woodkid — iron

У каждого на этом поле были абсолютно разные мысли.
Кто-то думал о том, чтобы целым вернуться домой; кто-то не мог перестать вспоминать семью, когда прямо перед лицом мелькала сталь, а кто-то наоборот — не думал ни о чём. Белое и чёрное стремительно смешалось между собой, пятная багровыми кляксами белый снег. Тэхёну на миг чудится, что это всё бессмысленно. Армии режут друг друга, накалывают на мечи, выпускают стрелы в сердца, умирают прямо здесь и сейчас за своё королевство, а виной тому — сорвавшиеся с губ горькие слова, вмиг заставившие войну начаться.

Если бы Король стоял на своих двоих, он бы обязательно рухнул наземь при виде происходящего. Бешеный рёв, дикие крики и лязг металла оглушают, сводят с ума, вынуждая ошарашенно выдохнуть. Пальцы неконтролируемо дрожат, не в силах дёрнуть поводья и уехать прочь отсюда. Тэхён рад бы был самостоятельно спуститься и сражаться, а не бежать подобно крысе с тонущего корабля. Только у крысы нет другого выхода, а Королю просто не положено.
Не положено смотреть, как умирают другие.
     
Чонгук хмурит темные брови, пристально наблюдая за размытым вдалеке белым силуэтом, что будто светится на фоне мрачного неба. Фигура мнётся на месте, восседая на лошади, медленно разворачивается и исчезает из поля зрения вместе со своими помощниками. Чон презрительно фыркает, думая о том, насколько труслив и никчёмен правитель
щенок Леодрафта, раз сбегает с поля боя; сам ловко разворачивается, вскидывая саблю вверх, и пришпоривает коня, уверенно набирая скорость. Копыта месят холодный снег, пока лошадь послушно несётся вниз по холму. Мрачный взгляд из-под капюшона скользит по белым военным, подобравшимся непозволительно близко, и Чонгук, разразившись боевым кличем, легко взмахивает саблей, даже не моргнув, когда на снегу распускаются кровавые цветы. Над головой чёрным пятном развевается торжественный флаг со скалящейся пантерой.
     
Некогда свежий морозный воздух наполняется запахом крови, оружия и сотрясается от топота тяжёлых сапог. Ржание лошадей, одиночные вскрики, торжествующий рёв — всё смешивается в непонятную какофонию звуков, кружащих голову. В любой момент ты можешь пасть от меча или стрелы, а, может, будешь задушен на дне холодного снежного рва.

Животный страх влияет на людей по-разному: одни несутся в бой, несмотря ни на что, размахивают мечами, копьями, а когда к ногам летит бездыханное тело, тяжело дышат, не в силах очнуться; другие же наоборот — бегут вдоль многочисленных деревьев, по кромке леса, прячутся в канавах и за гигантскими валунами, только бы не столкнуться лицом к лицу с врагом. Всех объединяет одна цель: защитить и захватить.

Чёрный всполох плаща мягко укрывает спину лошади, пока та чинно вышагивает вдоль склона, в лощинах которого стелется молочно-белым морем туман. Юнги легко пришпоривает коня, а взгляд, лукавый и жаждущий, ползёт по бойне в сотнях метров от него. Качает головой, криво улыбаясь и изредка оглядываясь на помощника,
послушного Юнмёна, прячущегося за маской. Мин поднимает голову к небу; над кровавым побоищем возвышается бескрайнее грязное полотно, плачущее за каждого, кто сегодня падёт. Справа, на другом берегу туманного озера, что-то виднеется, и Юнги довольно цыкает, прислушиваясь к размеренному топоту, боевому кличу и звону оружия. Пока Леодрафт отбивается от центрального нападения, по краям уверенно ползут чёрные всадники и воины, блестя штыками копий и скрываясь в тумане. Шуга, как настоящий главнокомандующий, стоит почти на границе между двумя империями, пропускает мимо себя войска. Выжидает.

— Шуга, — Юнмён равняется с ним, выдыхая круглые клубы пара, — наши все, — оборачивается, тем самым показывая, что вся подготовленная на сегодня армия уже скрылась по направлению к бою. — Едем дальше? — несмело заглядывает в пустые чёрные глаза.
Юнги кривит пересохшие губы, скрывая ухмылку под чёрной маской.

