eivør — í tokuni

Первый. Второй. Третий.
Острые, только что заточенные, блестящие и изящные клинки плавно входят в дерево, оставляя после себя глубокие рубцы, наполненные злостью и возмущением. Тэхён, не мигая, смотрит густо-синими глазами прямо перед собой, жадно втягивает носом душный воздух кабинета и ждёт, когда послушный паж с трудом вытащит ножи и принесёт своему господину.

Мальчишка копошится, пыхтя от натуги, спешит, чтобы Его Величество не разгневалось: настроение у того и так паршивое. Поднося кинжалы Королю, мальчуган боится заглянуть ему в бездонные синие глаза, в которых творится настоящий шторм — настолько он зол. Тэхён сжимает подрагивающими пальцами рукоятку, снова целится и со всей силы метает оружие в стенку. Вместе с этим постепенно уходит и лихорадочная ярость, яркими вспышками слепящая сознание.
Он никак не может поверить в то, что увидел. Неужели его врач, трудолюбивый Сокджин, который кроме склянок с лекарствами, марли и вечных раненых ничего не замечает, способен на подобную выходку? Предаться греху с врагом на светлой земле Леодрафта: что может быть хуже?

Главнокомандующий говорил правду о предательстве, но в то время Тэхён не обратил на это ни малейшего внимания. А сейчас он не понимал: в голову бьёт юношеский максимализм, или врач действительно заслуживает сурового наказания? Кто знает, что лекарь позволил себе после того, как Король сбежал? Тэхён жалел, что не остался, не увидел разворачивающееся представление с праосвенцем в главной роли.

Тот, кстати, бесповоротно отказывался уходить из королевской головы. Поздней ночью, увязшей в мёртвой тишине белой зимы, он каждый раз закрывал слипающиеся веки, видел перед собой необыкновенное лицо, каких раньше не встречал нигде. Все праосвенцы страшные, чумазые и грязные, дикие и необузданные звери, способные за собственную стаю голыми руками разодрать врага в клочья. А тот, из клетки, знает себе цену. Смуглая кожа с золотистым отливом, аккуратный нос, россыпь угольных волос с вплетёнными в них серёжками, как подобает древнему племени, и бездонные глаза, напоминающие Тэхёну самую тёмную звёздную ночь. Незнакомец пленил его как драгоценное украшение, как заморская сладость или сказочный сон.

Тэхён никогда прежде не чувствовал себя таким заинтересованным. Хотелось снова взглянуть на новую игрушку, нет, на самую красивую и редкую вещицу в его коллекции, которая сейчас томилась в клетке под землёй. Иногда в голове мелькают мысли об абсурдности, в ушах гремит назидательный голос отца, на время убаюкивающий детские прихоти сына, у которого не должно быть времени на игры в кошки-мышки с врагом. Тэхён сам понимает, что давно пора перерезать праосвенцев, раз те упрямо молчат даже после допросов главнокомандующего, но приказать не может — не так воспитан. Наверное, отец сделал бы иначе. Наверное. Однако теперь отец не Король.
     
— Ваше Величество, — паж мнётся в тёмном углу, шмыгая носом. — Главнокомандующий армии прибыл по вашему приказу, — громко и быстро тараторит, тут же пряча взор от королевского, ледяного и требовательного.

— Пусть заходит, — командует Тэхён, искривив рот, и снова метает нож в стену, отчего тишина мрачного кабинета содрогается от одиночного стука.

Тэхён позвал его не просто так, не пожаловаться и попросить о справедливом наказании, а приказать сделать это. Ему не хотелось, чтобы приказ выполнял Чанёль, не хотелось давать распоряжение надзирателям из тюрьмы, потому что единственным человеком, способным разобраться в ситуации является Ким Намджун, каменной статуей выросший позади хрупкой фигуры Короля. Тэхён оборачивается, вытирая фарфоровые ладони о бархатный платок, принимает как должное низкий поклон и садится в большое кресло, утопая в мягком вельвете.
     
