Не знаю, смогу ли выдержать больше, смотри — я сломлена

Я вижу, что мир оторван от меня...

Pray

Едва удаётся запечатлеть игристые глаза дотоль пугающей вороны, оставляющей в душе прохладный осадок смерти. С незначительным смятением закрываю пластиковое окно, уже намереваясь слезть с подоконника, как замечаю длинное чёрное перышко.

Как оно могло тут оказаться?

Обмакиваю сухие губы слюной, не имея никакого желания притрагиваться к пушистым ворсинкам, казалось, из которых вот-вот оживится та самая птица, покусывая меня длинным изогнутым клювом.

Проходящие мимо люди будто нарочито препятствуют пути к кабинету. Нагло наступивший на чисто белоснежные ботинки преподаватель, принуждает воспоминаниям всплыть наружу океана, когда я с великим усердием чистила поверхность обуви при этом потратив не малое количество чужого порошка для стирки. Обволакивающее раздражение из-за грязного пятна улетучивается на крыльях той самой птицы, предвидящий заранее страшную правду, цепочкой выстроившуюся в уме. Ноги нещадно подкашиваются, а кончики пальцев противно прокалывают тонкой иглою. Голословно смеющаяся Сана в бесстыдно короткой лиловой юбке примостилась на соблазняющих коленях юноши, опрокидывая голову к его плечу.

Мир разрушился. Твоё предательство не осознало истинной цены одинокого лебедя.

Он нежно заводит выбивающиеся пряди за ухо, не отводя влюблённого детского взгляда, который не купишь ни за один денежный эквивалент. Сердце беспощадно сжигается в котле горящей лавы, не оставляя намека на прежние тёплые к нему чувства. Дрожь пронизывает тело, когда единственная хрупкая надежда прямиком сталкивается с убийственным оскалом. Тэхен ласково целует румяные щеки, правой рукой поглаживая тонкую девичью талию, пока их друзья в обычном порядке бурно обсуждают неизведанную тему.

Оттягивающий момент прорезает глаза насквозь. И лишь разрождающийся вопрос: зачем была рождена Мюи Мина? Неужели глупое и ненавистное предназначение жизни — страдание? Неужели я должна повиноваться божьей жестокости?

Разрывающее сердце ударялось о стенки ребер, нервируя своим частым стуком. Замолчи. Раз и навсегда. Где-то там ведь меня будет ждать тишина.

Где-то там.

В могиле.

Последний взгляд, последняя улыбка поверх пелены покрытых слёз и последние произнесённые буквы, прискорбно посвященные твоему имени.

Кому нужно счастье?

Рыдающий плач эхом разносится по всей крыше колеблющей амплитудой, смещающей вибрацией к небу. Жуткое страдание, притаившееся в душе, не описать словами писателю, не изменить те ощущения к прекрасному и не порвать плёнкой драгоценно описанные мемуары в дневнике. В ту секунду я умерла, ибо очарованно манящие высотные дома внушали уют, тепло и спокойствие.

— Мина! Мина! — где-то издали раздаётся приглушенно молящие голоса, трясущие всей силой за плечи. По бледному телу разливается холодная вода, выжигая отчаянную надпись потери надежды и чувств. Невыносимо досадно принимать дурную сцену, заставляющую свирепо проходить тлеющие круги ада, что душат с каждым ползком длинной толстой коброй и сосёт неприятно под ложечкой.

— Ах! — расколдовано отворяю веки, увидев перед собой утренние краски пейзажа. Вздымающаяся грудь не перестает размеренно утихать, пальцы мертвой хваткой вцепляются в махровое одеяло, а на лице ощущаются неровно мокрые дорожки.

Это был сон.

— Мина, всё в порядке? — только сейчас удается заметить всполошенных девочек, стоявших у моей кровати. Сана присаживается на корточки, кладя пустой стеклянный стакан на тумбочку. Её заинтересованный взгляд беспокойно напоминает маленького оленёнка, метавшегося задать вопрос, что, конечно, не скажешь по хладнокровной Наён, без всякого интереса направившейся к окошку, где была расположена её нескончаемая косметика. — Ты плакала.

— Кхм, с-спасибо, что разбудила, — отрешенно отвечаю, прокручивая в памяти от начала до ужасающего конца кошмарные отрывки, причинившие моральные страдания и безвозвратно ускользающие из памяти. — Всё хорошо.

По правилу зарядов, Минатозаки скоропостижно отталкивает от себя смутной маской взволнованности, поскольку я по-прежнему намерена верить, что её отражение души противоречит внешнему поведению. С улыбкой поднимается, хлопает так легонько по запястью, и уходит, виляя короткими однотонными шортами.

Схватив слабыми руками гаджет, я потёрла заспанные глаза от яркого света экрана. Единственное, что может скребуще интересовать — скверно увиденное, порицающее на сером горизонте либо бушующую бурю, либо расцветающий ободок радуги, окружающий всю землю.

