Я закрываю книгу и зажмуриваюсь. Глаза слезятся и немилосердно пекут, мне так и хочется склонить голову на руки и заснуть прямо здесь. Откладываю книгу и смотрю на часы: 4:31. Мне определенно больше не стоит засиживаться допоздна, а если быть точнее, до утра. В руках покоится только что законченная книга, одна из тех, которые я взяла с собой. За эти несколько дней без посетителей я успела перечитать их все по несколько раз, набросать несколько рисунков в скетчбуке, придумать и рассказать плюшевому мишке, который стал моим единственным другом и собеседником, не менее тысячи историй, перечитать все письма и просмотреть все фотографии в драгоценном конверте нежно-голубого цвета около трех раз. Любую мысль о побеге отсюда я отбросила уже давно – окна плотно закрыты, открывается лишь одно маленькое окошко на кухне, моя "тюрьма" находиться на высоте метров десяти, что исключает любую попытку побега через окно. Даже если мне удастся его разбить я просто разобьюсь, спрыгнув вниз, а мастерить веревки из подручных материалов, как в фильмах про шпионов, я совершенно не умею. Дверь заперта на ключ, который есть только у Джеймса, но я не настолько отчаянная, чтобы попытаться отобрать его у него. По крайней мере, пока что. Атлант, несомненно, очень опасен, но, возможно, со временем я найду способ подобраться ближе. И тогда... я буду свободна. Они больше никогда не найдут меня.

Только вот куда мне идти? У меня не осталось ни дома, ни семьи, ни...У меня осталась Лили Фитлайд. Моя лучшая подруга. Но что она скажет, когда узнает, что я была в плену у атлантов, а моя тетя – одна из них?

Я хожу по квартире, растерянно теребя волосы. Я могу придумать самый идеальный план побега и воплотить его в жизнь, но что мне останется делать потом? Всю жизнь скрываться от Республики и атлантов? Бежать, бежать и бежать все время, настороженно вглядываясь в сумрак в поисках теней, испуганно вскакивая от малейшего шороха; постоянно оглядываться, опасаясь ножа или пули в спину? Не доверять никому?

От последней мысли меня разбирает хриплый, неестественный смех. Мне смешно, потому что я и так бегу, пусть не от атлантов, которые хотят меня убить, а от прошлого, я вздрагиваю от малейшего шума, никому не доверяю. Я дошла до той самой точки, грани между мирным прошлым и суровым настоящим, между воспоминаниями и реальностью, испытывающей меня на каждом шагу. Что бы сказала Джессика, увидев меня сейчас? Что бы сказали родители, увидев, какой беспомощной и слабой я стала?

"Что ж, Сьюзан Грейс, твоя жизнь стремительно катится в тартарары, ты не знаешь, чего ожидать завтра, но тебе определенно пора перестать плакать и тосковать по тем, кто никогда не вернется. Надо взять себя в руки и показать этим атлантам, из какого теста ты сделана." – шепчет голос в моей голове, и я мысленно с ним соглашаюсь. Вхожу в ванную комнату и останавливаюсь напротив зеркала, разглядывая девушку в нем, которая так не похожа на ту, что я знала до нападения атлантов.

Если я не могу изменить мир, то изменю себя.

На следующий день, когда я рисую очередной набросок в скетчбуке, неожиданно открывается дверь. Я осторожно встаю и медленно, опасливо подхожу к прихожей, ожидая кого угодно – ненавистного Джеймса, мистера Дьюрте, тихую Микаэлу, пришедшую покопаться в моей голове опять, какого-нибудь атланта, пришедшего чтобы провести опрос, пытать или убить меня – но не черноволосую атланту с узкими глазами серебристого цвета, в которых пляшут озорные огоньки.

- Виктори, - удивленно выдыхаю я, а девушка смущенно улыбается. – Ой...проходи, - спохватившись, я показываю ей на свою комнату и атланта, весело улыбаясь, разувается и следует за мной.

Мы садимся на кровать, но немного поодаль – жалкие предрассудки наших миров, атлантов и людей.

