Бьёрн поднял руки свои могучие и обхватил пальцами сзади прядь тогда еще длинных волос. Обмазал он накануне их кровью волчьих душ самых лютых северных лесов. Привязал концы пряди к широкому кольцу золотому, да так, чтобы сам металл не запачкать в крови звериной до времени, когда Мани[1] на колеснице своей, бегущий от Хати[2], пронесется с лунным диском. В крови предка своего. Берсерк знал, что сегодня ночью кто-то умрет. Это знало тело его адамантовое, каждый мускул выл от жажды и желания насытиться. Блестящий на проникающих внутрь шатра солнечных лучах чакрам, висевший на волосах, коснулся квадратной, мощной челюсти берсерка, и тот оглядел своё отражение в двигающихся пластинах декоративного щита. Был тот украшен узорами таинственными, цвета их были темными; то ли соками трав были те нанесены, то ли чьей-то кровью — Бьёрн этого вспомнить не мог. Не мог, ибо пользовался щитом редко. Об этом и свидетельствовал потемневший металлический обод  деревянной эгиды, на котором почти не было царапин. Торчащие меж пластин такие же ржавые четырёхугольные тупые шипы так же были гладкими, кончики их не стёрлись и не обломились. Металл искривлял отражение Бьёрна. Сделалось лицо его там яростным и свирепым. Возможно, на деле же, реальность искажала истинный лик оборотня.

Он сидел, склонившись над оружием, пока в шатер не вошёл Хьярвард — молодой берсерк, пагубно считавший своё проклятие ликана даром. Облачен он был в броню, что сверкала под пропавшими лучами солнца, будто драили её несколько суток. Неспроста. Мелкая резьба на деревянных щитках наручей напоминала дракноью чешую, наплечники ламеллярной брони были украшены мехом, а на поясе закрепились небольшие рога балеарского козла. Лицо Хьярварда румяное улыбалось, однако стоило мрачному взору Бьёрна подняться на него, как тот сделался суровым и угрюмым.

— Пришли Вёльвы [3], — пробубнил юноша. На такое заявление Бьёрн медленно поднялся с пола и недоуменно покосился на юнца. Тот дернул головой, откидывая рыжие пряди с лица, и шмыгнул носом.

— А где девки сопленосые?

— Негоже дев младых так нарекать, — ухмыльнулся Хьярвард, да тут же замолк, стоило угрожающе хмыкнуть Бьёрну. — Твой отец сказал привести Вёльв, дабы они предсказали будущее рунами на теле твоём.

Бьёрн нахмурился. Всякий раз, когда к делу оказывался каким-либо образом причастен его отец, то стоило ждать беды. Берсерк широким шагом пересёк помещение и вышел из шатра, толкнув в плечо берсерка. Тот жалобно чертыхнулся и потёр предплечье.

— Постой, — он последовал за мужчиной, — куда ты?

Выйдя наружу, Бьёрн зажмурился от ослепляющего солнечного света, прикрыв лицо рукой. Он обнаружил, что никто не готовится к посвящению нового наемника-оборотня. Каждый занимается своими делами, но лица у них иные - беспокойные. Солнце белым светом освещало мрачные лица, да не нашлось ни одного праздного берсерка или жен его с детьми, которые бы хотя бы улыбнулись. Воин понял, что никто из существ вокруг, как и он, не могли понять, почему не идет подготовка к Ночи Мани. Мужчина, сжав кулаки, стал бродить по поселению. Желваки на лице его хмуром играли, костяшки пальцем побелели от того, с каким натугом он сжимал кисти квадратные. Чакрам на волосах его со звоном бился об обруч железный на шее, гоняемый ветром. Муж распахнул ворот рубахи, с силой дернув за лён, оголяя загорелую воинственную грудь, вздымающуюся от возмущения.

Дышалось ему тяжко с туго затянутой одеждой, он размышлял, гадал, почему ни единый день в жизни его не может пройти ладно.
Бьёрн, грозно протоптывая зелень, двинулся к оборотню, которого сегодня ночью должны были посвятить. Очередь пала на Фроди, неуверенного бледного юношу, который не любил изменения в себе так же, как и не любил их когда-то и Бьёрн.

До сих пор не люблю. Но сумел принять это в себе.

Принять? Мы слышим, как ты осыпаешь проклятиями свою голову, с макушки до пят истезаешь ненавистью к себе. Тебе омерзителен зверь внутри, но твоя часть человека так слаба, немощна, что давно бы сгинула без животной силы. Ты стремился укротить обе стороны в себе, однако не сумел ни одну. Так и остался, неполноценным, половинчатым.

