Первое, что я замечаю после пробуждения – вкусный запах готовой еды, и шипение горячего масла на кухне. На ум мгновенно приходят воспоминания о Джес и её любви к готовке, но я как можно быстрее отгоняю их прочь – мне ни к чему сейчас портить на редкость хорошее настроение. Быстренько надеваю домашние тапочки, накидываю халат и, движимая любопытством, шлепаю на кухню. Первое, что я замечаю – гора грязной посуды, которую я решила вымыть с утра, исчезла, а у плиты возвышается Джеймс и ловко орудует сковородкой. К слову, атлант стоит в майке и штанах, но босиком – видимо, решил не смущать меня с самого утра, расхаживая в одних боксерах. Главное – Эвенли нацепил тонкий фартучек с узором из маленьких клубничек и танцующих под ними гномиков. Вкупе с рельефным телом атланта и его устрашающими золотыми атлантскими глазами это создаёт довольно комичный контраст. Джеймс оборачивается ко мне так неожиданно, что мой сонный мозг не успевает придумать, что сказать.

- Будешь омлет или "глазунью"? – с невозмутимым видом спрашивает парень.

- О...омлет.

Тот кивает и без единого объяснения начинает готовить мой завтрак. Такое ледяное спокойствие ну никак не вяжется с вспыльчивой натурой Джеймса Эвенли.

В ошарашенном мозгу при виде абсолютно невозмутимого атланта мелькает лишь одна мысль: "Сколько ромашкового чая он потратил?".

С горла рвется смешок. Мой разум совершенно отказывается воспринимать происходящее. То есть, Джеймс просто стоит в милом кухонном фартучке и готовит завтрак на моей кухне, как будто это нормальный порядок вещей? Где язвительные шутки? Где мрачно-скорбная мина на лице? Домохозяйка Джеймс – это последнее, что я была готова видеть после вчерашнего неудачного поцелуя. Меня немного пугает эта неестественная невозмутимость – больше похоже на затишье перед бурей.

Спустя каких-то минут десять завтрак готов – на стол передо мной звучно опускается тарелка. Джеймс присаживается на табурет, но фартук снимать не спешит. Пристально вглядывается в моё лицо, так, что становится даже как-то неуютно.

"Как заботливая мамочка", - мелькает в голове.

Мы сидим друг напротив друга, и никто не решается нарушить внезапно повисшую тишину. Я мерно жую, растягивая молчание, Джеймс – поглядывает на меня время от времени и барабанит пальцами по столу. Семейная идиллия. Кажется, Джеймс пытается прочесть мои эмоции, или даже мысли – от его прожигающего взгляда даже табурет становится каким-то неудобным, а еда – пресной. Телекинез – явно не его способность, но легче от этого мне всё равно не становится. С каждой затянувшейся минутой ситуация становится всё более неловкой. Хотя куда уже хуже после вчерашнего?

Наконец, мне это окончательно надоедает, и я со звоном отодвигаю тарелку в сторону. Нарочно.

- Сколько ты ещё так на меня смотреть?

Джеймс словно просыпается и удивленно поглядывает на меня из-под нахмуренных бровей, одной рукой поддерживая подбородок, а второй продолжая стучать по столу.

- В смысле? Что-то не так?

Мне хочется воскликнуть: "Серьёзно?!". То есть, то что атлант уже минут семь с бесстрастным лицом наблюдает за каждым кусочком, который я кладу себе в рот, это совершенно нормально?

- Вообще-то да.

- Я положил мало соли? – с таким же равнодушным выражением лица спрашивает атлант, продолжая мерно стучать пальцами по краю стола. Меня это раздражает, но не больше, чем напускное спокойствие Джеймса.

- Нет, соли достаточно и омлет очень вкусный. Но я не могу есть, когда за мной так пристально наблюдают.

Наконец-то до Джеймса доходит, в чём дело, и он поспешно бормочет:

- А, извини, задумался. Я могу выйти, если хочешь.