«Несколько столетий назад считалось, что во время сна покорная душа уходит из бренного тела, путешествуя по желанным местам».

Не пойму, с каких пор стала придавать особое значение снам. Быть может, причиной тому является чрезмерная в них редкость. Подавно, не должен сниться голый Ким Тэхён с рельефным и запретным торсом, нежащийся со мной в жутко холодной постели в роли безобразной любовницы и донельзя любимого короля, в тайне наказывающего за непослушание и не вдумчивую оправданность за неправильное содержание подаренного приданного. Несомненно, мучение обязаны постигнуть даже в бездонном мире Морфей, где я могла бы окунуться в терзающие стоны Элизабет, которая по всякой случайности залезла в душевую кабинку хозяина и принудила стеклянные стенки запотеть не от пара огненно струящейся воды.

Но о чём я толкую?

Рабыне Мюи Мине приказано обмывать грязные туалеты в знак вечной муки и подтирать подстилающий на лоб пот желтой скользкой перчаткой.

Оранжевые лучи солнца неровно падают на непримечательно светло-голубое шелковое платье в старину кружевной вышивки. Впервые я неделе что-то поистине воплощающее нежность моей натуры, которую прежде за тёмными толстовками было не разглядеть. Появилась чудная лёгкость в движениях, поэтому я решила дополнить всё неброским макияжем, позаимствовав на несколько продолжительных секунд алый блеск у Наён. К слову, надеюсь она не привередлива и ничего не заметить.

[Дэхви]

«Фотоочёт»

Откровенно описав всё увиденное на родных розовых листах, я закрыла дневник на маленький замочек, а ключик, больше подходящий на кулон, повесила на шею, затаив под одеждой. Так по-детски.

«Чё, мне долго ждать? Ничего, что я спать хочу?»

Вялое состояние иссякло, услышав колокольный звон уведомления. Пришедшее сообщение ненароком удивило, ведь по меркам юноши, он только ложился дремать, либо попросту не решался идти на пары. Несколько поразмыслив над коротким контекстом, я сделала вывод, что ему необходима фотография моего образа. По всей видимости, он принудительно, отнюдь желанно записался в личные стилисты. Теплая улыбка, скользнувшая на несколько миллисекунд, испарилась.

Не хочется быть обманутой.

Самая главное то ли ошибка, то ли предрассудок, не позволяющий открыто доверять. Кому-либо. Да, ты вроде видишь его рвение к хрупко строящейся дружбе, желанию о помощи — где тот процент, удостоверяющий о честности? Подавно, глупо рассуждать об этом, когда все потайные карты раскрыты и с меньшей частью добровольно сданы.

Тем не менее, есть в нём эдакое сближающее ангельское существование.

— Вы серьёзно!? — послышалось стало быть разъярённое возмущение Наён из-за чего я случайно отправила все десять снятых фотографий Дэхви.

— Что? Как это удалить? — запаниковав, запрыгала от стеснения на месте, представляя, как мобильник друга беспощадно трезвонит, а в галерее сохраняются мои драгоценные изображения. — Айгу, чего они там шумят?

Поборов излишнюю скованность, я вышла к ребятам, даже не обративших на то внимания. Наён заискивающе склонилась около холодильника, Чимин и Тэхён посмеивались над видео, а ДжеБом, к моему удивлению, с патчами на глазах съедал завтрак.

— Камон, я вчера купила ягодный смузи, кто его уплёл? — с характерным хлопком ударив дверью, она раздраженно скрестила на груди руки и с прищуром прожгла взглядом. — Имейте совесть. Это происходит не впервые!

— Sorry? I didn't know, — отозвался на безупречном английском ДжеБом, чем, без сомнений, сразил наповал. К слову, я знала, что он хорошо сдает тесты по предмету, но по сей момент была убеждена в его списывании, однако откуда-то взявшийся австралийский акцент, разом переубедил.

— Засунь своё «sorry» в ручное отверстие и сейчас же купи смузи, придурок, — скептически дернув губой, Наён норовилась вот-вот чем-то тяжелым ударить парня.

— Истеричка, темп убавь, не то заткну тебя фирменным поцелуем, — без эмоционально произнесённые слова ДжеБома, всё еще не отвлекавшегося от аппетитного поедания, поразили. Вот так невзначай он позволит себе без каких-либо причин чмокнуть подругу?

— Фу, попридержи ядовитую слюну носорога при себе, козёл, — гневно хмурящаяся Наён, даёт смачный подзатыльник, из-за которого впоследствии патчи ускользают в тарелку с рисом. — Один ноль, придурок.

— Сука, напросилась, — ДжеБом недовольно швыряет палочки в сторону, проводя языком по внутренней части щеки, и медленно направляется к ледяной девушке, сверлящей так, словно лазером сожжет начисто за выпитый напиток.