— Поедем в обход. Не хочу напороться на неприятности, — дёргает поводья, и лошадь громко фырчит. — Передай братьям, чтобы подгоняли полки с двух сторон, а мы с тобой — туда, — кивает головой в сторону леса, где деревья плотным рядом защищают каждого, кто пробрался сквозь уродливые ветви. — У тебя есть пять минут. Поторопись; у нас много дел , — на последнем слове его взор сверкает, и, несмотря на проснувшийся вдруг страх, Юнмён послушно кивает, уезжая прочь.
     
Армия Праосвена — чёрные воины без лиц — быстро несутся в обход, окружая львов со всех сторон. Чонгук, заметив, как меж деревьев мелькают многочисленные знакомые силуэты, безбожно ухмыляется, резко проткнув очередного солдата прямо насквозь. В глазах падшего застревает ужас, стоит ему столкнуться со слегка обезумевшим взглядом всадника. Король двигается осторожно, стараясь не попадать в середину побоища, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не быть раненым. С опущенной сабли стекают густые багровые капли, орошая снег, пока белая лошадь, покачиваясь, размеренно вышагивает вдоль холма. Чонгук видит, как навстречу к нему бежит растерянный копейщик, уверенно размахивающий оружием. Последнее, что видит воин — кривую ухмылку из-под чёрного капюшона, когда стрела пронзает белую грудь. Правитель Праосвена молча кивает меткой лучнице, исчезнувшей меж деревьев, и внезапно врезается взглядом в высокую фигуру на холме, на том самом, где в начале битвы был Король Леодрафта.

— Не подпускайте их к южной границе, — командует Намджун стрелкам, сложив руки рупором, ловко пришпоривает лошадь и несётся вниз с горы. Судорожно осматривает округу, замечает рукопашный бой и, на задумываясь, попадает в цель — спина праосвенца — ржавым ножом. Лошадь не останавливается, а Ким вдруг замечает нечто странное. Тормозит, повернув в сторону глубокого рва. — Ты чего делаешь?!

Из-под белого капюшона на него смотрит немного испуганный, но в то же время уверенный взгляд: врач, прижимающий окровавленную марлю к животу раненного бойца, явно не ожидал быть замеченным. Виснет неловкое молчание, и Намджун поспешно спрыгивает с лошади, сильно хлопает ту по спине, чтобы уходила прочь, а сам падает на колени, пригнувшись от стрел.

— Не мешайте мне, — беззвучно произносит лекарь, свободной рукой роясь в сумке с тряпками и лекарствами. — Они пляшут под дудку их Короля. И умирают тоже по его прихоти, — праосвенец, хрипло дышащий под ладонью врача, надсадно вздыхает.
     
Намджун щурит бесцветные глаза, пригнувшись от оглушающего гула — сначала кто-то кричит, а потом в небе появляется огненный шар. Главнокомандующий старается не показывать проснувшийся страх, насильно заставив лекаря пригнуться.
— Позволь умереть грязной свинье. Иначе ночью она убьёт твою семью, — шипит, больно схватив мужчину за запястье и пытаясь отдёрнуть руку.

— У неё тоже есть семья, — врач поспешно открывает бутыль с рыжей жидкостью, уверенно плещет на чистую тряпку и, игнорируя опешившего главнокомандующего, прижимает лекарство к ране. Праосвенец сдирает с губ маску, пытаясь благодарно улыбнуться лекарю; в глазах его застревают слёзы. Позади раздаётся топот и снежный скрип. — Занимайтесь своим делом.

Рядом наземь бухается тучный солдат, запнувшись о чей-то брошенный меч. Намджун тут же встряхивает парня за плечи, грубо прижав к склону рва.

— Командир, — запыхавшись, глухо выдыхает стрелок, — если немного поднажмём с севера, они отступят. Праосвенцы плохо подготовлены.