— Вызывали, Ваше Величество? — уважительно интересуется Намджун и ведёт серыми глазами по кабинету, тормозя взглядом на задумчивой фигуре господина.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, — начинает Ким, сверкнув ледником на дне больших глаз. Главнокомандующий подходит ближе, держит осанку и руки по швам — он действительно похож на искусно выточенную статую. — К сожалению, утром до меня дошла неприятная новость.
     
Он тянет, задумавшись, молчит некоторое время, пока в голове наперебой возникают противоречивые мысли. Грудь ломится от чувств, которые Тэхён пытается заглушить или пресечь вовсе. С одной стороны внутреннее "я" взращенного по всем законам и правилам Короля протестует и настаивает на обычной беседе с врачом, а помогает ей назидательный голос отца, гремящий в голове. С другой же просыпается маленький ревнующий дьявол с исчерна-синими глазами и лукавой душой, желающий позабавиться: одно лишь слово, начало игры, и лекарь попал в капкан.

— Помнишь главного врача? — спрашивает Тэхён, подперев аристократической рукой бледную щёку, и буравит мужчину васильковым взглядом исподлобья.
     
Намджун послушно кивает. Его взор бесцветный, нечитаемый, но предельно внимательный выжидающе обращён к Королю.
     
— Поговори с ним, — на лице мелькает тень от дрожащего пламени свечи, отчего по спине главнокомандующего пробегаются мурашки: юный Король выглядит настолько красиво и одновременно ужасающе, что невольно бросает в дрожь. В нём гораздо больше силы, чем все думают. Ким ползёт горящим взглядом по непоколебимой фигуре мужчины, дёргая краем кукольных губ. — Я сам приказал ему обратить особое внимание на тяжело раненных пленников, но сейчас приказываю тебе прекратить это. Сокджин заработался.
     
Тёмная бровь на выточенном лице медленно ползёт вверх, пока бесцветный взгляд изучает Короля напротив, но Тэхён не собирается продолжать и откидывается на бархатную спинку кресла, ладонями обнимая круглые валики. Он запрокидывает голову, тяжело и тягуче вдыхая плотный воздух кабинета, смотрит на потолок и стены с чёрными тенями, образующими страшные образы. Если долго наблюдать за ними, то можно почувствовать, как в дверь скребётся страх. Ким чувствует себя так, будто сидит перед древним ритуальным костром, вынося приговор, а угольные дико пляшущие силуэты вокруг — разгневавшиеся духи.

— Ваше Величество, — еле слышно начинает Намджун, — могу я поинтересоваться, в чём именно виноват врач? — снаружи он выглядит суровым и непреклонным, но внутри статного военного всё сжимается только от одного взгляда на сидящего в кресле Короля.
Тэхён вальяжно закидывает ногу на ногу, по-кошачьи улыбаясь и мигая потемневшими глазами.
    
— Он сношался с праосвенцем.

Слова гремят эхом в голове Намджуна, потому что перед глазами тут же представляется эта омерзительная и абсурдная картина, яркими красками пошлости впиваясь в сознание. От удивления у него раскрывается рот, откуда выходит лишь беззвучное "о", и главнокомандующий мысленно проклинает себя за то, что задал лишний вопрос. Интересно? Получи и распишись. А у Тэхёна ни один мускул на лице не дрогнул от лжи, танцующей дикий танец вместе со злостью внутри него.

— Это очень... смелое заявление, — неспешно кивает военный, за спиной заламывая прохладные пальцы. — Вам донесли об этом из подземелья? Мои подчинённые не слышали ничего подобного, — пора бы остановиться, наверное, потому что приказ есть приказ, но рот его теперь не закрывается — Намджун слишком шокирован.
     
— Мальчишка-паж принёс, — Тэхён не мигает, смотря куда-то в пустоту и поражаясь самому себе. Иногда он думает, что постепенно сходит с ума. — Зачем детям лгать о таком? — главнокомандующий щурится: дьяволёнок перед ним и есть дитя. — Ты не веришь мне ?