— Чем пахнет? — поднявшись на носочки, Наён показывает кулак и возвышает высокомерно нос. — Твоим провалом, пассив!

ДжеБом резко цепляется за локоть практически ушедшей девушки и развернув, впечатывает в край деревянной столешницы. Как в сериале останавливается целый мир, превращаясь в онемевшие статуи. Лишь эти двое остаются живыми. Негоже вульгарные сцены всплывают на сушу, где мягкие губы соприкасаются друг с другом, сплетаясь в единый поцелуй и образовывая защитную оболочку любви.

— Проверим, пассив я или ... — бережно поправляя облегающую блузку, шепчет юноша.

— Йа-а, среди нас невинная персона, — Чимин прерывает пикантную сцену, и я примечаю таинственную ухмылку рядом сидящего. — Мина, садись к нам завтракать.

Приличные манеры Пака иногда способны были дергать за нити слепой дурочки, искренне верящей в его безгрешность, однако я никак не забуду причмокивающие звуки, томное рычание и чрезмерно наглое блуждание пухлыми устами по телу рыжей бестии в библиотеке. Прикажете дальше смотреть на него с излучением нимба?

Нынче сдать бы «Ночь с императором», авось дурное влияние постигнет к непоправимым поступкам.

— Спасибо, — опустив голову, спрятала раскрасневшейся лицо за волосами, — но я не буду.

— Нельзя хорошим девочкам пропускать приём пищи, — неожиданно спокойным голосом цедит Тэхён, не сводя с меня пристального взгляда. Внизу живота приятно потягивает, неосознанно вводя в кураж. — Или ты интерактивно шалишь, м?

Два схематически вырисовывающихся исхода выковыривают терзающие подозрения. В груди отрадно потягивает холодом, покрываясь коркой стекла. Он помнит. До единой мелочи.

— Я предпочитаю меланж, — мешавший и валившийся рюкзак на плечах порядком бесил, посему окончательно нацепив его, я искренне улыбнулась, мигом шагая к выходу. С непомерной дрожью стиснула железную ручку, отточено считывая мольбу сердца и не пойми откуда-то взявшейся храбрости к колкости с щепоткой соблазна. — Бодрит, — полуобернувшись, мне удалось лицезреть то ли оценивающие, то ли цепкие выражения, отпечатывающиеся навечно в списке самых памятных моментов. Почувствовав себя изысканной девочкой с нотками надменности, я обнажила от некой радости зубы. — Через дорогу университета имеется чудесная кофейня в стиле девяностых. Вы ... что-то будете?

— Не перетруждайся, — вмешивается Наён, спуская телесную резинку с тугого пучка, — нам всё ДжеБом купит. В качестве дельной компенсации, так?

— Ах, да, — щелкнув звонко пальцем, Чимин вдруг поправил край воротника свободной джинсовки, — Мина, ты же взяла свои мармеладки? Ты долго дремала, и я не стал будить.

Пачка мармелада.

Так это был не ...

***

Томительная тишина в душном кабинете изредка прерывалось шуршанием подошвы преподавателя. Кропотливо отглаженный белый костюм изгибается под напором выделяя несколько линий, тут же испарившихся при ровной планке. Аккуратно зачесанные волосы слегка поблескивает на природном свете, проникающем сквозь пыльное окошко. Мужчина малость взмахивает бумажной стопкой, окидывая немым молчанием не напряженных, скорее ожидающих студентов. Характерное звучание платформы отбивает размеренный ритм сердца, всё переходя на бешеные такты. По произвольному порядку раздаёт сочинения, давая столь возможные поощряющие комментарии, дабы как-то смягчить то ли обиду, то ли превознести высокий рейтинг.

— Это не то, о чём я повествовал на протяжении всей лекции, — вкрадчиво процедил Юн ГюнСан, словно специально повышая интонацию, дабы все присяжные услыхали мою виновность. Неспешно кладет предмет достояния, и только сейчас, даже не взглянув на парту, я понимаю, что вся поставленная уверенность в отметке шкалой испаряется к минусу. Поджимает сострадательно плечами и уходит дальше, подкармливая доходчиво остальных ласковыми фразами.

Говорить стучащему сердцу не болеть и не истерзываться до полусмерти — невозможно, поскольку пульс всё чаще поднимается, а венки на шее опухают сильнее, когда стоит увидеть даже не средний балл, а самый низкий.

Самый низкий.

На белом листочке аккуратно выведена каждая прописанная буква. Бесперебойная работа в три переписанных варианта сказалась досконально на пощипывающей мозоли на указательном и среднем пальце. Ради какой цены глупая и наивная девочка, сидя на втором ряду пятой парты прикладывала всевозможные усилия, при этом намекая не изматываться? Ради какой силы пришлось зарекаться, что ум — решает все проблемы, а тщательная пытка — результат пройденного? Так безмозгло быть убеждённой в правоте на все сто процентов в отличном балле, чтобы в триста шестой раз беспощадно проиграть и столкнуться с острой скалой, отталкивающей чуждое добро.

