, человеку, подарившему им всем новый дом?

Она видела место захоронения Уолли. Шона называла его именно так, и Амелия поймала себя на мысли, что сокращение «Уолли» подходило ему гораздо больше. Светлое, приятное. Совсем не такое, как место, где закопали его мертвое тело. Ей было почти нечем дышать – Амелия не знала, было ли это из-за ее бессильных слез или воздуха и в самом деле было недостаточно. Место недалеко от кладбища, за деревьями у главной дороги, рядом с булыжником, за которым его было нетрудно найти. Прощание, как ни странно, далось ей легко. Тяжелее было потом, когда она обдумывала происходящее на обратном пути. Шли они с Дэном пешком, кажется, около получаса, он так не научился водить машину. Даже у Виля, любившего все человеческое, не было сил и желания получать права. Наверное, никто из полуволков не решится сесть за руль.

Жителей города пугал дикий ливень, поэтому ночью на улице никто не показался.

Амелия поняла, что ненавидит Дэна. Ненавидит его сдержанность, его контроль. Она была уверена, что завтра Дэн будет выглядеть гораздо лучше. Наверняка выйдет на работу и посоветует поступить также Вилю. Продолжит ли он дело Уолсена? Продолжит ли поиски «лекарства» для полуволков? Начнет ли исполнять план по освобождению подкидышей?

Если раньше у Амелия Запанс было не так много предположений, что творится в голове вечно собранного и уверенного в себе Дэна, — старшего брата, беты, — то теперь она не имела никакого понятия. Она боялась его. Боялась настолько, что начала всерьез задумываться о том, могли ли слова Энзо Прица оказаться правдой?

И теперь она смотрела в глаза человеку, подвергшему сомнению честность ее брата. Энзо не мигая глядел на нее в ответ. Ей казалось, что они одни в этом кафе.

Другие, похоже, ничего необычного не замечали.

Услышав, что они вернулись, Ник с Шоной спустились со второго этажа.

– Все готовы? – командным тоном спросила Шона. Речь шла о вынужденном перевоплощении. Амелия с Дэном едва не опоздали.

– Да, – твердо ответил Виль и встал со стола.

– Где вы обычно перевоплощаетесь? – нервно спросил Ник. Его явно взбесило то, что они с Дэном пришли так поздно.

– Знаю местечко. Пещера на Вафл-стрит, – ответил Дэн.

– И все же человек, придумавший это название – гений, – вздохнул Виль.

Поочередно кивнув каждому брату, даже Нику, Амелия подошла к столику, за которым сидели Энзо и Кая.

Амелия делала так каждый раз, когда прощалась с братьями. Воспоминание вызвало легкую грустную улыбку. Братья прощались с ней каждую ночь перед перевоплощением, иногда, очень редко, к ней в хижину даже заходила Шона. Братья обнимали ее и смешили, говорили, как хотят увидеть ее среди стаи. Ник однажды сказал, что она станет белым волком, таким же, как Шона.

Когда они повзрослели, и приходись следить за репутацией, они ограничивались коротким кивком, после которого Амелия направлялась в хижину, а ее старшие братья – вглубь леса.

– Удачи, – буркнул Энзо, когда полуволки по очереди выходили из кафе.

Они остались одни. Кая сидела сжав губы, Энзо стучал пальцами по столу.

– Почему ты решила проведать Уолсена? – вдруг спросила Кая.

Амелия прочистила горло:

– Потому что я уважаю его.

– Он был не в себе, – хмыкнула Кая. – Было ли в нем вообще что-то от настоящего Уолсена, каким его помнила Шона?

– А почему тебя это так интересует?

– Я стала частью всего этого, поэтому имею права задавать вопросы, ты так не думаешь? – сказала Кая, выпрямляясь.

Амелия едва не усмехнулась, поймав себя на мысли, что Кая так и не избавилась от своего желания казаться выше остальных. Без толку: даже сидя Амелия была почти на голову выше ростом.

