Неделю спустя...

Детройт не везде является заброшенным городом с прогрессирующей преступностью. Нет-нет. Сейчас перед нами возвышалось новое, светящееся всеми огнями в ночи здание аэропорта Детройт Метрополитан Уэйн.
Всего несколько дней назад Черри вбежала в комнату и с такой редкой радостью запищала: «Я смогла их достать!!!»

Она раздобыла где-то в подполье документы с липовыми данными и фото с нашей изменённой в край внешностью, и приобрела два билета до Генуи.
Привычный нам чёрный цвет одежды пришлось сменить на более яркие тона, так как теперь мы — Джэмми и Паула Уилсон, — являемся молодожёнами, летящими на медовый месяц в Италию.
Возможно, я бы даже смог назвать этот день самым лучшим за последние лет десять, хотя голову не покидали гложущие душу мысли, которые за долгие годы уже буквально въелись в ткани мозга. Не знаю, что нас ждёт за океаном, но там точно не будет черноты и душного смога этого города, кем-то точно проклятого для нас.

Всё ещё думаешь, что тебя спасёт переезд? Наивный Моррис...

В глазах Черри виделось печальное, еле различимое счастье. Пока мы добирались до аэропорта на такси, она как всегда молчала и изредка посматривала на новые наручные часы, которые возненавидела в первый же день за слегка натирающий запястье ремешок, но возвращать покупку было некогда. В полупустом зале ожидания она иногда постукивала накрашенными впервые за долгое время ноготками по крышке чемоданчика ручной клади и не могла скрыть своё волнение, а я сидел и пытался погрузиться в мысли о предстоящем первом в жизни полётом, иногда, как параноик, оглядываясь, не следит ли кто за нами.
Черри не выдержала, пнула меня в бок локтем и тихо сказала:

— Ты слишком подозрительно вертишься.

— Я смотрю, чтоб нас никто не искал, — без злобы прошипел сквозь зубы я.

— Во-первых, мы не выглядим, как они привыкли... — с намёком на преследующих нас парней произнесла девушка и добавила, — А во-вторых, час ночи.

— Да хоть три. Они способны не спать сутками, Черри! — немного повысил тон я, а затем одумался, что говорю слишком много лишнего.

Люди, сидящие неподалёку, на секунду повернули свой взор на нас, а в частности на меня. В основном я увидел эмоцию осуждения в их глазах из-за громких слов, но было также и подозрение: слишком уж часто СМИ повторяло имя Черри Адамс — воровки и беглянки.

— Я Паула, — ровным тоном поправила меня Черри и прибавила, — Не называй меня именем своей бывшей, Джэмми.

Что, Моррис, забыл, что вы играете в актёров? Не первый раз притворяешься, а уже забыл, что сидишь не рядом с бывшей жертвой, а с любимой женой, ахаха... Хотя почему с бывшей жертвой?.. Ты можешь её убить в любой момент и вернуться к прежней жизни, не так ли?
Но она ведь тебе нравится, ты при виде неё мамочку свою вспоминаешь и не можешь окончательно спустить курок... А ведь сейчас всё могло быть, как раньше, не будь ты трусом.

«Замолчи! Замолчи! Замолчи!», — мысленно твердил я в попытках бороться с внутреннем демоном и попутно сжимал кулак до бледноты костяшек, пока навязчивый голос не затих.

— Прости меня, дорогая, — с наигранным сожалением, в которое уже начал верить, произнес я и, неожиданно сам для себя, нежно поцеловал девушку в щеку.

В любой другой ситуации она бы наверняка начала возмущаться, но сейчас этот поступок идеально подходил под роль.

Объявили посадку на рейс.
В дверях самолёта нас встретила мило всем улыбающаяся стюардесса. Поначалу девушка ещё издалека смерила именно нас слегка презрительным взглядом: она явно подсознательно о чём-то подозревала, — но позже её опасения прошли, и она пропустила нас в салон, так же приветливо улыбаясь.

А дальше мой взор растворился в разнообразии убранства вокруг нас: мягкие кресла, встроенные телеэкраны, наушники для комфортного прослушивания музыки, барная стойка и море закусок. Вовсе не так я представлял себе всё это...

— Паула... Ты купила билеты в первый класс?.. — тихо прошептал я Черри, отходя от шока, когда мы уже уселись.
Не знаю, правда, почему я так удивился всему. Это было вполне ожидаемо от неё...

— Не совсем: это бизнес класс. Сюрприз! Не в экономе же нам лететь в путешествие всей нашей жизни, любимый! — После этих слов она так открыто посмотрела на меня, будто я действительно стал её мужем, но я знал, что это лишь игра на публику... И всё же, на слове «Любимый» моё сердце на секунду слегка сбилось с ритма.

— Первая пересадка в Амстердаме, — напомнила моя спутница.

Самолет взлетал, уши начало закладывать от изменения давления, земля всё дальше отдалялась от нас, а мы улетали из города, в котором для нас изначально погасли все фонари яркой жизни, с тихой верой, что за океаном будет спокойнее...

Ты же знаешь, что не будет... Наивный Моррис...

...

Начинало смеркаться. Алое солнце медленно близилось к горизонту.
Над воротами старого кладбища мирно покачивались ветки трёхсотлетнего дуба, по которому скакала полная жизненной энергии белка. Где-то вдалеке слышался крик ворона.
После очередного сеанса Изабель поняла, что больше не может держать в себе всё накопленное от разных клиентов, и пришла сюда — к той, кто её всегда выслушивает, — искать спокойствие.
Она неспешно отстукивала каблуками по асфальтовой дорожке меж двух берегов могильных плит в поисках того самого памятника в глубине места вечного упокоения.
Одинокий маленький гранитный ангел попрежнему сидел на своём месте, закрывая своими каменными руками лицо и безмолвно плакал.