— Проделайте работу над ошибками и научитесь слушать, — выносит требовательный вердикт, примостившись прямо у преподавательского стола, помещённого посередине доски. — Вопросы?

Учащенное дыхание и злоба припирают доступ к кислороду. Изабелла всегда горой стояла за правду, не позволяя даже императору омрачать тенью её слова. Бойкая героиня готова была сразить стрелою лука, посмевшего нагло осквернять райскую причастность к истинному творению кисти, так как-то являлось честью. Что же мне мешает защитить своё чадо? Что мне мешает противостоять прорисованному персонажу, вероятно, стоявшему из раза в раз утром с гелем перед зеркальцем, да и насвистывающем о красоте?

— Вы меня обидели, — содрогавшиеся пальцы еле-еле помогают встать с нагретого стула, когда коленки покрываются льдом, зябко развиваясь в душе. Зацарившее молчание вселяло неимоверный мандраж, раздавливая частичками груза. Потянувшись уловить любопытный хоть на секунду взгляд, я мимолётно замечаю, как неспроста Тэхен мне подмигивает, украдкой ухмыльнувшись.

Он...

На невозмутимом лице мужчины не дрогнул ни один мускул, парирующий веское ошеломление сказанному. Некоторое время помалкивал, будто ему без разницы, что глаза студентки готовы наполниться влагой, обжигая кислородом кожу.

— Чем же? — высоко вздернув этак ровным носом с едва видимой горбинкой, тот безрассудно улыбнулся.

— Сонсенним, по-вашему, я заслужила ... этого? — нарочито выделила последнее слово с затаённой горечью, заворотив лист напоказ.

— Ты недостаточно хорошо ответила на поставленный вопрос, — театрально откашлявшись, преподаватель в неодобрении качнул головой, потирая задумчиво подбородок. — Зная твой уровень, я не смею ставить балл выше.

— Однако, ранее мне приходилось думать, что стандарт оценивая один, — от смятения голос изрядно оседал, принуждая говорить не так вкрадчиво и ясно. Этот статный и справедливый мужчина, что опирался двумя руками о стул, наотрез отбил всякое незримое желание верить в добросовестность учителей. — Я сделала всё возможное.

Как же так получается. Всегда хочется прикрыть рот тряпкой, дабы не произносить ничего — по итогу же я остаюсь отшельницей; но в тоже время железная цепь душит тонкую шею, когда вижу не то, о чём приходится мечтать. Дни, когда выдают промежуточные оценки — ужасны. Раскрывая с такой неохотой конверт, неоднократно поддаюсь невообразимому стрессу и жутко рыдаю.

Учёба вовсе не болезнь, а мучительная смерть наяву, где любят избранных.

— Мина, Мина, — ГюнСан начал расхаживать по кабинету, оглядывая лакированную обувь, к слову, которую по обычаю не обделяет вниманием, очищая тщательно кожаную поверхность, — возьми на себя ответственность за оценки. Даже если это ударяет по твоему самолюбию. Рассмотрим ситуацию в перспективе. Пойми в жизни случаются падения, а благодаря ним мы становимся гораздо мудрее. Поставленная оценка исключительно по стандарту заслуженная. Вчитайся в написанное и вспомни о неоднократно проговорённом задании.

Быть осведомлённым длинными изощренным словарём, манящим якобы своей образованностью ровно не значит о заработанном уме. Морально прекрасно, наверное, скидывать ёмкую ношу студентке, желавшей попросту узнать причину, и при однокурсниках унизить. Со мной так не пройдёт.

Мюи Мина злопамятная.

Отомстить может.

Судорожно собрав вещи, я накинула показательно рюкзак за спину, неискренне и дотошно улыбнувшись. Сидящие зрители, вероятно, по достоинству проанализировали спектакль и его гуманистическую мораль. Актёрам пора собираться в настоящее бремя бытия, где люди непредсказуемее дирижёра.

— Благодарю за толковый урок, сонсенним, — подхожу к отчасти поражённому преподавателю, сдавшему поневоле из-за сжатых зубов, и вежливо кланяюсь на девяносто градусов, мельком глянув на часики. — Не посчитайте за грубостью. За преподавания сегодня ставлю двадцать баллов из всевозможных ста. Не переживайте, пожалуйста. В перспективе, вы лучше.

Всучив сочинение, я мигом вышла в коридор, медленно скатываясь по двери на пол. Облегчение. Вспомнив ненароком слова Изабеллы, с теплом вздыхаю.