– Об этом нам может рассказать только сама Шона, – ответила она.

– Эта женщина чертовски пугает меня, – призналась Кая, обращаясь к Энзо.

– Есть в ней что-то отталкивающе, согласен, – кивнул тот. – И нет, я не про ее способность оборачиваться волком.

Кая улыбнулась:

– Она похожа на нашу учительницу по искусству.

– Миссис Рут! Какой же странной была эта мадам... – припомнил Энзо. – Кстати редис, висящий на ее шее, был настоящим.

– Не может быть. Наверняка она слепила его из глины.

– Поверь. Я видел, как она его надкусывала.

– Черти! – воскликнула Кая и поморщилась.

Их разговор походил на то, как Амелия раньше разговаривала с братьями. Легко, непринужденно, несерьезно, со своими личными шутками. Интересно, со стороны это тоже выглядело так по-детски?

У них была своя история, своя жизнь, до всей этой заварухи с Патрией. Наверняка они скучали по той, прежней жизни. Если это так, то... почему не принимают попыток сбежать?

«Потому что он не хочет – появилась мысль. – А она остается, потому что он не уходит».

Понимала ли Кая, насколько сильна ее зависимость?

– Как ты? – вдруг посмотрел на Амелию Энзо. Кая прочистила горло. Его внимание теперь было приковано к другой девушке.

– Могло быть и лучше. Но... Ник здесь. И Шона. Может, это знак.

Правда она не знала, какой.

– Я уверен, что все будет нормально.

Его глаза ловили каждое ее движение. Неужели Энзо Приц положил на нее глаз? Эти знаки внимания были ей не чужды. В Патрии парочка полуволков пыталась привлечь внимание дочери Альфы, но тогда она думала, что их тянет больше к ее статусу, а не внутреннему миру. Шона тщательно оберегала ее от подобных парней. Да что тут говорить, от всех парней. Благо, до братьев слухи не доходили. Больше, чем ее отца, они страшились троих громадных Запансов в расцвете сил. Энзо же был другим. Он пытался прочесть ее. Пытался подобрать код. В одной из современных книжек, что она читала дома, томными ночами дожидаясь братьев с охоты, была сцена, где главная героиня взламывает штуку, под названием сейф, вводя комбинацию цифр. Она понятия не имела, что такое сейф, но сейчас ловила себя на мысли, что сейфом она предстает перед Энзо. И кто знает, может, когда он взломает ее и заберет все необходимое, она станет ему не нужна. Так что же хотел забрать Энзо Приц? Что он так и не разгадал?

– Я бы хотел поговорить с тобой, Амелия.

Голос его сладок и незнаком. Так он с ней еще никогда не говорил. Умоляюще. Он просил ее только об одной вещи – просил поверить в то, что Дэн Запанс, ее старший брат, — лгун. Теперь он хотел поговорить. После того, как она попрощалась с человеком, подарившим им кров.

Он никогда не делает чего-то, если это не касается его самого. Все для себя любимого. Он даже ее не спрашивает. Ставит перед фактом.

– Тогда, покину вас. Может, возьму почитать что-то из комиксов Виля, – не без раздражения произнесла Кая и встала из-за стола, намереваясь подняться на второй этаж.

На ее лице Амелия успела прочитать смирение. Кая опустила глаза, выдохнула. Она позволила им остаться наедине. Мудро с ее стороны, Амелии стоит отдать ей должное.

– Мне тоже, – призналась Амелия. – Возможно, сейчас не лучшее время, но... Я бы хотела обсудить с тобой то, что творится с Дэном.

Энзо просиял:

– Ты все-таки веришь мне?

– Возможно. Я еще не решила.

– Черт.

– Прости?

Энзо откинулся на спинку стула:

– Ничего. Просто не могу поверить, что мне удалось убедить тебя.

Амелия решила проигнорировать эту фразу.