- Нет- нет, - слишком резко выпаливаю, и тут же, спохватившись, добавляю уже более спокойным голосом: – Я больше не голодна.

Только вот что-то удерживает меня на месте, не давая покинуть кухню, которая теперь кажется слишком маленькой и удушливой. Неловко, неловко, очень неловко.

- Дже...

- Сьюзен, - перебивает меня атлант и на мгновение замирает, а я машу рукой, мол, всё нормально, продолжай.

- Сьюзен, - Джеймс нервно потирает ладони и хмурится, выдавливая из себя неожиданное признание: - я бы хотел извиниться за то, что произошло вчера. Приходится подавить истерический смешок. Так вот к чему это кухонное представление! Меня вроде как попытались впечатлить. Интересное извинение. Думаю, проснись я на полчаса позже, было бы классический вариант "завтрак в постель". Видно, это мое призвание – рушить чужие планы.

- Я повел себя очень глупо и необдуманно, совершил дурацкий поступок, и мне жаль.

Мысленно соглашаюсь с каждым словом, но от восклицаний и жестов приходится удержаться – мало ли что подумает Джеймс, обидится. Это только что была самая сильная речь огненного атланта за всю мою жизнь, жаль, нет под рукой диктофона – Эвенли признал свою неправоту! Исторический момент!

- Мне бы очень хотелось, чтобы всё осталось как есть... Сью, мы же ещё друзья?

Ого! Как бы там ни было, "Сью" - совершенно новое обращение ко мне – вместе с этим умоляющим взглядом отлично делают своё дело – вводят меня в ступор, так что всё, что мне удается выдавить из себя: "Да, конечно".

Джеймс довольно усмехается и наконец снимает уродливо-милый фартук. Наконец в его голосе звучит привычная вальяжность:

- Думаю, мы можем забыть вчерашний день, как плохой сон.

У меня слишком много плохих снов, но вот вчерашний случай почему-то не хочется забывать.

Перед глазами снова и снова мелькают пылающие необъяснимым желанием глаза атланта, морщинки в уголках его глаз, а губ касается призрачное воспоминание о несмелом поцелуе. Пальцы дрожат – хочется прикоснуться к его щеке, очертить линию скул. Губы тоже дрожат, легким не хватает воздуха. Вдох получается порывистым, но обуздать свои мысли и желание мне всё же кое-как удаётся.

Кажется, проблемы с самоконтролем тут не только у Джеймса Эвенли.

- Конечно, - слишком беспечно отвечаю атланту и расплываюсь в улыбке.

Фальшивой, конечно, но пока что этого хватает – лучше, чем соглашаться на возвращение былой дружбы с гримасой обиды на лице. Я боюсь касаний атланта, боюсь его дыхания на моей коже, но – как ни пытаюсь отрицать – хочу видеть его рядом с собой, улавливать дрожь спящего в золотых радужках пламени и чувствовать безмолвную поддержку, слышать его голос.

От Джеймса не укрывается моя нарочитая беззаботность и спрятанные за спину дрожащие ладони – на губах солдата расплывается горькая усмешка. Но он даже не думает о том, чтобы язвить.

Вводить меня в ступор Джеймсу Эвенли нравится намного больше.

- В знак возобновления старой доброй дружбы, я бы хотел пригласить тебя на празднование Кеймитара, - замечая мой удивлённый и немного возмущенный взгляд, атлант поспешно добавляет: - В качестве друга. Повеселитесь с Виктори, это уж лучше, чем сбегать в клуб.

Волна жгучего стыда наравне с раздражением окатила меня с ног до головы. Я закатила глаза и шумно вдохнула. Он что, решил мне напоминать про этот маленький побег вечность? В отместку, я как бы невзначай спрашиваю:

- А Фреир там будет?