«Сержант, чиновники, подлинно, привыкли, что каждому их слову потакают, надеясь на повышения суммы или похвалы с молочной пенкой у рта. Осквернять семью — ни за что не позволю. Я верю в без кровавую победу добра, а оно требует справедливого отношения»

Пробивающий крупинками миг будоражит при минутном воспоминании. Скорее где-то в действительности вспылила, однако какова цена грабовому затишью и слёз в сторонке мрачной комнаты? Получу наказание за дерзость — буду мыть полы, не страшно. Главное, сказанное надолго отпечатаются чернилами, и при виде неразговорчивой студентки, всё прижимающей к себе личный дневник и книгу, тот инстинктивно вспомнит неоднозначный очерк. Впрочем, интерес малость в другом. Чарующий взгляд Тэхёна разжёг сомнения во мне больше его столь харизматичной ухмылке, придающий сил к незваному бою. Зачем он это сделал? Можно ли считать наш союз дружбой? Или мы до сих пор прохожие, числившиеся только в одном курсе и группе. Стало быть, Дэхви прав, и я слишком много думаю.

За прозвеневшим звонком последовали спешно отворённые двери аудиторий и буйный шум студентов. Не почувствовав угрызений совести, что сорвалась с пары перед переменой, я вполне радостно уплесала в круглосуточный магазин.

Воздушный ветерок колышет челку, приятно развивая подол короткого платьица. Замерев посередине дороги, развожу руки, ослепительно одаряя солнце улыбкой. Проходящая впритирку толпа неожиданно толкает в сторону, кидая громкое — «Чё застыла?». Сомкнув до режущего скрипа зубы, возмутимо пошатываюсь некогда сорванной идиллии.

— Йа, взгляните... — следовало элегантно расправить крылья и показать аккуратный средний палец, но бесшабашный шум отвлёк бездонной красноречивостью.

За кругловатым миниатюрным столиком с нефритовым зонтиком сидела донельзя мерзкая компания, которую безумно хотелось корнем стереть из жесткого диска. Разум внутренне подсказывал, более предупреждал сменить маршрут дороги и лучше отстоять дотошную очередь в столовой, да вот кружившийся в голове азарт двигал оголёнными ногами.

— Мадам Мюи, — стучащее сердце волнующе пробило сотню ударов от невмоготу протянутой фамилии тем же прокуренным голосом. Отчего-то в глубине я понадеялась о его скромном изобилии безмолвия, либо о своей умиротворённой ходьбе на красной дорожке подиума. — Вот так встреча, — изобразив слишком наигранное удивление, юноша приподнимает брови, поправляя на макушке, вероятно, любимую чёрную кепку с английским названием бренда. — Вас не уловить. Видать гонитесь за сыром.

ХанБин развязно улёгся на пластиковом троне, периодически пошатывая на деревянном столике изрядно чистыми кроссовками. Его улыбка скорее облачается под искренностью хитрости и чего-то секретно задуманного, раз кончик розоватого языка скользит по внутренней части щеки, а малость пухловатый носик самодовольно вздергивается.

— Прошу простить, стараюсь избегать низконравственных и низкосортных холопов, — содрав зубами ороговевшую пленку, обмакиваю губы в проявившейся металлической крови. Скомканная пачка сигарет пролетает с края под стул, где сидит ДонХёк, куда-то с интересом посматривая. Меня начинает напрягать их счастливые лица, светящиеся изумрудными клыками. — Благородный королевский род не позволяет плести скверные диалоги.

— Ищу мадемуазель для плотских утех, соизволите предоставить номерочки сестёр? — ЮнХён не располагал к себе наивной скромностью, добротой и прочими характеристиками. Помнится, парнишка готов был послать ярый отпечатавшийся удар, когда я во спасение чести специально разбила его мобильный, дабы тот впредь перестал исподтишка фотографировать нижнее белье девушек. Так и нынче существенно ничего не изменилось. Необдуманно с издёвкой произнесённая фраза не украшала его каштановые волосы, татуировки пера на шее или засохшую рану на скулах.

— Вам надобно бы навестить лекаря, кто знает, почему придворные дамы не ведутся на гнилые чары пролетариата, — поправив тканевую лямочку, я улыбаюсь, ведь старинное общение весьма способно унести в прошлые года, где слова имели особую краску.

— Братан, она тебя уделала, — Чану прыскает в кулак, ударяя под бок сидящего и с оцепенением замолкает, куда-то всё пристально поглядывая.

Жутко заволокшее любопытство их восторга вперемешку коварности принудило поймать прицел, поскольку неестественно разъезжающие уголки уст в разные стороны с алчной жаждой выдавали дежурную загадку. В прозрачном стекле из-за отблеска ярких лучей с трудом можно развидеть Ёль УБона, стоящего меж коротких стеллажей. Даже издали я всем телом могла ощутить дрожь слабых пальцев, тянувшимися к продуктовой пачке. Пока тот сжато осматривается, примечаю бледное раскрасневшееся лицо, молящее о ничтожной беспомощности. Не до конца осознавая о глупом содеяние мальчишки, пошатываюсь вперёд, с характерным хрустом наступая на мелкие камешки и частички песка тёмного асфальта.