– Он закрылся еще до... еще до смерти Уолсена. Мы все были в стрессе, но Дэн что-то не договаривал. Я никогда не видела его таким. Дэн был самым искренним из нас...

– Продолжай, – кивнул Энзо, не вынося паузу.

Знал бы он Кларо, давно бы научился спокойствию.

– Опиши, как именно его голос возник в твоей голове. И скажи мне вот что: я правда единственная, кому ты рассказал?

Ей нужно было знать, не распространялся ли об этом Энзо. Если он не держал рот на замке – дело пахло жареным. Нельзя, чтобы узнал кто-то из ее братьев. Ник только присоединился, она даже толком не обняла его, и было бы странно сваливать на них эти странные предположения. Плюс ко всему – опасно.

Энзо нахмурился и отвел взгляд, погрузившись в раздумья.

– Мы с Каей ограбили ювелирный, – припомнил он. Амелия и бровью не повела. – Выбежали на улицу. Я о чем-то задумался, как появился этот голос. Мимо прошел человек в худи, как сейчас помню, что увидел золотое свечение его глаз. Тогда я не знал, кто он. Теперь эти глаза я вижу каждый чертов день. Я услышал одно предложение. Не зря Кая назвала меня идиотом. Я... послушался этот голос. Черт, да я вообще не думал, – последовала пауза. Амелия не торопила его.

Он вздохнул и вновь посмотрел на нее:

– Расскажи мне про обмен мыслями.

Неужели он думает...

– Обмен возможен только в волчьей оболочке. Как рассказывали мне братья, этот процесс очень сложно контролировать, почти так же невозможно, как вынужденное перевоплощение.

– У меня большие надежды на слово «почти».

Амелия, не удержавшись, хмыкнула.

– В общем, некоторым полуволкам, как правило, удается сдерживать поток мыслей. Например, Кларо. Его мысли не мог прочитать ни один полуволк.

Именно поэтому они и сбежали. Мудрец Патрии узнал о планах ее отца и посоветовал им бежать, забрав с собой Амелию, с которой начались бы эксперименты слияния с волчьем телом на веки вечные. Что было бы, узнай кто-нибудь о намерениях советника?

Его бы подвергли наказанию. Возможно, убили бы. Интересно, как там Кларо? Как подкидыши? У нее появилось возможность опросить Шону и Ника. Осталось дождаться их возвращения.

– Значит, в человечьем теле... – начал Энзо.

– Обмен невозможен, – закончила Амелия.

– Были ли исключения?

– На моей памяти, нет.

– Но ты не отрицаешь, что обмен, все-таки, очень маловероятно, но все же, может быть осуществлен полуволком в человечьей оболочке?

– Может, такие случаи, очень маловероятно, но бывали, – ответила она. – Но вот проблема – ты человек.

– Человек...

– Ага.

– А что, если я... Амелия, прошу, только не паникуй и предупреждай, если в твою светлую голову придет идея накинуться на меня с кулаками.

Она напряглась.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он не рассказал ей всей правды. Определенно было что-то еще...

– Странно, что я вдруг тебе все рассказываю, не находишь?

«Нахожу».

Но что ей еще оставалось, кроме как слушать? Она ни на что влияла. Она – пешка. Отец любил ее, но планировал использовать в своих целях, братья тоже любили – но делали выбор за нее. Только Энзо, как ни странно, был человеком, не использовавшим ее.

«Остальные отбирали у меня право выбора».

– Может, это и странно, но я не жалуюсь. Я так и не успела... сказать спасибо, кстати. Знаю, ты пытался защитить меня в той машине. Даже если ты сделал это потому, что обещал Дэну заботиться обо мне, я все равно ценю твою самоотверженность.

Амелия сама не поняла, как эти слова слетели с языка. Это было неожиданно и сюрреалистично – вот так просто выразить Энзо благодарность.