Главнокомандующий незамедлительно кивает, осторожно поднявшись, затем оборачивается через плечо, поймав на себе три выжидающих взгляда. Хмурится, взглянув на раненного врага, смотрит врачу в глаза, обращаясь к подчинённому:

— Эту чернь — с собой. Особо выдающихся тоже. Мешки на голову и прямиком в за́мок.

И поспешно скрывается, всё ещё пригнувшись. Легко вскидывает тяжёлый сверкающий меч, напролом рассекая встречных врагов. Снег мешает бежать, лёгкие горят от частых морозных вздохов, но он ни на секунду не останавливается: проносится между воинами собственной армии, по пути отдавая приказы об усиленном наступлении. Солдаты переговариваются, поспешно ищут гонцов и отправляют тех в разные концы бойни, чтобы как можно скорее связаться с товарищами. Один уверенно исчезает в лесу, верхом на белой лошади, а почти через час — Намджуну кажется, что проходит целая вечность — воздух сотрясает гул королевского горна. Львиная армия принимает приказ, уверенно наступая на врага с новой силой.

Чёрное море напряжённо вслушивается в рокот горна, пытаясь отбиться от новой ударной волны, а Чонгук, всего на секунду замерев, чувствует, как обжигает плечо. Он машинально смотрит вниз, на стрелу, которая попала в правую руку. Становится настолько больно, что перед глазами начинают мелькать белые точки.

— Это что ещё..? — Юнги поднимает голову к почерневшему небу и прислушивается к грохочущим звукам, которые неожиданно прерывают людские крики.
     
— Атака, — громко кричит Чон, саблей распарывая очередного вояку. Другой поспешно дёргает плащ, срывая его с Короля. — Чёрт! — в помутневших глазах застывает ненависть, с которой он добивает падшего солдата, грубо оттолкнув сапогом припавшее к лошади тело.

Чонгук поспешно натягивает на рот маску, только бы львиная армия не узнала в нём правителя Праосвена. Ругается сквозь зубы, морщась от растекающейся внутри боли, пытается управлять саблей, хотя выходит плохо: левая рука не слушается.

— Только не говори, что ты собрался отступать, — кривится в усмешке Шуга, натягивая тетиву лука и выпуская очередную стрелу. Товарищ рядом молчит, всё ещё нервно косясь на стрелу. — Чонгук? Мы шли сюда ради того, чтобы трусливо сбежать?!

— Заткнись, — раздражённо шипит Король, пытаясь прикинуть дальнейший исход битвы. — Сейчас мы должны сделать шаг назад, чтобы потом передвинуться на десять вперёд, — он в последний раз взмахивает саблей и разворачивает лошадь, ускакивая прочь.

Мин сердито глядит ему в спину, со злости скрипя зубами, ведь такой план ему совсем не по вкусу. Парень оглядывается по сторонам, а когда слышит женский крик, начинает злиться ещё больше. Праосвенцы судорожно отступают, будто Намджун и вправду предвидел это. Тёмное море тянется мимо замершего Юнги, который не может совладать с собственной злостью и ненавистью, проснувшейся к другу. Лошадь под ним обессиленно ржёт, устремляясь следом за Королём, прямиком в лес Праосвен.
     
— Отступаем! Сейчас же! — надрывается Лола, размахивая острой саблей.

⚔ ⚔ ⚔

chris garneau — our man

Острые уродливые ветки неприятно бьют по плечам, задевают руки, цепляют грязную одежду, но Чонгук уверенно едет вперёд, останавливаясь лишь у каменного моста. Он внимательно наблюдает за бегущими воинами своей армии: некоторые несут раненных товарищей, другие — сами еле ползут, желая поскорее вернуться на родную землю и спрятаться, ведь весь шок от позора пока не настиг их. Среди многочисленных пешек мелькает знакомый плащ Юнги, который, заметив остановившегося Короля, равняется с ним. Шуга кричит на воинов скорее от злости и раздражения, ведь рассудок постепенно мутнеет. Мин и сам понимает, что ещё чуть-чуть — всё точно выйдет из-под контроля. Безмятежное, на первый взгляд, лицо Чонгука бесит его ещё больше, но Шуга молчит. Прожигает ненавистным взглядом его чёрную спину.