— Куда помчались, а? — скоропостижно подле оказавшийся ХанБин, вывел с затуманенной прострации холодной тенью. Загораживая томительно развивающую сцену происходящего, тот коварно фыркнул. — Не мешайте. У хлебушка имеются мозги. Сам справится, не думаете?

— Семеро подлых волков на одного честного простолюдина. Сила не равная. Иль, вас математике не учили? — тошнотворный запах гари заполонил нескромную одежду, перебивая еле слышимые нотки жгучей мяты. Напыщенно оскалившись, он по-хулигански тормошит волосы, надевая кепку задом на перед и после накидывая сверху капюшон, завершая итак присвоенный образ. Дескать, стоял бы также вальяжно прямо здесь кое-кто другой. Невольно подкрадывающиеся мысли о якобы вражде с Тэ безумно воодушевляет сладкой концовкой перед тяжким сном. — Ах, запамятовала, на заборе с флаконом краски особо умного не познаешь.

— Нет я заставлю вас, миледи, смотреть на очередной провал хлебушка, — в долю миллисекунды запястье больно сжимают, цепляя попутно, украденный Тэхёновский браслет. ХанБин в полную охапку сковывает за спиной накрест мои руки, подходящий на металлический замок. В области локтей знатно ломит судорогой, а затем вылетает сдавленный стон. Захлёстывающее чувство тактильности к накаченному телу бурно ударяет молотом. Авось кто-то крепко обнимает и не даёт даже двинуть ногой. Его подбородок касается плеча, щекоча кожу тёплым дыханием. Неприятно сглотнув накопившуюся слюну, морщусь словно меня постыдно напоказ лишают девственности. В частности, скрытность от всех контактов стыдит, ежели даже Минатозаки свободно укладывается рядом с Тэ, обсуждая какую-то тему. Потом верь в их сокровенную дружбу, когда невинно просачивается ядовитый покров желчи. — Без сил, в этом мире человек никчёмен. Сколько бы ты покровительственно не содействовал, дерьмо останется грёбаным дерьмом. Спасительница хлебушка, скажите я не прав? Вы собираетесь защищать неудачника до смерти?

Помнится, тем депрессивным вечером я стояла около двери и сжимала железную ручку, наблюдая за неуязвимым мальчиком, тетради которого вот-вот шиворот-навыворот расползались. Твердила, что люди обязаны саморучно заступаться за себя и справляться с личными проблемами, отнюдь их никто не решит, но всё же что-то пробуждало вытащить того из забитой мощью свиты.

— «В следующий раз, будь добр постоять за себя сам» — выраженная на прощание речь стала обманчивой, коли Всевышний нас сталкивал чаще, чем я видала родную мать. Было ли на то моё предназначение в благом деле? Уже не знаю.

Понапрасну лихорадочно засовывает шуршавшую пачку в рюкзак, взамен поступившегося непреклонного отказа. Нет. Без толку проливает череду будней, вместо познаний пары тройки упражнений для борьбы или ношению острого прибора при обороне.

— Оправдывать свою недостаточность на фоне других — мерзко. Под давлением страха, УБону приходится устраивать цирк в клетке, где в потрохах его сожрет злой покровитель льва. Зная слабости, вы специально давите на беззащитную персону, — попытка выпутаться из паутиной хватки увенчалась полным провалом. Чуждые посторонние созерцания и изворотливые перешептывания окружающих с новым градом коробят душу. А я всего лишь намеревалась немножечко подкрепиться вредной, но бездумно вкусной едой, что смотрит на меня сквозь хрупкое стёклышко и молит изведать.

— Подготовьте пособие по красивой речи. Мы приобретём. А пока, — обессиленные руки, привыкшие к тугой скрещенной позе, скользят вниз, словно повязаны режущими волокнами старой верёвки. Негодующе выдохнув, я потираю слегка покрасневшие участки запястья, чувствуя, что спёртая роль марионетки испарилась. Не успев охнуть иль хоть должно среагировать, мой подол платья звонко разрывают на два длинных и помятых лоскутка, демонстрируя короткие защитные шортики, — идите и переоденьтесь. Негоже даме в таком вульгарном расхаживать.

Просочившийся хохот принудил задохнуться от безобразного позора своей низости. Растерянно одарив уже некогда любимое платье скорбью, я сжимаю кулачки, дабы не накинуться и не наговорить лишнего. Всё полыхало пеплом, приливая к щекам бурлящий сверток багряной крови. Мне не смешно. Истраченное время диаграммой клонит вниз, наблюдая неминуемые провалы.

