Едва покинув меня, моя душа разлетелась на тысячи осколков. Каждый из них готов изрезать чужие души, дабы исцелить мою.

«Ненавижу писать рассказы или истории. Письма не писала с самого рождения. Но если ты читаешь, взяв в руки этот клочок бумаги, значит я взяла ручку и вывожу аккуратно буквы не в силах больше молчать.
Я никогда не докучала тебе своим присутствием. Ты даже не знаешь, как меня зовут. И не узнаешь впредь. Нет, я не мертва. Довольно живая, если в нашем мире и при моих обстоятельствах можно так выразиться. Слишком труслива для самоубийства.
Я та, кому ты вывернул душу, кого изранил ножами, сам не подозревая, что творишь.

Во-первых, с днём рождения. Да, я помню твой день. Как какой-то праздник, как православные отмечают пасху, так я бы могла отмечать день твоего рождения.

Безответная любовь похожа на сладкий яд, который ты вливаешь в себя и наслаждаешься вкусом, а потом... потом тебя медленно съедает изнутри, сердце бьется, вырываясь из груди, а слезы непроизвольно скатываются по щекам. Даже сильные плачут.
Но это не самое страшное. Самое страшное — любить человека, который не знает о твоём существовании.
Ты не знал. Не знал до этой самой секунды.

Я училась на класс ниже. На год младше и всегда на шаг позади. Всего один шаг. Будь ты немного внимательнее, давно бы заметил мое присутствие. Но твоя жизнь — сплошное развлечение. Словно ты не знал горестей этого мира. Словно ни одна беда не коснулась твоего детского разума.

Обернувшись, ты бы даже заметил, как я сижу за соседним столиком, пока ты с красоткой нашей школы попиваешь коктейли в обычном кафе. Но ты это не сделал. А мне лишь оставалось одно — сидеть и сгорать от ревности, видя, как ты смотришь на неё.
Та рана была первой. Я ещё не знала, почему в груди так больно жжёт, почему руки немеют, почему ощущение, словно мне выворачивают кости...

Помнишь Глерзинг-стрит? Конечно, помнишь. Там ты в первый раз поцеловался. Я не знаю, с кем... но точно не со мной. Я помню, как ты в первый раз привёл домой девушку. Я жила на этаж выше в доме напротив. На этаж выше и на шаг позади.

Она была некрасива. Некрасива для тебя. Чем она тебя зацепила?! Почему это была не я? Почему ты не смотрел на меня?!
Жизнь — несправедливая штука, верно? Кому-то везёт, кому-то — нет. Я рада, что тебе всегда везло.

Казалось, я выучила распорядок твоего дня наизусть. Утром на работу, в семь вечера домой... А ещё ты любишь заходить в «Фиджи и Ральф», чтобы выпить пива. Да, я помешана, знаю. И это уже, наверное, не любовь... В любви нет рабов, именно поэтому ты на меня и не смотрел.

Ты женился. Твоя жена прекрасна, не так ли? Рана номер четыре. Попытка самоубийства номер один.
Когда ты произнёс заветное «да», во мне в очередной раз что-то треснуло, очередной нож вонзился в полумертвую душу и заставил задыхаться. Но я лишь пожелала тебе быть счастливым. Ты счастлив?

У меня не было ни единого раза, чтобы ощутить твои губы на себе, ты не касался меня, как касался тех женщин в твоей постели, ты не любил меня даже мимолётно... твои глаза не останавливались на мне, чтобы хотя бы подумать, как я хороша.
Это ломало сильнее смерти близкого.
Мне предстояло быть всего лишь твоей тенью.

Последнее, что сломало меня — рождение твоего ребёнка.
Я поняла, что бесполезно ждать поезда, который никогда не прибудет на мою станцию.

Ты вонзил мне в душу осколки своей счастливой жизни. Теперь я, защищая себя, делаю больно другим.
Мне кажется, все мои чувства умерли в тот день, когда ты взял на руки сына и поцеловал жену, поблагодарив её.
Я умерла в тот миг. Живое тело не считается. Ничто уже в моей жизни не считается.

Ты никогда не узнаешь меня в толпе. Я самая обыкновенная. Только характер подкачал. Но с ним ты не познакомишься. Зачем тебе холодная леди, которую не интересует ничего, кроме своей выгоды?

Любить тебя было пыткой. Я прошла её и, к сожалению, осталась жива.

Л.С».