— Что вы, — тут же обрывает его Намджун, мысленно одёрнув себя за подобное поведение перед своим господином. Кем бы он ни был — Король здесь Тэхён, а Ким Намджун — один из белых слонов в этой шахматной игре. — Прошу простить меня за эту оплошность. Впредь не позволю себе задавать лишних вопросов.

Король оценивающе поджимает губы, задумчиво проведя по ним кончиком указательного пальца. Львиная голова на безымянном блестит рубиновыми глазами, плутовскими и издевательскими, а главнокомандующий впервые за всё время отводит взгляд в сторону.

— Ты же сам знаешь, если крыса не успела убежать с коробля, её нужно вовремя поймать. Подобные выходки нужно пресекать сразу, — Ким порывисто поднимается, медленно растягивая губы в кривоватой улыбке. — Мы поняли друг друга?

— Да, Ваше Величество, — Намджун уважительно склоняется, на мгновение прикрыв тусклые глаза, а выпрямляется с совершенно иными эмоциями: на лице нет ни тени удивления, шока или полнейшего изумления. Снова непоколебим, наполнен неистовой силой и стойкостью. — Это всё?
Тэхён хлопает в ладоши, широко и одобрительно улыбнувшись, будто только что узнал меню на предстоящий обед, а не приказал цепному псу провести воспитательную беседу , которая обычно заканчивается в больничном крыле. Джин обещал сохранить его тайну, но он сдал его при первой же возможности. От этого было противно, но терпимо: Тэхён вовремя потопил эти пустые мысли. Намджун снова кланяется, пару метров пятится спиной и исчезает за дверью. Король остаётся один в небольшом кабинете, наедине с инфернальными тенями, пляшущими вокруг него. Он склоняется над столом, оперевшись двумя руками, шумно выдыхает, сверкнув синими глазами, и на какое-то время с головой скрывается в мутной воде собственных мыслей.

Отец бы никогда так не поступил, никогда бы не позволил себе приказать военному наказать врача за подобное. Он бы самостоятельно поговорил с тем, узнал бы всё и только после этого принял меры. Одна из самых больших проблем Тэхёна — парень всё понимает, обо всём знает и в голове своей делает совсем иначе, нежели в реальности. Кима воротит от самого себя, когда мысли упираются в бурный поток рассуждений о том праосвенце. Король прекрасно видел, что инициативу проявил не Джин. Видел, но всё равно приказал наказать заботливого врача с добрым сердцем, который не может пройти мимо любой побитой шавки вроде дикого парня из Праосвена. Так ведь?

Тэхён заврался.

Он лжёт Чанёлю, сбегая в подземелье, лжёт Намджуну о враче, лжёт Джину, уверяя, что больше не появится рядом с праосвенцем, лжёт своему народу. Король понимает, что идёт совершенно не в том направлении, сбившись с пути и потеряв управление окончательно, но всё равно идёт, не тормозя и не крича о помощи. Горло сжимается от частых вздохов, голова начинает кружиться то ли от бешеного танца вокруг, то ли от подступающего чувства тревоги перед приступом, ставшим редким гостем в его жизни. Тэхён оттягивает пальцами ворот рубашки, облизывает сухие губы, обойдя стол, уже тянет руку, чтобы открыть дверь, но тормозит.

Из зеркала на стене на него смотрит не Король Леодрафта, а тот глупый принц, не видящий ничего, кроме собственной выгоды, забавы и моря эгоизма, в котором давно утонул. Голова начинает кружиться от уродливых теней на его лице, и Ким невольно закрывает его ладонями, становясь похожим на маленького мальчика, увидевшего нечто страшное. Его тошнит от чувства липкого страха, подкравшегося со спины, он леденеет от одного взгляда на самого себя. Внешне пытается быть лукавым и дьявольски властным, а внутри — трусливый мальчишка, играющий с огнём.