— У меня нет выбора, — наконец, нарушает напряжённое молчание Король, даже не повернувшись лицом к товарищу. Плечо не перестаёт ныть ни на секунду, пульсируя и горя, но Чон лишь крепче прижимает к ране марлю. Юнги издевательски хмыкает, окидывая презрительным взглядом последних, еле плетущихся солдатов. — Пойми, идти напролом нельзя. Слишком опасно.

Чонгук разворачивает лошадь, стараясь заглянуть другу в глаза, которые тот старательно отводит. Не желает удостоить правителя и взглядом — настолько он зол.

— Знаешь, ты кормил меня сказками с того самого дня, когда мы с Юнмёном вернулись, — парень судорожно выдыхает, делая паузу, чтобы голос не дрогнул, сорвавшись на крик. — Ты обещал подготовить армию, укрепить защиту в случае нападения с чужой стороны; ты обещал, что длительная подготовка поможет нам выиграть. В конце концов, ты обещал прикончить этого щенка сразу же, как только увидишь. И что получилось? — в глазах Юнги застревает ненависть, которую Чонгук ловит своим напряжённым взором. — Что получилось, Король ? — насмешка. — Признаюсь, ты сделал многое для своего народа. Но сможешь ли ты сделать что-то ещё?
     
— Юнги, я....

— Нет, — его вороная лошадь слегка отшатывается в сторону. — Хватит болтать, Чонгук. Твой отец точно не тратил бы на это время.
     
Кулаки бессильно сжимают поводья; Чон готов сорваться с места и впечатать их в насмехающееся лицо напротив. Юнги спасает лишь то, что конь послушно уходит прочь, цокая копытами по припорошенной снегом брусчатке. Чонгук шумно выдыхает белый пар, пышными клубами поднимающийся к вечернему небу. В голове больно пульсируют слова товарища, который действительно прав. Однако признавать этого совсем не хочется. Внезапно становится слишком холодно, непривычно одиноко, отчего Чон пару раз оглядывается, а затем плавно направляет лошадь следом за медленно скрывающимся в лесу Юнги.

Он не догоняет его; молча едет позади, крепко сжимая поводья и ни на секунду не переставая думать о сказанном. Горечь первого позорного поражения застревает на кончике языка, а в черепной коробке нет места адекватным мыслям: их занимают воспоминания об отце, матери, братьях и близких. Мин прав. Они бы точно не гордились таким никудышным правителем, как Чон Чонгук. Как Чон Чонгук, который, будучи подростком, поднял империю с самого дна. Он не замечает, как рядом с Юнги возникает ещё один всадник, в ком Король узнаёт Юнмёна — послушную шавку друга.
     
Двое о чём-то бесшумно переговариваются, словно не хотят, чтобы Чонгук слышал их беседу. Это раздражает ещё больше, и парень даже ускоряет лошадь, грубо пришпорив и получив в ответ недовольное усталое фырчание. Больше всего на свете ему бы хотелось выговориться сейчас, поплакать в жилетку
единственному человеку, который когда-либо слушал и слышал его. А после вернуться на поле боя с новыми силами, горящими глазами и томящимся в груди, от предвкушения победы, сердцем.
Всё происходит слишком быстро.

Чонгук не успевает сориентироваться, когда на него сверху летит что-то тяжелое, стремительно утягивая за собой, прямиком вниз. Он больно ударяется головой, уткнувшись лицом в холодный снег, когда вдалеке раздаются возмущённые крики, грохот, топот, испуганное ржание метнувшихся прочь лошадей. Несмотря на тяжесть чужого тела, Чон выуживает из-за пояса клинок, изворачивается и чувствует, как плавно входит лезвие в живот — львиный разведчик давится пузырящейся на губах кровью. Король резко поднимается, глядя по сторонам и замечая, как Юнги и Юнмён пытаются отбиться от военных, доселе сидевших в засаде прямо на деревьях и в оврагах.
     
