Я встала в пять утра, больше двух с половиной часов тряслась в душной маршрутке, чтобы эта долбанная маршрутка сломалась посередине дороги, когда до деревни осталось каких-то полтора километра? Спасибо, бабушка, за приглашение. Вот как чувствовала мама, не хотела отпускать. Что мне теперь делать с двумя-то чемоданами на трассе?

– Стой! Да остановись же ты! – Если бы. Старенькая лада обдала меня клубами вонючего дыма и исчезла за поворотом. – Чтобы у тебя шину пробило, с...

– И не стыдно? – Его только не хватало.

Я обернулась и увидела пожилого мужчину, лет так шестидесяти – семидесяти, с бородой до пояса, соломенной шляпой на седых волосах, застиранной, но кристально белой рубахой, подпоясанной расшитым цветными нитками ремнем и маленьким лукошком в руке. Этакий «старичок – боровичок» в реале.

– Дедушка, идите своей дорогой. – Не разговаривать. Отвернуться и не обращать внимания.

Я поднатужилась, собралась с духом, взялась за ручки чемоданов и... Не сдвинулась с места.

Чемоданы словно приросли к земле и ни в какую не хотели покидать место стоянки.

Через пять минут моих мучений старик скрылся за деревьями. Спустя полчаса я устала пинать, толкать и ругать свои «чумаданы» и села, прислонившись к ним спиной. Благо, было всего лишь каких-то восемь утра, и полуденная жара ещё не вошла в свои права.

В небе проплывали редкие облака, в воздухе носилась мошкара, которой я невольно позавидовала. Летают себе, летают и горя не знают. Нет у них десятичасового трудового дня, неоплаченных счетов за квартиру и неверных мужей. А вот у меня горемычной есть. Хотя вру – нет, но вдруг будут?

Я так прочувствовалась к себе, что всхлипнула разок, а потом вовсе позорно разревелась. Скорее всего вся живность в радиусе километра сбежала, испугавшись рева «чуда-юда». Мне бы хоть чуточку бабушкиных способностей – воду бы наколдовала, чтобы умыться.

– Может, помочь? – Нельзя же так людей пугать! Я едва в лес не драпанула, когда услышала голос за спиной.

– Леший, – старичок склонил голову, – иди... в лес. Не до тебя мне сейчас.

Мама предупреждала, стоит принять помощь нечисти, как долгов не оберёшься, а их у меня итак было выше крыши. Представляю, какой бедлам сейчас на работе творится. Моих же никакой директор не успокоит. Кристина этого никогда не простит. Пришкольный лагерь - место, где отдыхают только дети.

– Так и будешь сидеть? – Не надо было с ним заговаривать. Теперь не отстанет.

– Хочешь – станцую?

Из кустов выглянул человечек ростом в мою ладонь. А полевик что здесь потерял? Наверняка пришёл полюбоваться на меня. Потом ходи по лесу и слухи пресекай.

– Ты же здесь в последний раз лет пять назад была. – Чтобы нечисть и молчала? Невозможно. – Неужели соскучилась?

Соскучилась то я давно, а приехать заставило срочное бабушкино, если его можно так назвать, сообщение. Сложно проигнорировать мокрые лужи с видимыми только мне словами на партах, в книжных шкафах и просто на полу. Особенно, когда после «Приезжай. Срочно» целых три восклицательных знака.

– Бабуля попросила. – Ну, что я – не нечисть что ли? Тоскливо ему здесь, наверное. – Не знаешь, что за срочность?

– Когда это она успела? – Лицо лешего приобрело обеспокоенный вид. – Нины уже три дня нет.

– В смысле?! – Это ещё что за новости? Неужто бабушка в зомби переквалифицировалась?

– Туда она отправилась, туда, – успокоил меня хранитель леса. – Наказывала за домом да живностью глядеть. Только нельзя из того мира весточки присылать. Как бы чего худого не случилось.

– Та-ак... – Я встала и потянулась. Солнце блеснуло в последний раз и исчезло за горизонтом. – Совсем заговорил. Не отпала охота помогать?

Старичок заметно повеселел. Красуясь, подошёл к чемоданам, но вдруг остановился. Вдалеке мелькнула гроза.

– Сколько бы ты себя человеком не называла, а сущность твоя тебя защищает.

Я напряглась.

– О чём это ты? Я её уже... давно не чувствую. Думала, пропала.

– Будешь дальше мать слушать – пропадёт, – пробурчал дед. – Ты же из-за неё бабушку не навещала?

– Ничего не понимаю.

В памяти воскрес последний день в Кукуевке.

– Возвращайся, внученька. – Бабушка прижала меня к своей богатой груди. Вот в кого мы такие фигуристые – что мама, что я. – Тебе столько всего узнать надо. Двух недель мало будет.

Самые счастливые дни моего детства. Подъёмы в четыре утра без всяких «не хочу, не буду» для сбора росы. Тихий час на большом мягком стоге под защитой доброй стожихи-матушки. А вечерами прогулки к лесному озеру. В нём не было русалок. Их вообще на Земле не осталось. Прогулки проводились с целью пробуждения настоящей сущности, целой.

– Пусть она сама тебе расскажет, – отвёл глаза леший. – У тебя в каждой суме по проклятию. Ходите в своём городе, опасности не видите. Куда Марфа глядела?

Куда, куда. На хахаля своего очередного. Сколько я гены благодарила за то, что почти ничем на неё не похожа. В особенности, характером. Природная холеричность помогла в выборе профессии, а после – в воспитании подрастающего поколения. Интересно, как они там без меня? Жива ли Кристина? Кстати, о моей подружке.