Одного взгляда на своё отражение, растерянное и безбожно разбитое, хватает, чтобы лицо исказила гримаса ужаса. Тэхён чувствует, как сознание раскалывается на две части, и понимает, что если не остановится, то обязательно потеряет голову. Он думает о болезни, думает об отце, который раньше своей стойкостью и смелостью затмевал любые попытки трусости, безбашенности и азарта поймать кривыми лапами его податливого сына. Тэхёну хочется закрыть глаза, заплакать и позвать Чанёля, чтобы тот встряхнул его как следует, разбудил от этого кошмара наяву. А ещё сильнее хочется получить жгучую оплеуху Бекхёна, благодаря которой вся эта дурость, ребячество и желание поиграться исчезнут.
     
Тэхён кривит лицо, сжимая зубы до такой степени, что они начинают скрипеть, а затем еле слышно шепчет:

— Я лжец. Я чертовски хороший лжец.

⚔ ⚔ ⚔

secret garden — silent wings

Когда зимнее круглое солнце возвышается на голубом небе без единого облака, Намджун не отводит от него глаз. Каждый день он проводит в затхлом подземелье, испытывает отвращение, злость и неприязнь к врагам, которые уже который месяц молчат. Главнокомандующий до дрожи в руках ненавидит их, ненавидит каждого и каждую, кто посмели ступить на Священную землю Леодрафта и поднять свои мечи против львиной Империи. Каждый день он вынужден смотреть в эти чёрные лица, получать плевки вместо ответов, отчего внутри просыпается дикое желание убить всех. До единого. И на это у него есть одна веская причина, растворившаяся призрачной улыбкой в эхе войны.

Наблюдать за прекрасной погодой, развернувшейся за окном, ему нравится больше всего. Многие люди не обращают на это никакого внимания: ну и что с того, что на небе висит круглый шар, от которого слепит глаза? А Намджуну нравится. Он бы всё отдал, чтобы просто посидеть у родного озера, в своей родной деревне, послушать хруст пушистого снега, подышать свежим морозным воздухом, от которого просыпается аппетит и румянятся щёки, помечтать о чём-нибудь далёком и не пачкать руки в чужой крови, дыша металлом и ненавистью.

Намджун на самом деле не такой каменный, как кажется. Его искусная статуя давно пошла трещинами и вскоре развалится на пыльные осколки. Когда? Это вопрос времени, которое совсем не лечит.

Главнокомандующий улыбается солнцу, сцепив руки за спиной в прочный замок, обводит взором покрытое блестящим льдом озеро и жадно вдыхает тонкую струйку зимнего ветерка, сочащегося сквозь приоткрытое окно. Эти минуты, проведённые наедине с собой, дарят ему спокойствие и умиротворение, которые он не испытывал уже много лет. Намджун живёт по расписанию, по чужим приказам и откровенно пляшет под дудку юнца, но по-другому уже не может. Тот прежний мальчишка из деревни на другом берегу озера давно томится за решёткой повиновения и службы Королю.

Как бы тихо и бесшумно помощник не пытался проникнуть в кабинет главнокомандующего, тот ловит скрип половиц чутким слухом и мгновенно напрягается, смахнув с лица искусный рисунок спокойствия.

— Господин, — русоволосый кланяется, постукивая каблуком высоких сапог. — Верховный лекарь Ким Сокджин прибыл по вашему приказу и ожидает за дверью, — отчеканив, поднимает глаза на мужчину. — Вам понадобится помощь?

— Нет. Жди с той стороны, — Намджун ловко закрывает окно, в последний раз глотнув желаемой свободы, и подходит к столу.
     
Как бы сильно Ким ни ненавидел праосвенцев, как бы сильно ни желал наказать врача за прошлые огрехи и длинный язык, сейчас у него рука не поднимется сделать это: в слова Короля, как бы прискорбно это ни звучало, верить он отказывался.
     