– Не за что, – отозвался он, будто бы ее «спасибо» было ответом на «Ваш чай, девушка». Он быстро перевел тему: – Я опустил некоторые детали. Возможно, важные. Которые помогли мне... нам, узнать, возможна ли передача мыслей в человеческом теле.

– Я вся во внимании.

Кларо никогда не рассказывал ей о таком. Мудрец Патрии был ее проводником не только в человеческий мир, но и в мир полуволков. Отец редко рассказывал ей и полуволчьей жизни, был занят вопросами племени, в основном ее просвещали братья, Шона, и чаще всех отвечал абсолютно на все ее вопросы – Кларо. У мудреца всегда было на нее время, что странно. Он был готов говорить с ней часами, если бы Амелия сама не отправлялась в хижину по вечерам, набив живот сладостями.

Энзо не спешил продолжать. Его задумчивый взгляд был направлен в пол, глаза мутные и уставшие.

Тогда Амелии в голову пришла дурацкая мысль, которую она не успела обдумать. Движение вышло инстинктивным, словно так было нужно, словно она проделывала это тысячу раз. Она положила свою ладонь на его. Он вздрогнул.

Энзо Приц вздрогнул. Человек, когда-то чуть ли не смеющейся самому Альфе Патрии в лицо, вздрогнул.

Она сделала вид, что ничего не заметила. Хотя ее внутренняя Амелия, радующаяся любому проявлению слабости со стороны этого парня, кричала: «Жертва, жертва, жертва. Чересчур уверенная в себе жертва».

Он быстро взял себя в руки. Энзо не убрал ее руку, и она чувствовала, что расслабление потихоньку занимает место напряжения. Его внутренняя борьба оставалась для нее загадкой, на лице не отражалось ни единой эмоции. Пустота.

– Мой отец брал меня с собой на охоту не так часто, как мне хотелось бы, – начал Энзо. Их руки все еще соприкасались. Она чувствовала жар. Почему ей вдруг стало так жарко?

– Мама не знала о наших вылазках. Все это происходило в ее отсутствие. Тогда я сказал тебе, что в день, когда погиб мой отец, стал днем моей первой охоты. Я солгал. Вылазка в Патрию была не первой. Я... понимаю, почему в один момент решил исказить историю. Понял, что ты возненавидишь меня еще больше. А это нам с тобой не на руку. Я все-таки должен играть роль Адена, человека, которого ты, как минимум, уважаешь. Меня посетила мысль, что тебе будет сложно притворятся, будто тебе не хочется убить меня каждую чертову секунду. Поэтому сказал... не все.

Энзо сжал руку. Ее ладонь горела. Огонь, берущий начало у кончиков пальцев, распространялся по всему ее телу, и она осознала, что сгорает заживо. Горит снаружи, горит изнутри. Жар, жар, жар. Ей нужно отдернуть руку. Как никак, он вновь признался ей во лжи. Ее окружала лишь полуправда, лишь отголоски, недосказанность. Но она позволяла его татуированным пальцам сжать ее пальцы. Позволяла образовать «замок». О том, что так порой называют это положение рук люди вне леса, ей рассказывал Ник, в один из редких дней, когда он оказывался с ней наедине, после того как угощал очередной сладостью из человеческого мира. Чужого мира. Мира, где есть Энзо Приц с его горячими пальцами.

То ли раздражение отразилось на ее лице, то ли боль от услышанного, но Энзо, не дождавшись ее ответа и посмотрев на нее, вдруг начал тараторить. Подобную речь она слышала разве что только от Виля.

– Очередной день охоты. Я с отцом. Патрия. Мы выходим на волка, точнее, волчицу. Он... папа стреляет в нее из ружья. Точнее, пытается. Она нападает первой. Я сразу понял, что это... не самец. Движения были не резкими, а продуманными и утонченными, что ли. Она будто танцевала, играла с нами, создавала представление. Ей не было страшно, даже когда мой отец нажал на спусковой крючок. Она прыгнула на меня... прыгнула. Укусила.