Это вы меня сделали таким.

Это ты впустил нас.

Фроди Бьёрн обнаружил за поселением, у реки. Он сидел, печально склонив протому свою к воде. Казалось бы, он слушал гудение реки, рассматривал каждый всплывающий пузырь и оглядывал ясное дно разноцветного щебня. Протока радостно неслась, смывая мураву с берегов. Кругом не было ни души, лишь вдалеке среди веток секвой спрятались соловьи, что неистово щебетали. Мужчина медленно стал подходить к мальчику, поглаживая мозолистыми ладонями ковыль, что игриво танцевала на ветру.

— Фроди, — берсерк подошел к спине отрока, но тот обернулся лишь на зов. Бьёрну подумалось, из-за хищной ли, притаившийся походки волчьей юнец его не услышал, иль мысли того бурные были до того, что оглушили. -Почему ты здесь?

— Меня искали? — юноша выглядел раздражительным, мешкал.

— Должны были, ведь сегодня ты станешь берсерком.

— Не сегодня, — Фроди опустил голову.

Бьёрн со вздохом уселся рядом с ним, оперевшись локтями о колени. Он не смотрел на эфеба, однако замечал каждое движение с его стороны. Мужчина обратил внимание, как волоски на руках белых вьюноши встали дыбом, как нервно тот покусывал до крови бледные губы свои.

— Не знаешь, почему?

— Наш вождь сказал, что сегодня валькирии не смогут осветить путь.

— А ты хотел бы стать берсерком? — мальчик недоверчиво поглядел на мужчину. Так они и молчали несколько минут. Бьёрн поглядел вдаль, на бескрайние горы, которые при закате отливали розоватыми цветами. Снег же на них был голубым, томимый в тени резистых вершин. Фроди последовал за ним взглядом и уставился туда же. Сидели они, молчали. Отрок собирался духом, а муж выжидал. Наконец, юнец признался.

— Я не хотел убивать ту женщину, — Бьёрн не отрывал взгляд от гор. Он не знал, о какой именно женщине тот говорил, но понимал, что, должно быть, Фроди убил ее вынужденным, как когда-то сам берсерк убил Вагни Медведя. — Я не смог остановиться.

— Я знаю, — мужчина повернул голову набок и с сожалением посмотрел на младое, напуганное лицо. — Никому еще не удавалось.

— Все насмехаются надо мной. Отец глумится. Говорит, ненормально быть таким, что я сопляк, который позорит его.

— Ты не обязан быть таким, какого ждут от тебя и требуют. Это в тебе, Фроди, — юноша, раскрыв рот, уставился на самого грозного, смертоносного и жестокого берсерка. Вокруг Бьёрна, ведущего самую тихую, таинственную и одинокую жизнь, ходило много слухов. Многие верили, особенно те, кто не застал Майю живой, что мать его была великаншей, иные — что по отцовской линии тому передалась настоящая колдовская сила. Бьёрна селяни считали нелюдимым, мрачным. Он никогда не пустословил с братьями по оружию и горожанами, не смртрел людям в глаза. Тем не менее, многие его заставали врасплох, когда тот разговаривал сам с собой. Безумец. Он видел лица, слышал голоса там, где их не было на самом деле. И теперь он же так тепло и мягко пытается утешить Фроди. Отрок был поражен.

— Мне не дают выбора, — прошептал он.

— Не потеряй себя в этой борьбе со мраком, — Бьёрн положил руку на плечо младое и сжал его, пристально заглядывая в очи Фроди. Тот не мог оторвать взгляд и смотрел в ответ. Видел он в могучем воине, в человеке отважным духом глаза звериные. Взгляд берсерка был одичавшим, полным злобы и хищного голода. Мальчик судорожно закивал головой, и Бьёрн поднялся на ноги.

Мужчина вернулся в поселение на заходе солнца. Народу стало меньше, а оставшиеся тревожно расходились по домам. Близилась ночь, и все понимали, что случится что-то неладное.

— Хелга, — прорычал Бьёрн и отправился к небольшому деревянному чертогу в центре поселения.

Пусть помещение снаружи и выглядело дешево и бедно, зато внутри оно было краше и более роскошным, чем дворцы самых влиятельных ярлов. Столы в главном зале ломились от завоеванных с походами золота, драгоценностей и жемчуга. Стены были украшены головами десятков зверей, и в морде каждого при свете пылающего в жаровнях огня виднелся ужас.