В пустом дверном проёме появляется Сокджин, немного всклокоченный, взволнованный и уставший. Сразу видно, что он испытывает множество эмоций, которые разноцветными бликами играют на аккуратном лице. Врач закрывает дверь, быстрым шагом пройдя внутрь, кланяется и в ожидании замирает, а зимнее солнце за окном рисует в его зелёных ведьминских глазах настоящую сказку. Почему
ведьминских? Намджун никогда прежде не видел таких, а поэтому был уверен в том, что этого человека нужно держать на мушке. Сокджин шумно сглатывает, почти не дыша, отчего широкая грудь перестаёт вздыматься под белоснежной робой.

Такой чистый и светлый, он напоминает военному то ледяное озеро за окном.

— Что-то случилось? — нарушает тишину Джин, а Намджуну хочется поучительно пригладить его светлые волосы, торчащие в разные стороны от спешки.

— Случилось, — врача невольно передёргивает от грубого громкого голоса, единично громыхнувшего совсем рядом. Мужчина жестом предлагает ему сесть, и лекарь слушается, опускаясь в глубокое кресло. — Давайте не будем ходить вокруг да около. Вам есть, что сказать мне?

Джин хмурит тёмные брови, потирая сухие от лекарств ладони. В голове давно бьёт тревогу чувство страха: утром врач прекрасно слышал убегающие шаги, а после этого не находил себе места в ожидании, когда же его сдадут Королю.

— Это приказ Короля? — в лоб спрашивает Сокджин, подняв на военного свои большие зелёные глаза, но тот непоколебимо смотрит на него сверху вниз, не мигая и держа стальную осанку. Единственное, что меняется, так это слегка поднятая бровь, заставляющая пояснить. — Вы не сами меня вызвали, так ведь? Это был приказ Короля?

— Какое это имеет значение? — он упирается руками в стол, склонившись над ним и уставившись на высокого мужчину перед собой в упор. — Значит, вы сознаётесь в содеянном, — шестерёнки в голове начинают быстро вращаться, связывая факты и доводы, а на лице возникает удивление. — Значит, паж не солгал.

Паж ли?

— О чём вы говорите? — Джин не отступится от своего; если они хотят обвинить его — пусть сделают это самостоятельно, а не заставят играть в угадай-ку. — Я готов ответить на любые вопросы и понести любое наказание только после того, как мне официально предъявят обвинения. Какова причина этой встречи?

У Намджуна дар речи пропадает от этой наглости, от того, как внезапно они поменялись местами. Худощавый врач, запретно красивый для подземелья и грязной работы, минуту назад волновавшийся и подпрыгивающий на месте от любого вздоха, вдруг одной фразой опрокидывает статного воина на лопатки, разложив всё по полкам. И главнокомандующему нечего сказать против.

— Хорошо, — он кивает, снова сцепив руки в замок. — Вас видели вместе с праосвенцем, — серый взгляд цепляется за зелёный, следит за ним и не отпускает ни на секунду.
     
— Удивительно, — паясничает Джин, усмехнувшись, будто это действительно забавляет его. — Я работаю врачом, у которого есть чёткий приказ о помощи в тюрьме. Почему вас так возмущает тот факт, что я каждый день нахожусь рядом с ними? — отлично играет, пряча собственный промах за тенью лжи.

— Не стройте из себя дурака, — рот Намджуна кривится от раздражения. — Вы прекрасно знаете, о чём именно я говорю, — он наклоняется ближе, вглядываясь в изумрудную пелену с напряжённым зрачком. — Вы сношались с одним из них? — задаёт вопрос прямо, без запинки и сожаления.

Теперь шокирован Сокджин, возмущённо хватнув ртом воздух. Конечно, он не может отрицать тот факт, что Чонгук поцеловал его. Но в то же время о каком сношении идёт речь: врач никогда бы не позволил себе эту дикость, никак не укладывающуюся в его моральные устои? Абсурд да и только.