Видя, как друг страдает прямо на его глазах, Чон срывается с места, уверенно заряжая кулаком прямиком в чужую челюсть. Следом ранит солдата клинком, получая ответный болезненный удар в сплетение рёбер. Двое подхватывают его, пока перед глазами всё мутнеет белой пеленой, а Юнги судорожно пытается оттолкнуть от себя шпиона с острым ножом, гуляющим в опасной близости от его шеи. Чонгук задыхается от разочарования в самом себе, от жгучей ненависти, что растёт внутри с каждой секундой. Раненая рука предательски ноет, да и левая не слушается. Следующий удар приходится в челюсть, а после — снова в живот. В голове возникает мысль, будто конец вот-вот настанет.

— Юн... ги, — беспомощно тянет правитель, почувствовав, как под ребром обжёг чужой кинжал. — Юнг...и, — глаза слепит чем-то неимоверно ярким; он даже не понимает, что происходит.

Шуга ловким движением перерезает глотки сразу двоим: вражеский меч удобно ложится в ладонь и слушается праосвенца. Мин не привык работать с таким оружием, но блестящая сталь приходится по вкусу, особенно в тот момент, когда к его ногам падает львиный дозорный. Он помогает Юнмёну справиться с ещё одним, а затем замирает, задержав взгляд нервно бегающих глаз на Чонгуке, которого сейчас убьют прямо здесь и сейчас.
На мгновение Шуга дёргается вперёд, взмахнув окровавленным мечом, но вдруг останавливается.
     
— Ю...н... — тонет меж пересохших губ Чонгука, когда один белый боец задирает его руки, а другой, до боли сжав щёки и заставив сплюнуть кровью, собирается проткнуть насквозь.
      Не так он себе представлял свой конец.
Юнмён потирает шею, на которой остались следы от чужих пальцев, и равняется с товарищем, озадаченно глядя на развернувшуюся впереди картину. Ждёт приказ, подобно послушному псу, хотя где-то в глубине души хочет помочь Королю.

— Мы... не поможем ему? — осторожно спрашивает, медленно повернувшись к Шуге лицом.
    
Мин молчит, стеклянным взглядом скользя по Чонгуку. В эту секунду в голове всплывают ненужные и лишние мысли о проведённом вместе детстве, вечной любви всех к другу, но никак ни к самому Юнги. Он немного скалится, крепче сжимая вражеский меч в подрагивающей руке. В угольных глазах плещутся нотки безумия, поглощающего парня с головой, и даже верный Юнмён отступает назад, ухватившись грязными ладонями за холодное дерево. Один из львиных шпионов вскидывает оружие, собираясь обезглавить брыкающегося Короля — всё происходит настолько медленно и мучительно, что Чонгук, слегка очнувшийся от ударов, пытается хотя бы ранить врага. Мин уверенно разворачивается и убегает прочь, крепко вцепившись в капюшон своего помощника. Оба несутся меж голых уродливых деревьев как можно дальше от места, где падёт правитель Праосвена.

Он видит, как друг с каждой секундой становится всё дальше и дальше от него. Чонгук отказывается верить в это, снова сплёвывая металлический привкус изо рта и поднимая чёрные глаза к небу. Сознание мутнеет с каждой секундой, но в следующий момент все останавливаются: плотный молчаливый воздух разрезает грохот горна, который зовёт своих домой.

— Добивай!

Шпион с мечом в руках замирает, прислушиваясь. Соратник смотрит на него в упор, глупо моргая и встряхивая безвольно повиснувшего на руках Чонгука. Львиный дозорный быстро хватает припасённый мешок, одевает правителю Праосвена на голову и, накрепко связав руки и ноги, командует товарищу отправляться домой вместе с пленником.

⚔ ⚔ ⚔

evanescence — lacrymosa

Ночью Юнги бесшумно проникает в свою комнату, крепко запирает дверь и игнорирует любые стуки, крики и просьбы выйти, раздающиеся по ту сторону. Он долго сидит на кровати в грязной одежде, раскачивается из стороны в сторону, пачкая чумазыми руками серую простыню, на которой остаётся чужая засохшая кровь. В голове нет абсолютно ни одной мысли, только звенящая пустота и дикое желание разнести всё вокруг. Его пальцы нервно подрагивают, когда Мин подносит их к грязному лицу и, наконец, срывает маску. Из отражения в зеркале, стоящем напротив кровати, на него смотрит кто-то разбитый, со стеклянным обезумевшим взором и дрожащими губами. Почему "кто-то"? Потому что теперь он и сам не знает, кем является.