Реакция Джеймса следует мгновенно. Не знаю, что произошло между ними и почему атлант недолюбливает моего белокурого друга. Эвенли кривится, будто лимон проглотил, – доля секунды, но я успеваю заметить – и нехотя отвечает:

- Спроси у него сама, если тебе так интересно.

Каждое слово пропитано ядом. Вот это неприязнь! Что произошло для того, чтобы самоуверенный Джеймс взьелся на тихого и робкого брата Виктори?

- Как ты собираешься провести меня на праздник, где будет очень много, - делаю ощутимое ударение на последних словах, - атлантов?

Из уст Джеймса вырывается смешок, он улыбается и отворачивается.

- А как вы с Виктори попали в дешевый клуб, полный пьяниц и бандитов? То есть, ты не боишься культурного общества, но с радостью побежала веселиться со всяким сбродом? – в словах атланта звучит открытая насмешка, что - как бы я не пыталась отрицать – задевает моё самолюбие. В горле клокочет обида. Дейвен и Кэлиас – мои друзья, нравится это Джеймсу или нет.

Я подскакиваю и в мгновение грозно нависаю над Джеймсом, а к щекам приливает кровь:

- Те атланты - не сброд!

Джеймс в этот раз смеется открыто. Его ладонь, что потянулась было к моей щеке, дрогнула и опустилась на плечо дружеским похлопыванием. В золотых глазах дрожал насмешливый огонек, что только ещё больше распалял моё раздражение.

- Сьюзен, ты не знаешь ничего ни об этом городе, ни о атлантах, живущих здесь. Думаешь, наши способности делают нас отчаявшимися повстанцами с благородной целью?

Джеймс поднимается, и его глаза оказываются напротив моих – так близко, что я могу разглядеть прожилки и охристые пятнышки на радужках. Напряженное дыхание атланта касается моего лица, вызывая в сердце совершенно противоположные чувства - одновременно хочется броситься вперед, чтобы сцепить ладони на его горле и обнять.

- Здесь хватает бесчестного сброда, с этим ничего не поделаешь. Никто не святой, Сьюзен: ни люди, ни атланты, - и никого нельзя оправдать. Заблуждение может стоить тебе жизни.

Джеймс отстраняется, но не сводит с меня пристального взгляда.

- Если хочешь остаться живой, держись рядом и думай головой, а не пятой точкой, которой обычно ты отдаешь предпочтение. На празднике - ни шагу от меня, ясно?

Сдерживаю ругательства, которые так и рвутся с языка в ответ на колкие слова, и киваю с мрачным видом. Но поток нравоучений уже не остановить:

- Я знаю, что запирать тебя здесь бессмысленно, тем более, когда все вокруг будут веселиться – обязательно найдешь лазейку и сбежишь, - произносит Джеймс и с укоризной добавляет: - Набралась азарта от Виктори. Так что, будь добра, не подставляй меня.

Снова киваю, и вместе с воздухом выпускаю из легких гнев. На этот раз Джеймс всё-таки успокаивается и перестает читать мне нотации, за что я ему очень признательна. На лице атланта расплывается довольная улыбка и мой друг заговорщицки подмигивает:

- Наряд тебе подыщет Виктори, а линзы достану я. Не можешь представить, в каком восторге пребывала Вик, когда я сказал ей о том, что ты тоже будешь на празднике. Уж с кем, а с ней точно не заскучаешь.

Такое одолжение...мне. Джеймс жертвует своим неприступным гордым одиночеством, чтобы повеселить меня – пускай, всего лишь один вечер.

Атлант, не дождавшись ответа, поднимается из-за стола и проходит мимо, позволяя моему полусонному человеческому мозгу хорошо обдумать его слова.

Опомнившись, бросаю другу вслед:

- Спасибо, Джеймс.

Он оборачивается, останавливаясь в коридоре. Золотые глаза сверкают теплотой, а улыбка, спокойная и искренняя освещает его лицо, делая самого раздражающего и вспыльчивого в мире атланта чуточку красивее.

- Всегда пожалуйста, маленькая человеческая девочка.