— Привет, дорогие мои... — тихо на выдохе произнесла Изабель, всё так же по-французски грассируя в своей речи, и аккуратно присела на лавочку рядом с памятником.

На несколько минут женщина провалилась в собственные мысли, уставившись в одну точку на кирпичной дорожке под ногами, а после очнулась и более оживлённо защебетала, будто пришла не на кладбище, а в кафе на чашечку кофе поболтать с друзьями. Точнее, она и так пришла за этим, но немного в нестандартной форме... Даже закрытый крышечкой стакан с остатками горьковатого напитка стоял рядом... Со стороны это могло выглядеть крайне необычно и даже странно, но это женщину ничуть не смущало.

— Как ваши дела, девушки? Не скучно вам тут? — Она наклонилась и смахнула несколько опавших листьев акации с надгробия, а когда выпрямилась, достала из сумочки свою рабочую тетрадь, собираясь использовать в качестве веера, и продолжила, — Жарко сегодня было, неправда ли?..

— Я вообще к вам по делу пришла. Вернее, в большей степени только к тебе, дорогая. — На этих слова женщина обратила взор на имя старшей покойной подруги и в мыслях рисовала черты её лица, создавая иллюзию разговора с живым человеком.

Изабель освободила место для невидимой собеседницы рядом с собой на скамье и открыла ту самую тетрадь на последней исписанной странице.

— Очередной клиент. Я только что от него... Мистер Каспер Брэм Хитченс... Такой интересный мужчина наших лет... Из всей клиентуры он меня цепляет пока больше всех своей историей и переживаниями.

Она выждала паузу для ответа, никому не слышного, кроме неё самой.

— Нет, конечно! Ты что? Не в том плане, что он мне интересен как мужчина! Клиент интересный, случай сложный...

«С клиентом всё понятно... Но ты присмотрись к нему!», — бесшумно ответил незримый образ, в шутку подбадривая свою живую собеседницу.

— Послушай... Я серьёзно. Перестань сводить меня со всеми подряд! Не смешно!.. Нам за сорок уже, а ты не меняешься! — усмехнулась Изабель и сделала очередной глоток ароматного пряного напитка. — Я не по тому поводу пришла вообще.

«Тогда что случилось?», — прошелестели листья.

— Дело в том, что его рассказ напомнил мне о вас...

«Чем же, дорогая?», — просвистел летний ветер, зная, о ком рассказывает Изабель.

— Я долго сидела и думала над этим, сопоставляя факты. Ты никогда не рассказывала о своём прошлом, но... Прошло уже девять лет с тех пор... — она растерялась, ком в горле не давал сказать вслух болезненные слова, — С тех пор, как вас не стало... Я всегда буду вымаливать у тебя прощение, что не доглядела его, что не взяла под своё крыло, что бросила всех вас в трудную минуту...

Былая энергичность сползла с лица психолога, а на смену ей на глаза навернулся блеск подступающих слез.

— Я должна была забрать его! Должна! Будь проклято то время, когда я не смогла упросить органы опеки разрешить мне его усыновить! Проклято! Проклято!

Слёзы градом покатились по щекам уставшей, измотанной Изабель. Теперь она действительно выплёскивала напитанные от людей эмоции и в очередной раз каялась в своих грехах, не пытаясь скрыть весь спектр чувств.

— Я даже не знаю, вспомнит ли он меня, если я всё же найду его? Примет ли? Подружка матери, которая оставила его в доме сирот из-за материального неблагополучия и кучи личных долгов!..

Женщина буквально съехала с лавочки и упала на колени рядом с могильной плитой.

Лишь на этого маленького, но такого нежного и опечаленного ангела она наскребла достаточное количество средств в память об одном из самых дорогих людей в её жизни. Для установки памятника уровень материальной обеспеченности у неё не спросили, в отличии от органов опеки.

— Он ведь даже не знает, где вы похоронены!!! А я не знаю, где он сам!..

Ей хотелось кричать, разрезая воздух пронзительным воплем из самих глубин и закутков души, рыть длинными ногтями затвердевшую почву, словно таким способом можно было докопаться до спокойствия в тех самых закутках...

Иногда мы от бессилия теряем контроль над собственными эмоциями из-за постоянного держания в узде всех мыслей, фильтруя их на правильные, неправильные и допустимые. И вот сейчас всегда сдержанная психолог мисс Маре выпустила без разбора всех внутренних воинов за уравновешенность...

— Кхм... Мадам! — послышался хриплый мужской голос со стороны дорожки, — Не хочу вас тревожить, но уже довольно поздний вечер.

От неожиданности Изабель быстро и хаотично растерла заплаканные глаза, а в большей степени — тушь на ресницах, рукавами тонкого плаща и повернула голову на зов.

— Ничего страшного, сэр. Я не боюсь темноты. Спасибо за беспокойство, но с вашего позволения я побуду здесь ещё немного.

— Прошу прощения, мадам, но мне нужно закрыть ворота... — Мужчина переминался с ноги на ногу в явном желании поскорее закончить свой рабочий день.

— Ой, простите, сэр. — Она очнулась от наплывшего тумана и резко вскочила на ноги. — Не смею вас задерживать. Идёмте к выходу.

А на скамье так и остался стакан с последним глотком кофе для дражайшей подруги...