- Я пришла к тебе... - начинает она, говоря с небольшим восточным акцентом, затем запинается и смущенно отводит глаза. – Потому что Джеймс сказал, что ты...чувствуешь себя неважно.

Я от удивления открываю рот и не сразу замечаю это.

- Сейчас все хорошо, - тихо отвечаю я девушке, без излишнего любопытства рассматривая её (не хочу смущать гостью), так как при нашей первой встрече мне не очень-то удалось это сделать.

У Виктори загорелая кожа, словно темное золото, узкие веселые глаза, пропорциональное, почти кукольное лицо, черные, как смоль, короткие волосы, хрупкое и маленькое, но в то же время сильное тело. Девушка невысокая, на целых полголовы ниже меня, но это никак не мешает её изящности. Хотя, она больше напоминает маленького вредного мальчугана, нежели утонченную атланту. Она красивая, как по мне, даже очень.

- Ты точно в порядке? – спрашивает девушка, глядя мне прямо в глаза. – Ты бледная и...грустная.

У неё пронизывающий взгляд, но не такой, будто она хочет узнать все мои тайны, а словно она...хочет узнать, что с тобой не так и помочь.

Моя улыбка выходит вымученной, потому что меня настораживает доброта этой девушки. Не бывает такого, чтобы сделали что-то хорошее, не требуя ничего взамен, особенно, если это касается атлантов.

- Мне не спалось сегодня ночью, - признаюсь, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы.

- Почему же? – в её глазах нескрываемое любопытство. Похоже, она хочет знать обо мне всё – кто я, откуда я родом, как зовут моих родственников вплоть до пятого колена, что я люблю есть на завтрак и нравятся ли мне юбки-клеш, но хорошие манеры и воспитанность не дают ей задать все интересующие её вопросов за одну минуту. Мне кажется, что это искреннее любопытство, а не наигранное, поэтому постепенно мне становится все более комфортно общаться с Виктори.

- Я читала книгу.

- А как она называется? – добродушно спрашивает девушка. Я мысленно улыбаюсь. Это первый представитель атлантов, которые не считает себя лучше всех и не пытается меня убить! Не удивлюсь, если Виктори одна в своем роде.

- Я лучше принесу, хорошо? – атланта кивает, а затем я, спохватившись, предлагаю:

- Пойдем со мной.

Я не прогадала: в глазах девушки зажигается огонек любопытства.

Атланта ступает за мной так тихо, что когда я останавливаюсь у двери и оборачиваюсь, чтобы удостовериться, что она вообще идет, то мы наталкиваемся друг на друга, поспешно бормоча извинения.

Виктори действительно нравится гостиная, как и мне. Я подхожу к стеллажу, на котором сиротливо лежат две одинокие книги и беру потрепанную, в зеленой обложке. Девушка, едва увидев обложку, радостно восклицает:

- Джейн Остен? "Гордость и предубеждение"? Это одна из моих любимых книг!

Затем, увидев моё ошарашенное лицо из-за её неожиданной и бурной реакции, немного смущаясь, добавляет:

- Все думают, будто я люблю только детективные и исторические романы, но порой они ужасно скучные, поэтому...я читаю книги Джейн Остен, Маргарет Митчелл, Джоджо Мойес. А ещё люблю петь, что, по правде говоря, не очень радует моих соседей, и иногда бываю в художественных галереях.

Я улыбаюсь, ведь рада, что нашла кого-то, с кем могу поделиться переживаниями насчет прочитанных мною книг. Лили, конечно, была очень хорошей подругой, но часто наши интересы не совпадали, к тому же, она предпочитала просмотр телевизора чтению. Я не давила на неё, ведь у каждого есть свои интересы и увлечения, только мне иногда становилось немного обидно, что я не могу говорить о новой прочитанной книге со своей лучшей подругой, как делали многие мои друзья и знакомые.

- Мне тоже нравятся эти писательницы, - проронила я, стараясь не показать того, что я на седьмом небе от счастья, хотя мою счастливую мину, наверное, было трудно не заметить. К тому же, Виктори только что разрушила один из главных стереотипов людей относительно атлантов – мы всегда думали, что они жестокие варвары, которые даже не умеют писать и читать, не говоря уже об заинтересованности в искусстве.