Вновь придётся прислоняться к стенке университета и морально настраиваться на определенное количество пары глаз, с смущением объясняя строжайшему профессору всю придуманную историю — другого варианта попасть на лекцию нет.

— Горите в аду, придурки, — ополчившийся гнев не позволил сказать более умнейшего. Крутившиеся на уме слова, пожалуй, лучше не восполнять вслух.

Я должна была не думать о сотрясающимся бродяге в маленьком магазинчике, но плохое предчувствие и совесть убеждали о неверном решении.

Кто ты Ёль УБон?

И почему никто не пытается тебя понять?

От автора

Жемчужные серьги искрятся сверкающим бликом на протёртом и измазанном столике.

Красивый подарок.

Светящиеся ярко лампочки режут отличное зрение, восполняя жуткую головную боль в висках при неугомонном щебетании и эхе.

Серобуромалиновое одеяние излишне коротковато, но дотошно сексуально в разбитом экране мобильника. Эстетичные снимки радуют, но угасают в скрытном понимании. Не покажет никому. Не посмеет. Разве что...

Закипает неутолимое, зная забыто скверное в помине для многих не чистое. А что в этом зазорного? Ответа дать не может.

Искусно розовые волосы волокнами спадают в сумочку, кончиками выглядывая из дорожки железного замочка, куда аккуратно складываются личные принадлежности. Три продольных звона и громкое в унисон прощание напоминает о заключении развязки. Опустошённая комната не оставляет за собой намека на тех, у кого потели ледяные ладони, дрожали потемневшие колени под трёхминутной эйфории.

Теперь все на местах и маски сняты.

Наверное...

***

Тишина. Город мёртв.

Слышен резкий шорох колёс, обдирающих асфальт, и приглушенное жужжание мотора. Краем заметен то ли серебристый капот автомобиля, чудом спрятавшийся в глубину незнакомого района. Страх пронырно вселяется в душу, словно тотчас из угла кто-то подойдёт и уничтожит. В долине виднеются окраски пелены оранжевого цвета, заворожённо плывущие на север. Ни один листочек на крепком деревце не колышется. Будто спит. Мину одолевают непостижимые эмоции. Благоговейный запах природы и земли чутко впивается в обоняния. Уходить обратно не хочется. Одиночество среди тёмного мрака и струящихся фар машины — пугает. Сердце стучит курьёзно, и этот негласный бит дребезжит в розоватых ушах, эхом расселяясь по небу.

Единственное греющее одеялом — завтрашний день. Полагает, по-детски радоваться вкусному завтраку, приготовленному мамой. Тянущееся желание командует обратно сгонять в кроватку и незамедлительно сомкнуть очи, проснувшись в здравом настроении к рассвету. Душноватый запах игриво лелеет кожу, развивая непослушные пряди. Пожалуй, феерично и невообразимо думать, что улица — дом.

— Ни-ко-го, — разлапистая ветка прорисовывает на зыбучем песке невнятные карикатуры, возвращая девушку в былые минувшие года, где дети разукрашивали углём и чужими мелками каменные дороги, шастали вблизи мусорного бака в поисках сокровенного клада или чумазо пачкались, всякое строя игрушечными формочками. Мина лениво поднялась с корточек и сильнее укуталась в плед, откидывая голову к дремучему небу. — И какого быть звездой? Так мигают изумрудами.

Японка изрядно путается в одиночестве. Что есть жизнь? И кто такие люди? Задумайтесь, а рядом с вами искренность? Если в холодный слякотный денёк не напишет родной человек, не расскажет сокровенное или обидеться на недопонимание, безболезненно бросив в число ненужных остатков, что вы будете чувствовать? Обиду. Мюи изнывает от пустынности сообщений, звонков, смешных шуток друзей. Хочет дурачится, улыбаться, кривиться, но не может. Сама отталкивает. Застрявший ком в горле породил сентиментальную слезу в каменном лице и ледяной груди.

Тяжело сменяющийся топот влек за собой оживлённые разговоры и шорох жесткой подошвы. С пытливым интересом двинувшись в сторону шума, Мина кусает щеки, стирая тыльной стороной мокрую извилистую дорожку. Соединенные силуэты, освещённые уличным фонарём, на полу изображали едва вразумительную картину. Только через секунды три в неразборчивом говоре, она смогла услыхать нотки знакомых мужских голосов.

— Гнида, чё ты такой тяжелый?! Полезай давай! — приткнувшись подле шершавой стены, два самозванца с неимоверным трудом приподнимали Чимина к отворенной пластиковой щели. Покрасневший лоб ДжеБома истекал каплями пота, шапка плавно скользила с затылка, в тот момент, как ослепительно завораживающие вены Тэхёна вздулись, проявляя синий оттенок, а смолисто черная чёлка подступала острыми кончикам к длинным ресничкам. Засмотревшись на вырисовывающийся натюрморт, Мина прыскает смехом, естественно выдавая своё скромное присутствие в дальнем уголке. Герои драмы с испугом оборачиваются, практически сталкивая бедного Пака с минным полем, да вот вовремя опомнившись помогают забраться внутрь.