Так и не сомкнув глаз, рано утром он выползает из спальни невидимой тенью, скользит вдоль чёрных опустевших залов, поднимается на самый последний этаж и врывается в комнату к отцу. Падает на колени, прижавшись вспотевшим лбом к сухой руке, а Мин старший смотрит куда-то мимо него пустым водянистым взглядом.

L— Ты сделал всё правильно, — гладит его по угольным вихрам, кивая в такт словам и чужим всхлипам.

Они ещё долго сидят вместе, молчат и не смотрят друг на друга. Шуга не может язык повернуть, осознавая, как с каждым мигом теряет рассудок. Отец наоборот — успокаивающе хлопает по плечу, то и дело беззвучно раскрывая рот подобно рыбе; не знает, что и сказать отпрыску. Когда шар солнца застревает где-то в зените, озаряя земли негреющим тусклым светом, в покои господина Мина врывается Чимин. Заметив состояние друга, непонимающе хмурится, насупившись.
     
— А... — бессвязно выдаёт Пак, забыв, зачем пришёл, — ...где Чонгук? — замирает, настороженно переглядываясь с мужчиной.

Сердце в груди начинает быстро прыгать, когда Юнги протяжно молчит.
Вместо внятного ответа он просто поднимается со скрипучей кровати, шмыгает носом, покачав головой, и скользит по другу помутневшим взглядом. Чимину на миг становится не по себе от этого дикого взора, настолько, что по телу пробегаются мурашки.

⚔ ⚔ ⚔

Галдящая толпа не прекращает гудеть ни на минуту, то разражаясь хохотом от чьей-то шутки, то тяжело вздыхая. Тучные мамаши крепко прижимают к себе своих детей, что, любопытно разинув рты, наблюдают за пустым балконом королевского замка. Юркие подростки забираются на фонари, выступы, высовываются из окон и сидят на крышах, только бы услышать каждое слово из особо важного объявления. Люди со всего королевства заинтересованно выжидают, пока появится хоть кто-нибудь из правительства, но уже почти несколько часов не происходит ничего.

— Ну сколько можно!

— Хватит мучить нас!

— Здесь небезопасно!

С разных сторон слышатся грубые вскрики, чувствуется непонятная возня, ведь в центре, на главной площади, и вправду не стоит находиться в такие времена. Наконец, двери на балконе распахиваются, и первым выходит Чимин. Он поднимает печальное лицо к серому небу, нервно одёрнув старую тёплую накидку, подходит к самому краю и опускает опустошённый взгляд на бескрайнее человеческое море внизу. Следом за ним появляется Мин старший, торжествующе поднимая обе руки кверху и приветствуя народ, который пусть и не охотно, но отзывается гулом. Проскользнувшая между ними Лола жестом приказывает всем замолчать и прислушаться.
     
— Праосвен! — громко кричит женщина, отчего толпа содрогается. Чимину кажется, будто ещё хотя бы минута этого цирка, — и он точно рухнет вниз. — В бою мы лишились нашего священного Короля, — Лола глядит вдаль, сжимая подрагивающие пальцы в кулаки. В лицо ударяет морозный ветер, заставляя щуриться и чувствовать, как по красным щекам ползут колючие слёзы. — К сожалению, на сегодняшний день обстановка не из лучших. И именно поэтому власть согласно семейному завещанию и кодексу
Tres Fratres* переходит в руки следующего названного брата, — замолкает, прислушиваясь к затихшему внизу морю. — Да здравствует новый правитель Праосвена! Да здравствует Король, который будет следовать за Священной Пантерой!

Народ замирает, и Чимину, больно закусившему щеку, только бы не разреветься здесь и сейчас, кажется, будто время останавливается совсем. Даже ветер перестаёт колоть лицо, а снег — исчезает вовсе. Ровно до того самого момента, пока Мин Юнги молча не выходит в свет.

Tres Fratres ( лат. ) — три брата.