Двери с грохотом отворились, и в мрачную комнату вступил Бьёрн. Отец его сидел спокойно, даже неподвижно на высоком стуле спиной ко входу. Его темная шуба давила на старые, но мощные плечи и ниспадала на деревянный пол. Языки пламени откидывали мрачный свет на профиль старика. Мышцы над глазами хмуро выпирали, а сломанный много раз нос затемнял впавшие ланиты. Даже в тени Бьёрн мог отличить все шрамы на лице отца, которое обрамляли седые редкие волоски, выбившиеся из туго затянутого хвоста. На шум тот даже не обернулся — сразу понял, кто пришел, почуял запах вошедшего.

— Слишком дерзко так врываться в дом к вождю, — Хелга, оперевшись на локоть, медленно повернул корпус в сторону Бьёрна. — Слишком, даже для тебя.

— Что происходит, отец? — берсерк медленно приближался к предку.

— О чем ты?

— Почему никто не готовит новообращенного? Зачем ко мне пришли Вёльвы?

— Очевидно, по моему указанию, сын мой, — Хелга медленно поднялся. Железки на шкуре его защелкали, ударяясь друг о друга, а стул скрипнул, словно томно выдыхая от покинувшей его медвежьей тяжести.

— Да что ты?

— Сегодня, сын, наша стая не пополнится, — вождь не поворачивался лицом к отпрыску, и, пожалуй, только он мог пугать Бьёрна, стоя к тому спиной.

Такой уязвимый, такой устрашающий.

Молодой берсерк недоуменно нахмурился. Волоски на его теле встали дыбом, предчувствуя опасность, а по коже пронеслись мурашки.

— Сегодня стая попрощается с одним из нас, — мужчина оперся тяжелыми, воинственными руками о стол. — Это будешь ты, Бьёрн.

Заговор...

Воин тяжело задышал. Его тело чуяло неладное с прошлой ночи. Однако к такому его разум был не готов.

— К чему тебе тогда Вёльвы?

Заговор, который учинишь ты.

— Это будет не убийство, Бьёрн, а битва.

— И ты, настолько неуверенный в себе, старый, позвал их, чтобы точно знать, одолеешь ли меня? - берсерк насмешливо фыркнул и подошел ближе к отцу. — Тем не менее, так уверенно говоришь, что погибну я?

— Даже если в этой схватке умру я, то сгинуть, все равно, тебе, — Бьёрн снова нахмурился. — Я не просто твой отец, не просто берсерк, не просто оборотень. Я — вождь, предводитель вурдалаков всех здешних северных земель. Я — благодать для царей и оружие для богов! Посмотри сам, Бьёрн, — Хелга повернулся лицом к сыну своему и раскинул руки.

— Вижу только твою мерзкую душу.

— Тогда, когда ты пришел ко мне спустя сорок девять зим живым, я понял, какую ошибку допустил, отправив тебя на погибель, — мужчина указал пальцем на воина. — И я принял тебя, вырастил. Это я сделал из тебя такую мощь, коей ты являешься сейчас.

— Ты сделал это из страха возмездия, — Бьёрн прошипел .

— О нет. Мое отцовское сердце предало тебя и меня. Оно не смогло возлюбить тебя, ибо разум предсказывал это возмездие в любом случае.

Сегодня, Бьёрн, тебе выпадет шанс отомстить за нас. Отомстить за меня.

— Я пошел к Вёльвам, и за щедрые дары те сказали мне, что сегодня мы с тобой сломим друг друга. Долго я не мог понять, что значит это, до конца понять не могу и сейчас.

— Тебе не победить меня, отец, — Бьёрн даже не пытался скрыть свое презрение к отцу. Впрочем, как и тот к нему. С самого начала.

— Я смогу. Я принес жертвы богам, чтобы сегодня сломить тебя.

Отомсти за меня ему, Бьёрн. Сегодня на рассвете мы свершим над ним "Кровавый орёл" [4]. За меня.

— И чем ты пожертвовал богам? Остатками человека в тебе?

Хелга медленно подошел к Бьёрну. Лицо его сделалось мрачным, даже тоскливым. Грудь его вздымалась от тяжелого дыхания, а взгляд помутнел. Наконец, губы его сухие прошептали.

— Твоей матерью.

За меня, Бьёрн.