Амелия отдернула руку.

– Врешь.

– Клянусь, – голос его полон уверенности. В глазах мольба.

– Не смей клясться! Нет у тебя такого права!

– Амелия...

Она встала с места. Не могла сидеть рядом с ним. Не могла находится с ним в одном помещении. Не могла дышать полной грудью, зная, что где-то в мире живет такой бесстыдный лжец, как он.

Да он же играет со мной. Играет с моими эмоциями. Мы потеряли Уолсена, а он играет со мной...

– Да ты был бы мертв, если бы тебя укусил полуволк до семнадцати!

– Мой отец спас меня, он выстрелил в нее.

– Ты не смог бы прожить и секунды! Ты был ребенком! Укус смертелен для человеческих детей!

Она понимала, что кричит, но слова все равно казались недостаточно громкими. Хотелось орать что есть мочи, хотелось свети его с ума криками, пока слова не запечатаются на подкорке мозга.

Со второго этажа послышалась музыка. Что-то тяжелое, неприятное ушам. Громкое, прикрывающее ее крики. Кая решила не становится свидетелем очередной истерики.

Из-за музыки Амелию было совсем неслышно. Она прикрыла уши руками.

– Кая, черт возьми! – вскрикнул Энзо. Голос тут же потонул в море оглушительной музыки.

Кая уменьшила звук, но совсем немного, лучше от этого не стало.

– Заткнитесь оба пока я не включила Мэрилина Мэнсона!

Резко наступившая тишина показалась Амелии благословением. Энзо тяжело вздохнул, едва заметно кивнул и сказал ей:

– Продолжишь на меня кричать или дашь высказаться?

Амелия молча села место, стараясь не глядеть ему в глаза. Она не хотела, чтобы Кая вновь включала свои песни.

– Так-то лучше, – сказал Энзо и добавил громче. – Спасибо, Кая.

Раздался приглушенный задорный голос девушки:

– Обращайся. Если что, теперь я в наушниках. Не убейте друг друга.

Амелия продолжила, уже спокойней:

– И все же это невозможно. Ни при каких обстоятельствах. Таковы законы природы.

Она подняла взгляд и увидела, что Энзо смотрит на свою руку. Он больше не прикасался к Амелии, и она не знала, чувствует ли себя лучше без его прикосновения.

«Он играет с тобой».

– Амелия, волчица укусила меня. Потом, в нее выстрелил мой отец. Я прекрасно понимаю, что она защищалась... Знаю, у нее не было выбора. Она испугалась. Мой отец среагировал. Именно он главный злодей этой истории, я прекрасно это понимаю, но прошу... Прошу выслушать мою историю.

«А теперь ты просишь, а не ставишь перед фактом».

– Как только я узнал о том, что укус полуволка смертелен для человека младше семнадцати, меня посетила мысль, что меня укусил обычный волк. Но теперь, узнав о том, что произошло... Узнав, что Дэн проник в мою голову, смог передать свои мысли, и я уверен на сто процентов из ста, что так и было, я стал задумываться, не была ли то полуволчица? И если это правда, могло ли произойти так, что я остался жив по счастливой случайности и перенял только часть способностей полуволков?

– Как выглядела эта полуволчица? И если все, что ты говоришь – правда, по какой причине о тебе известно Дэну? Как он узнал и зачем намеренно поделился с тобой мыслью?

– Не помню. Не знаю... ничего не знаю. Но в своих предположениях я уверен.

– И как нам тогда вывести его на чистую воду? – осторожно спросила Амелия, осознанно принимая сторону Энзо.

– Как он обычно реагирует на замечания в его сторону по типу: «Ты чертов псих?»

Амелия не успела среагировать. Дверь в «У Уолсена» отворилась, и она увидела лицо Дэна, полуволка, который, кажется, врал ей каждый прожитый день за пределами родного леса.