— Не легче подать стулья и не мучится? — тихо шепчет девушка, нервно укутываясь в тёплую и чутко мягкую ткань, принт которой, подавно, завлёк Тэхёна губастым цыплёнком с розовым бантиком.

«Копия Мина»

— Иуда, из-за тебя я едва не оплодотворился! — присевший на край белого подоконника Чимин, напыщенно свесил ноги, оттого ДжеБом свирепо бросил в него косуху.

— Вход открыт, — невзначай добавила Мюи, с прищуром наблюдая за реакцией разбушевавшегося парня, подобно хитрости братьев и сестер, специально насолившим перед родителями.

— Вы, как хотите, но комендантша впустит меня в общежитие, — ДжеБом болезненно зажмуривает веки и непрерывно потирает переносицу. — Ещё ни одна женщина не устояла перед моими чарами!

Слух терял удаляющиеся шаги, затаивая воцарившееся скорбное молчание, заглушающее внешнюю иллюзию пения сверчка и шлёпанье пластикового окошка. Волшебный просвет луны придаёт гнетущую атмосферу ночи между ними. Учащённый пульс возбуждённо бился, вырывая из дребезжащих уст Мины спёртый вздох.

«Что мне следует ему сказать?»

— Не опасно ли гулять одной? М? — спокойный тон будоражит эмоции, скручивания внизу живота девушки тугой дискомфортный, но сладкий узел. Он смотрит на неё своими искрящимися карими зрачками, пытаясь распознать: что раз за разом сжимается в грудной клетке при виде чёрного лебедя с чудной родинкой на носике, которую хочется зачем-то стереть. И как ни крути в редкой улыбке, по правде, сидит тёмная звезда, ликующая ярым искренним блеском. Прежде, как и нынче в мгле запутанности, Тэхен пытается распознать истинное «Я» девушки напротив, сжимающей носок в тапочках и неловко сводящей брови.

— Мне не привыкать, — сорвано и невнятно пролепетала Мью, будто вдобавок расплачется, да вот грядущее волнение покалывает длинной иглою горло, перекрывая доступ к кислороду. Мина витает в облаках в важнейший для неё миг, которого усердно и непостижимо ждала, поскольку не всем по воле устоять саднящую боль. Моральную.

— Я буду гулять с тобой, — Тэхен подходит ближе, но не спешит, словно боится отпугнуть маленькую кошечку, бьющую всеми подряд.

— Из жалости? Не стоит, — Мина готова ударит себя кувалдой за скверно сказанное, отнюдь не значащее правду. Частичка гордости и чертёнка на левом плече не позволяют легкомысленности дать вверх. Она хочет любви. Не жалости. — Если это будет честное желание, то ты всегда знаешь где меня найти.

— Ах, вот как? — Тэхен ухмыляется, опираясь спиной о бетонную стену. Прямо возле неё. Близко. — Ты забавная.

«О мой Бог, нежели смерть близка? Ежели на то суждено, я не опечалюсь, что прожила никчёмное существование. Вы услышали мольбу рабыни. Он рядом. Хоть и ненадолго»

Дурманящий аромат завлекает по новой нотками тяжкой свежести, вселяясь в душе редкими цветами и парящими бабочками. Рот Мины пересыхает, как в не щадящей пустыне, не оставляя намека на размеренное дыхание. В эту драгоценную секунду близ ослепительного юноши, она слышит бешеный бит сердца, пугающий её своей максимальной громкостью.

— Помада на ночь, — Тэхён тянет ровные до беспредела пальцы к её пухлым губам, прекрасно читая аккорды недопонимание и вожделение. Желание увидеть еще большее смятение и улыбку, играет над ним вверх, опьяняя разум. Легкие касание выжигают на Мюи стальной опечаток и пробуждает обезумевший омут страсти, — лишняя. Не думаешь?

— Хм, — Мина загадочно поправляет волосы, сдерживая разъярённый радостный визг, но в тоже время беспокойное смущение, благодаря которому ей было неимоверно трудно говорить. Всё тело окутало диковинные ощущение эйфории, — нет.

— Хах, интересно, — Тэхён проводит языком по внутренней части щеки, высовывая кончик к нижней губе. Девушке хотелось нежно дотронуться до шелковистых волос, дабы взъерошить их и по новой расправить.

— Ну я пойду, иль ты со мной?

В том страшном тёмном туннеле в крови и боли, ты получишь помощь от того, чьи чувства неоднозначны к ненависти.