Вёльвы воседали в шатре Бьёрна. Лица их были укрыты капюшонами, а тела, покрытые язвами, балахонами. Никто не мог поймать никогда взгляд провидиц, ибо укравали те очи свои белосженые, без зрачков. Были слепы старухи, но видели намного больше зрячих людей. Сидели они втроем, оперевшись на посохи. Молчали, пока одна из них не прохрипела.

— Началось.

Небо сделалось в тот вечер темнее намного раньше обычного. Даже луна исчезла — Хати почти удалось ухватиться челюстями за Мани. Ветер бил по туго натянутым кожам палаток, словно бубном по барабанам. Ночь предвещала проклятия. Огни зашипели и затрепетали, факелы потухали один за другим. Люди и нелюди, обитавшие вблизи, замерли. Они оглядывались друг на друга, матери поволокли своих детей по домам, а те, в свою очередь, брыкались, желая узреть надвигающуюся волну кошмара, войну, которую объявляет предок своему потомку и кровожадное отчеубийство, которое можно было избежать. Оглушительный треск послышался в чертоге вождя, и взгляды всех живых людей устремились туда. На мгновение все замерло, даже сердца свидетелей. Те оглядывались друг на друга, не понимая уже творившегося.

Я сделаю их глухими для тебя, Бьёрн.

Высокие двери чертога с треском проломились, и вылетел оттуда огромный, по плечи ётунам, зверолюд, поваленный на землю. Шуба звериная поверх шерсти иль густых волос его упала на землю. Шуба вождя. Не успел тот встать, как на него накинулся другой берсерк с кольцом, висящим на длинных темных волосах. Смертоносными когтями они резали плоть друг друга, впивались острыми клыками в морды. Кровь хлестала во все стороны, окрашивая стёжки вокруг в багровые цвета. Небо ссадилось молниями, а те же, словно ручейки, спускались многочисленными струями на горы, что дремали в туманных облаках. Гром рассекал по местности с каждым ударом зверолюдов, будто хотел приглушить их истошные вопли. Воины кусались и крутились по грязи, соединяясь в одно целое. Людскому глазу было не отличить кривые лапы, трущиеся друг о друга плечи и две пары звериных глаз. Человек бы решил, что видел самого Гарма. Плоть отлетала, слезы отцеубийства омрачали искошенные животные морды. Они оба истезали друг друга за боль, за страхи, за обиды.
Даже самые древние берсерки пришли в ужас от кошмаров той битвы, в которой они потеряли вождя своего.

Никто после битвы не тронул ни истерзанный труп берсерка, которому все при жизни посвящали подвиги свои, ни лежащего рядом обессиленного Бьёрна.

На рассвете гвардия ярла Кодлака обнаружила Хелгу у врат чертога своего. Ребра были у старика разведены по обе стороны рук его, словно крылья, разрывая кожу, а вырванные из плоти легкие свисали с плеч его. Глаза его были раскрыты. Они с ужасом глядели куда-то вдаль. Из раскрывшегося рта тонкую линию прочерчивала запекшаяся темная кровь. Хелга был раздет, его сухое, жилистое тело было багровым, местами оно чернело. Рядом на коленях сидел Бьёрн. Дождь смыл с его тела всю кровь и грязь. Они оба сломили друг друга.
Бьёрн был заключен в темницу, откуда не раз сбегал и где в последний раз видел Виллей. А когда бежал он оттуда, то разрезал тело убитого отца, проклятого, почить и сжечь которого никто не решился, на девять кусков и утопил их в реках дальних, чтобы те никогда не смогли соединиться

За нас.

°°°
1 - Мани - в скандинавской мифологии персонификация месяца. -см. "Мани" Википедия.
2 - Хати - в скандинавской мифологии волк, каждую ночь преследующий Мани (луну), пытаясь его пожрать. Лунные затмения происходят, когда Хати слишком близко приближается к Мани. -см. "Хати" Википедия.
3 - Вельва, Вёльва, Вала или Спакуна - в скандинавской мифологии провидица; о существовании у древних германцев женщин-пророчиц, почитаемых как божество, упоминает римский историк Тацит. -см. "Вельва" Википедия.
4 - "Кровавый орёл" - легендарная казнь времён викингов, состоявшая якобы в том, что на спине осуждённого рассекали ребра, разводили их в стороны наподобие крыльев и вытаскивали наружу легкие и клали их на плечи. -см. "Кровавый орёл" Википедия.