— Что за чушь? — тёмные брови сходятся у переносицы, и Джин кривит пухлые губы, которые будто созданы искусным скульптором. — За подобное обвинение вы сами можете попасть за решётку, — его бледное лицо становится откровенно разозлившимся.

     
Намджун не видит ни капли вранья в чужих глазах.

— У меня есть свидетели, — держит оборону, отстаивая честь Короля. Не мог же тот солгать на пустом месте. Ради чего ? Или кого? Ерунда какая-то. Намджун щурится, норовя выбить признание вопросами. А, может, кулаками. — Так что за решётку вполне можете попасть вы. Отвечайте чётко и ясно. Была подобная выходка с вашей стороны?
     
— Никогда. Я не могу позволить себе осквернить честь своей Империи, — не мигая, отвечает Джин. И, к своему сожалению, Намджун верит ему. Но служит Тэхёну.

— Бросьте блефовать, Сокджин, — склоняется, над столом снова, потому что сил стоять на ногах уже нет. — Вместо того, чтобы побитой собакой врать мне и прикрываться громкими фразами о Леодрафте, признайтесь честно. Чистосердечное облегчит ваше наказание, — опять щурится, проницательным взглядом изучая врача, но тот продолжает молчать: он уже всё сказал. — Отвечайте! Эта... любовь с врагом — правда?

В его бесцветных глаза впервые появляются яркие краски, которые не ускользают от Джина. Намджун чертыхается, не в силах подобрать правильных слов для описания произошедшего (или нет?).

— Я любил лишь раз в своей жизни, — еле слышно говорит Джин после долгого молчания. — И, поверьте, я отдал бы всё, чтобы сделать это вновь.
Намджун чувствует, как его ударяют невидимой оплеухой ещё раз. Он хмурится, глядя на спокойное лицо врача, сочувствующе поджимает губы и отворачивается, потому что разговор продолжать нужно, а все слова исчезают.

— Как давно? — единственное, что спрашивает Намджун, смотря на успокаивающую погоду за окном.
Они понимают друг друга без слов. Джин печально усмехается, дёрнув краем пухлых губ: именно сейчас можно увидеть, как трещит по швам его образ хорошего актёра.

— Два года назад, — отвечает, разглядывая свои ладони. Ведёт тонким пальцем по аккуратному кольцу на безымянном, протяжно молчит, стараясь не дышать, чтобы не будить внутри себя тоску. — В битве на реке.

В стальном сердце вдруг что-то взрывается, к чёрту разлетаясь на бесполезные болты и куски железа, которым Намджун пытается отгородиться от этого мира. Его пустой взгляд застревает где-то на небе, когда в голову приходит осознание всей ситуации. Он не моргает, не дышит и не двигается, боясь в любой момент сорваться и сгорбиться, закрыв лицо большими ладонями.
     
— Вам знакомо это, да? — снова спрашивает Джин, а Намджуну кажется, что это он попал на самый страшный допрос в своей жизни и теперь получает болезненные оплеухи, от которых хочется стыдливо заплакать.
    
Он больше не спрашивает, и военный отчего-то благодарен ему. Врач давно заметил маленький нарисованный углём портрет, занимающий отдельное место на рабочем столе мужчины; заметил похожее кольцо на безымянном, которое тот бережно хранит. Они похожи. Какими бы разными они ни были снаружи, Намджун и Джин попали в один капкан.

— Поэтому я ненавижу их, — цедит сквозь плотно сжатые зубы мужчина, не решаясь повернуться лицом, потому что каменная маска в любой момент может треснуть.
— Поэтому я помогаю всем, не деля на "достойных" и "не", — продолжает за него Сокджин, любовно оглаживая кольцо. — Любого человека, даже самого злого и бесчувственного где-то ждут.
Намджун жмурится, когда с губ срывается неосторожный всхлип.

— Сделайте вид, что воспитательная беседа прошла успешно, и не суйтесь в тюрьму, — неожиданно говорит он, в профиль повернувшись к врачу. — В любом случае, — лжёте вы или нет — я... разберусь.