- Правда! Как круто! Наконец-то мне не придется обсуждать сюжет детективных романов с вечно унылым и равнодушным ко всему Кейданом! – тут девушка поняла, что она вновь говорит слишком громко и уже тише добавила:

- Это очень, очень классно.

Виктори напоминает маленького ребенка: все её эмоции откровенны, и она даже не пытается скрыть их. Говорят, что дети самые мудрые и любят искреннее всех.

- Хочешь чаю? – спрашиваю я, стараясь быть гостеприимной хозяйкой, что, между прочим, у меня никогда не получалось. Наверное, даже это невинное предложение прозвучало грубо.

- Нет, спасибо, - вежливо отказывается Виктори. Интересно, как ей удается так сочетать маленького сорванца и очень воспитанную девушку?

- Я видела скетчбук у тебя на столе, - немного неуверенно говорит атланта. – Можно я посмотрю рисунки?

Я киваю и спустя минуту возвращаюсь с книжкой в темно-синей твердой обложке. Виктори открывает его так аккуратно, будто этой небольшой блокнот сделан из хрусталя. Ох, видела бы она как я вырываю из него страницы или в приступах ярости вытираю неудавшиеся скетчи да так, что получаются дырки в бумаге!

На нескольких рисунках девушка останавливается довольно долгое время. Открыв страницу с рисунком маленькой темноволосой девочки в зеленом платьице под цвет её изумрудных глаз, с очаровательной улыбкой, она поднимает взгляд.

- Кто это?

Улыбка исчезает с моего лица, а голос звучит приглушенно и отстраненно:

- Это Амита. Моя сестра.

Моя младшая сестра, погибшая в ужасной автокатастрофе вместе с родителями, когда ей было всего пять лет. У неё была вся жизнь впереди полная свершений, любви, дружбы и счастья, оборвавшаяся слишком внезапно. Я любила её, мою маленькую девочку, которая умела смеяться громче всех, обожала платья с цветочным узором и заплетать мои длинные каштановые волосы, мурлыкая под нос песни, услышанные от мамы. Порой я удивлялась тому, насколько они разные – внешность девочка унаследовала от бабушки, папиной мамы. У неё была бледная кожа с легким румянцем на пухлых щечках, вздернутый нос, овальное лицо (у моей мамы оно было круглое), черные, как безлунная ночь, волосы до пояса.

Судя по тому, как Виктори быстро отвела глаза и перевернула страницу, она поняла, что лучше больше ничего о ней не спрашивать.

Через несколько страниц ей попадается рисунок супружеской пары. На нем изображены молодые женщина и мужчина, они задувают свечи на торте.

- А кто эти люди? – Виктори осторожно проводит пальцами по бумаге.

- Мои мама и папа, - тихо отвечаю, вглядываясь в такие знакомые черты лица на рисунке.

Это была их восьмая годовщина свадьбы, которую мы отмечали всех семьёй в доме бабушки с дедушкой (маминых родителей) в Вене. Бабушка заказала тогда такой большой торт, что мы так и не смогли его доесть. Она доверила мне ставить свечки, так как Амита была ещё маленькая и не дотягивалась. Сестра долго стояла и просила дать ей хоть одну свечку, складывая свои маленькие ладошки и делая самый жалостливый взгляд в мире, но мы, с соображений безопасности, игнорировали её просьбы и спрятали оставшиеся свечи подальше. Никто не знал, что может выкинуть этот маленький чертенок с лицом ангела.

Я помню, как тогда старалась вести себя, как настоящая леди, потому что мне в честь праздника купили новое платье. Помню, как пыталась научить Амиту манерам, но она лишь смеялась, отворачивалась и бежала играть с кем-то из наших многочисленных родственников.

Теперь почти всех этих людей, которых я так любила и воспоминания о которых так бережно храню в своём сердце, нет в живых.