– Погоди-ка. – Я с трудом открыла заржавевшую щеколду чемодана и вытащила из внутреннего кармана браслет с маленькими морскими камешками. Помнится, мы вместе с Кристиной рассматривали её подарок и удивлялись их причудливым формам. Но за что? А второй чемодан, над которым корпел сейчас дед, подруга в отпуск брала попользоваться.

– Вот оно как бывает. – Лесовик аккуратно забрал опасное украшение. Чёрная дымка на несколько секунд, и нет больше камешков. – Не горюй. Придёшь в деревню, от наших молодцев отбоя не будет. А она пусть дальше живёт с грешной душою.

– Всё то я понимаю, дедушка, – голос мой охрип как будто от простуды, – но за что? Тайны ей все доверяла, как сестру любила. И такова отплата.

– Пошли уже, горемычная. – Деревья привычно расступились перед хозяином. Я словно очнулась от долгого сна; кошмара с дымящими машинами и заводами, завистливыми людьми. – Бабушку твою спасать надо. Чует сердце – в беде она. – Старичок ловко подхватил оба моих баула и ступил на ровно расстилающуюся тропинку. Я же последовала за ним, размышляя над всем произошедшим.

Мы дошли до деревни за каких-то пять минут, но за это время успела проанализировать как минимум – поступок подруги, как максимум – всю свою жизнь.

Кристина – эффектная шатенка низкого роста, но с неплохими формами. В придачу к ним у неё глаза цвета тёмного шоколада, приобретающие томную поволоку, стоит только любой симпатичной особи мужского пола появится в поле зрения девушки. К директору ежегодно поступают жалобы от разъярённых матерей, требующих её увольнения, но, несмотря на свою чрезмерную любвеобильность, Кристина считается одним из лучших специалистов нашей школы. К тому же, кто, как не она, справится с ежегодными проверками?

Но чем я могла ей помешать? Мужчин не отбивала, сплетников на место ставила. Сколько раз мы собирались и делились проблемами? Жаловались на мужчин: я – на их отсутствие в моей жизни, она – на слишком сильное присутствие.

Мне кабздец.

Суетливо похлопав себя по карманам, поняла – двойной кабздец.

– Что-то потеряла? – Леший, а если по имени, Михей, оставил свою ношу на веранде и теперь подкармливал свободно разгуливающих по двору курочек непонятно откуда взявшимся пшеном.

– Телефон, телефон посеяла. – Я бросилась открывать чемоданы. – Он меня убьёт.

– Кто? – Старичок мгновенно потерял дружелюбный вид. – Ты только покажи мне его! Мигом разберёмся.

Гена – парень мой – просил перезвонить ему, как только доеду. Ой, что теперь буде-ет...

– Да что за день такой! – Мобильный даже не думал появляться.

– Не волнуйся, – попытался успокоить меня Михей, – может, и хорошо, что нет твоей бздыкалки. Хоть отдохнёшь.

– Зашибись утешил... – пробормотала я и прекратила поиски. – Сначала бабушка, затем телефон, что дальше?

– Кстати, о Нине, – заметил дед. – Записок никаких?

– Никаких.

– И связаться нельзя. – Это мы выяснили. – Остаётся одно – отправиться туда самой.

– Ни за что! – Кухня порадовала тем, что из съедобного здесь были только лук и хрен. Типичное жилище берегини. Где там у неё соленья? Подпол дыхнул мрачной сыростью.

– Юнона, а кто кроме тебя? – Чёрт, чуть банку не разбила.

– Дедушка Михей, хочешь людей пугать, в лес топай, а здесь ногами ходить изволь! – Оказалось, что впотьмах мне в руки попалась банка с маринованными перцами. – Не могу я туда идти, меня первый же крестьянин прибьёт!

– Это тебе мать голову задурила? – Прямо как бабушка, но в мужском обличии. – Больше слушай.

– При чём тут моя мама? – В четвёртой банке бултыхались подозрительные корешки. Похоже, с сегодняшнего дня я на диете.

– А то не знаешь, что она твоего отца ненавидит. – Интересно...

– Почему? – Хлопнула калитка, и ответ пришёл уже из чулана.

– Не мой секрет – не имею права раскрывать.

Из кухни было видно, как к дому приближается дородная тётка.

– Михей, – прошептала я, зная, что меня услышали, – это кто?

– Марта, опять мужика своего закодировать попросит. – А что бабушка его нормально не... – Бесполезно. Марта сама та ещё ведьма. С ней трезвым не продержаться. – Не знала, что нечисть мысли читает. – Но я этого не говорил. И Нине ни слова.

Сумасшедший... лес какой-то.

– Нина, ты дома? – Юнона, ты справлялась с тридцатью женщинами на родительских собраниях, а тут всего лишь одна.

– Извините, она уехала. – Я натянула вежливую улыбку и вышла навстречу. Марта придирчиво оглядела меня. Наверное, не узнала.

– А ты кто? – Её взгляд упал на чемоданы. Пусть только попробует что-нибудь спереть – руки отсохнут. Что, что, а порчу навести всегда сумею

– Юнона, внучка. – Руку пожала неохотно. Меня не помнили и, возможно, не поверили. – Я пять лет назад приезжала. Вот, за домом приглядываю. Вам чем-то помочь?

Похоже, женщине не терпелось разнести новую весть по деревне. Она даже попыталась улыбнуться.

– Хотела Нину Павловну застать, но раз не получилось. – Развела руками – что поделаешь. – Я – Марта. Ваша соседка напротив. – Марта выскользнула на улицу. – Если что, обращайтесь.

– Обязательно. Всего хорошего! – Я закрыла за ней калитку и выдохнула.

Странная женщина. Почему-то она была мне незнакома. Увидела свет в окнах и внезапно решила навестить? Больше похоже на разведку.