Какое-то время Джин всё ещё сидит в кресле, борясь с желанием поговорить с ним, помочь, поддержать, но, решив не ворошить прошлое расспросами и разговорами, бесшумно поднимается и, благодарно поклонившись спине военного, уходит.

Намджун позволяет себе взять в подрагивающие пальцы портрет, устало рухнуть в кресло и повернуться лицом к солнцу, прижимая рыжеволосую иллюзию к своей груди и улыбаясь заходящему солнцу.

⚔ ⚔ ⚔

woodkid — i love you

Он долго ерошит золото на своей голове, пачкает бледные щёки и рубашку углём: в общем, делает всё, чтобы быть похожим на обычного придворного из подземелья. Натянув на лицо капюшон, Тэхён скачет по сырой лестнице тюрьмы, стучит каблуками старых тапок, впиваясь ногтями в ладони, и сам поражается себе, насколько быстро спешит в знакомый подвал. Король терпел до самого вечера, стараясь контролировать себя и разгребать дела, но с заходом негреющего солнца желание оказаться здесь, под землёй, буквально подмяло его под себя. Солгав Чанёлю, что пойдёт принимать ванну, Ким выиграл себе почти целый час. Правда, он ещё не придумал, чем займётся: привычным наблюдением за диким зверем или позволит себе нечто большее?

Миновав охрану незамеченным, Король стучит каблуками по последней лестнице, ведущей к знакомой камере. Дорога чиста, вокруг — никого, кроме преследующих его теней, замеревших у одной из кирпичных стен. Тэхён потирает замёрзшие испачканные ладони, всем телом жадно льнёт к двери и прислушивается. Тишина. Только отдалённые крики сверху и беснующееся в глотке сердце. Он осторожно наклоняется, мазнув цепким взглядом по тёмной камере, и млеет от одного лишь взгляда на незнакомца. Чонгук, прижавшись спиной к стене, осторожно разминает руки.
Тэхён улыбается собственным мыслям, ладонью нащупывает сворованные со стола хлеб и пару кусков свежего мяса, а затем натыкается на рукоятку ножа.

Осторожно толкнув дверь, он делает маленький шаг внутрь, привлекая внимание праосвенца. Затем быстро оказывается рядом с клеткой, бухается на колени и молча смотрит на него своими огромными васильковыми глазами. Он очутился лицом к лицу с тем самым зверем, о котором его предупреждали, с тем, который с первого взгляда вызвал в его душе необъяснимое волнение.

Чонгук щурит угольные глаза, а затем, встав на четвереньки, медленно подползает ближе и садится у самой решётки. Ему нравится играть в эту странную игру, нравится смотреть на необыкновенную красоту, нравится видеть перед собой этого юношу, с трудом борясь с желанием схватить и сделать своим. Он сидит так близко, что если бы не толстые прутья, они бы столкнулись. Их глаза снова встречаются. Тэхён безрассудно думает, что нужно спросить, как зовут эту драгоценность по ту сторону. Хотя, наверное, совсем не безрассудно: ему ведь так хочется. И он делает.
     
— Зачем тебе моё имя? — тихо спрашивает Чонгук, мазнув лукавым взглядом по диковинному лицу напротив.

— Хочу, — коротко шепчет Король в ответ и осторожно запускает руку в бездонный карман куртки.

Праосвенец самодовольно хмыкает, пристально наблюдая за каждым движением, а после замирает, увидев в чумазой ладони желанный кусок еды, совершенно не похожей на ту, которую обычно приносят мальчишки-пажи. Тэхён поднимает мясо выше, чуть придвинувшись, садится по-лягушачьи и ни на секунду не перестаёт играть с огнём, наблюдая за Чоном.

— Откуда? — подняв вверх тёмную бровь, требовательно вопрошает Чонгук.

— Украл.

Внутри что-то вздрагивает.

— Для меня?

— Для тебя.