- Извини, - говорит девушка, но я её перебиваю, размахивая руками, наверное, слишком энергично:

- Ничего страшного.

Она листает альбом и больше ни про кого не спрашивает до последнего рисунка, который я набросала совсем недавно. На нем изображена красивая женщина с шикарными каштановыми волосами, в её любимой футболке с символом рок-группы и светло-голубых потертых джинсах. Я затаила дыхание.

Мои слова опережают робкий вопрос, готовый сорваться с губ Виктори:

- Это Джессика, моя тетя. Кратко – Джес.

Женщина, которая пожертвовала жизнью ради меня. Женщина, которая растила меня, как собственную дочь, которая готовила лучшие в мире блинчики и знала наизусть чуть ли не все песни любимых рок-групп. Женщина, которая стала для меня всем миром, когда я совсем отчаялась. Она научила меня сражаться. Если бы не Джес, я бы, вероятно, сейчас не сидела здесь и не говорила с более-менее дружелюбно настроенной атлантой. Я полюбила её, как свою маму и как лучшего друга. Джессика была со мной рядом и в самые счастливые моменты моей жизни, и тогда, когда от меня отворачивались все.

Я не знаю, зачем я рассказываю про свою семью почти незнакомой мне атланте, с которой в первый раз мы столкнулись лбами на улице. Не знаю, зачем я показываю ей свои рисунки, которые всегда бережно храню; не знаю, почему мне легко разговаривать с ней, учитывая то, что я почти ни с кем не разговаривала в последнее время. Виктори закрывает скетчбук и отдает его мне, а её глаза светятся тихим восторгом.

- Ты обалденно рисуешь! Ты должна быть художником! – она искренне восхищается моим творчеством, что, как бы я ни пыталась это скрыть, очень мне льстит.

- Спасибо. Я хотела быть мультипликатором, - я едва сдерживаюсь, чтобы не добавить, что эта мечта погибла вместе с моей прежней жизнью в тот самый день, когда я оказалась в плену у атлантов. Сейчас я не осмеливаюсь строить воздушные замки и мечтать о великом будущем – настоящее и без того слишком шаткое.

- А сейчас кем ты хочешь быть? Постой, дай угадаю: известной художницей, картины которой будут стоит бешенные деньги, выставляться на всевозможных выставках и хвалиться ценителями искусства!

Виктори очень похожа на ребенка своей искренностью. Это довольно мило с её стороны, но сейчас я мечтаю не об этом. Я хочу выжить. Хочу отомстить атлантам за смерть моей семьи, отомстить Джеймсу и вырваться отсюда на свободу.

Эти мысли так и остаются со мной, а сказанные вслух слова звучат иначе:

- Да, и я буду отдавать вырученные от продажи картин деньги на благотворительность, жить в огромной вилле с бассейном, видом на море и собственной яхтой. Ах да, а ещё я выпущу собственную книгу "Путь к успеху: от корявых набросков до великих картин".

Виктори смеется, а я улыбаюсь. Возможно, всё не так плохо, как кажется. Союзник среди врагов никогда не помешает. К тому же, может, судьба сделает нас подругами, но пока я о таком даже не отважилась мечтать. Жизнь – жестокая и непредсказуемая штука. Общение – это хорошо, но не стоит забывать о том, что вокруг сотни тех, кто хочет меня убить.

Виктори вскидывает руку, бросает быстрый взгляд на часы на запястии и быстро поднимается.

- Извини, мне уже нужно уходить, - виновато говорит девушка.

- Ничего страшного, - я улыбаюсь, проходя за ней в коридор.

- Я обязательно, обязательно зайду ещё поболтать! – добродушно обещает атланта, оборачиваясь ко мне, прежде чем закрыть за собой дверь.

Больше всего на свете мне хочется, чтобы едва начавшая дружба с этой девушкой не была очередным испытанием атлантов или попыткой проникнуть мне в голову. Жизнь слишком много забрала у меня, разве я не могу получить хоть что-то взамен? Хоть одну подругу, с которой можно поговорить по душам?

Могу ли я ей доверять?

Могу ли я вообще кому-либо доверять?