И оба замолкают, смотря друг другу в глаза. Чонгук сглатывает, скользнув кончиком языка по сухим губам, но не тянется, хотя очень сильно хочет. Живот протестующе рычит, огрызаясь, а Тэхён робко улыбается, взяв кусочек мяса и протянув его пленнику. Чон колеблется, в голове взвешивая все "за" и "против", беззвучно чертыхается и наклоняется, сквозь прутья получая еду. Он цепляет её зубами, не в силах притронуться к юноше, жадно и долго пережёвывает, сглатывая, вытирает губы тыльной стороной ладони и получает желанный хлеб из желанных рук.

Неожиданно для Тэхёна, праосвенец тянет свою руку к нему сквозь прутья, берёт за ладонь с хлебом — совсем не грубо, но цепко. Король думает, что тот хочет самостоятельно забрать еду, а не хватать зубами, будто он — пантера в клетке. Но Чонгук молча держит его за руку, пуская по телу разряды тока, молчит, наблюдая, и шепчет одно единственное Þancung* . Ким хмурит брови, уставившись на пленника. Иногда ему кажется, что он совсем не учил язык вместе с Чанёлем, а маялся дурью и считал ворон на небе.

— Ты говоришь на английском? — Тэхён щурится и вздрагивает, когда Чонгук забирает у него последний кусок хлеба. Праосвенец с недоверием глядит на юношу, медленно кивая. — Значит, ты занимаешь высокую должность при дворе. Обычные люди не учат его.

Чонгук молчит, угольным взглядом глядя на Короля исподлобья, а тот будто игнорирует эту дикость со стороны зверька. Тэхён закусывает губу, придвигаясь немного ближе и жадно хватаясь за прутья.

— Что значит то слово? — Чонгук не видит вокруг себя ничего, кроме бесшумного трепета кукольных губ. Он с трудом отрывает наблюдающий взгляд, сталкиваясь с горящими от интереса сапфировыми глазами. — То слово, которое ты сказал мне.

Тот снова отвечает плотной тишиной. Тэхён мысленно чертыхается, но одёргивает себя, потому что хочет быть терпеливым с незнакомцем. Наверное, в высшем обществе ему было бы жутко стыдно от того, что он плохо учил английский, однако сейчас это определённо должно убить двух зайцев: он узнает, что же тогда сказал праосвенец, а тот будет уверен в том, что Тэхён — обычный паж, не знающий элементарной грамоты.

— Ты не говоришь по-английски? — подозрительно щурит чёрные глаза, потому что надеялся поймать особенного пажа на горячем.
     
Видимо, тот и вправду слуга, а не кто-нибудь из королевской семьи. Для Короля он слишком мал и глуп , так думал сам Чонгук.

— Мне не позволено.

Чонгук несдержанно дёргает краем губ.

— Это значит " странный", — лжёт, с азартом наблюдая за реакцией Тэхёна.

И она незамедлительно следует, отражаясь большими удивлёнными глазами и раскрывшимся от удивления ртом. Что он ожидал услышать? Явно не это простое слово, болезненно уколовшее куда-то под рёбра. Он не странный. Он болен.

— Ты считаешь меня странным? — деловито вскинув тёмную бровь, спрашивает Король и отпускает прутья.

Одна единственная фраза подбила его уверенность, прыткость и желание сблизиться с праосвенцем. Тэхён весь сжимается, будто чувствуя, как за его спиной танцуют дикие тени из его кабинета, пугают, воют, а приступ приветливо наступает на пятки. Неужели по нему видно, что в прошлом парень ежедневно страдал от психического расстройства? Кулаки бессильно сжимаются, когда внутри просыпается капризный ребёнок. Тэхён понимает, что надо бежать, пока не стало слишком поздно. Пока можно скрыться в своей спальне от чужих любопытных глаз и ушей.
     
— Да, — признаётся Чонгук.
Он действительно считает его странным. Странным и чертовски красивым одновременно.

*Þancung — спасибо