Энтони несколько раз пробежался глазами по тексту, затем снова посмотрел на гордо заявленный в начале страницы план. Поколебался, полностью переписал три из четырёх пунктов плана, сверил снова. В голове было пусто, текст мелькал перед глазами, но упорно не хотел преобразовываться в мысль. Когда нетерпеливо мигающий курсор на белом листе начал действовать на нервы, Энтони понял, что пора сделать перерыв.
Уже третий за последний час.
В пустом зале квартиры было необычно светло, небесный купол за окном — затянут матовыми облаками. Возвышающиеся тёмными фигурами высотные дома тонули в лёгкой туманной дымке. В такие моменты только и хотелось, что лечь на спинку дивана, выбрать глазами точку и забыть обо всём. Не о конкретных вещах, а просто обо всём и сразу, желательно надолго. Обычно в таких ситуациях нормальные люди напивались или шли куда-нибудь далеко и надолго. Чтобы потом напиться, разумеется.
Он стянул с носа очки, положил их на стеклянный журнальный столик перед собой, рядом со стареньким ноутбуком, сделал очень глубокий вдох. Сроки поджимали, недописанная статья ожидала в закрытой вкладке, от этого на душе становилось ещё тоскливее.
Энтони услышал позади себя возню, лениво повернул голову в сторону белых стен и светлого паркета. Он увидел, как поджарый чёрный кот прытко выскочил из-за тёмного угла, а прямо перед ним посеменил крошечный серый комочек. Погоня кончилась быстро: кот настиг свою жертву, подкинул её в воздух, сам подпрыгнул, затем уже сжал в когтях и придушил. Взял мёртвое тельце в зубы, чуть отдышался, повернул голову и посмотрел лучистыми глазами на Энтони. Тот посмотрел в ответ. А потом в секунду или меньше кот выгнулся, вырос и сам собой перетёк в изящный человеческий стан. Мышь из его рта при этом никуда не делась.
— Ну и мерзость, — прокомментировал Энтони без особого выражения, — и ты будешь это есть?
Виктор необычайно брезгливым жестом двумя пальцами поднял перед собой тушку, облизнул губы и проговорил:
— Я знал, что ты обо мне не лучшего мнения. Но есть это? — он крутанул за хвост раскрывающийся в месте укуса трупик, и с него на пол слетело несколько красных капель.
— И зачем тогда?
"И откуда здесь вообще мыши?.." — заодно отстранённо подумал писатель.
— Обычный охотничий азарт? Чувство превосходства? И конкретно эту я принёс с улицы.
— Выброси. Или верни туда же, — Энтони неприятно поморщился, представив себе запах тухлой мертвечины и то, сколько зараз на себе может носить зверюшка, обитающая в Городе Падших. Он отвернулся от демона и, уцепившись за возможность продолжить диалог, сказал: — и что за дурацкая привычка постоянно кого-то душить и в кого-то стрелять... У тебя за плечами много лет существования в круговерти ада, можно было бы и успокоиться.
Виктор, который пошёл и почётно завернул свою добычу в кухонное полотенце, отозвался почти сразу же:
— Успокоиться — значит прекратить жить.
— Успокоиться — значит обрести равновесие и жить спокойно, вот и всё.
— Нет. Нельзя изменить своим привычкам просто чтобы "спокойно жить", — суккуб усмехнулся и добавил: — тянет философствовать?
— Немного, — Энтони слабо улыбнулся, всё ещё не глядя на него.
— Убери эту ухмылку со своего лица. Голова болит.
Энтони услышал, как демон непонятно зачем возится на кухне, и продолжил:
— А я считаю, что неправильно. Человек на то и человеком создан, чтобы обрести покой и... целомудренность. Возвыситься и состояться.
— Переведи? — немного неуверенно отозвался голос с кухни.
Энтони задумался ненадолго и продолжал уже на английском.
— Люди живут, чтобы сделать свою жизнь спокойной. Постоянство и есть привычки. Оно же есть и покой. Люди упрощают себе жизнь только для того, чтобы наполнить её чем-то большим, чем удовлетворение базовых потребностей. И твой "охотничий азарт" тоже среди этих потребностей, если хочешь знать.
— Знать не хочу, но есть ли у меня выбор? — издал смешок тёмный. — Конечно, упрощение жизни — это то, что свойственно людям. Но не всем. Что насчёт меня? Тех, кто изучает демонов? И тех, кто день за днём с энтузиазмом прётся в Город?
— Ты уже не человек, как и большая часть Города. Вам нечего больше искать в жизни, кроме запретных удовольствий, которые не были доступны, когда вы были людьми.
— Не все демоны были когда-то людьми. И ещё твои слова меня задевают до глубины несуществующей души.
— Прости.
— Не суть. Ты говоришь, что люди жаждут только покоя?
— Основная их масса.
— А как же те, которые потом, после смерти и становятся такими, как я? Ну, ты знаешь, — Виктор показался слева от дивана, где полулежал писатель, всё ещё держа мумию мыши на руках, — те, кто от скуки грабят, насилуют и убивают?
— Грабят из жадности или по нужде. Насилуют для самоутверждения и из духовной некомпетентности. Убивают... по многим причинам.
— Но в том числе и от скуки.
Энтони промолчал.
— Люди действительно очень... интересные, — демон медленным шагом преодолел дорогу до столика, — они хотят комфорта, а потом специально его разрушают. Те же, кто ведут жизнь путём разрушения... Те редко могут остановиться без посторонней помощи.
— Будешь сравнивать жажду адреналина с зависимостью? — Энтони покачал головой. — Это и есть возвращение к тому, о чём я говорил — к базовым инстинктам. Рвать и бороться заложено в нас природой, с этим ничего не попишешь. Клыки в наших челюстях и отлично поддающийся физическому развитию организм создан для того, чтобы совершенствоваться путём разрушения. И жажда азарта, которой оправдываются те, кому не хватило сил переступить через инстинкты, это только подтверждает.
— Может быть. Но ты забываешь, что разрушение — это всё равно изменение. Метаморфоза, как ты любишь говорить, — суккуб показал длинные клыки в широкой улыбке, и Энтони чуть развёл руками в подтверждение его слов, — человеку нужно что-то менять.
— Природа сама изменчива.
— Именно. Жизнь — это постоянное движение, изменение, иногда — разрушение. Про это я и говорил, когда отговаривал тебя сравнивать наши с тобой естества. Может, я и прошёл через ад, но я всё равно живой. Вот поэтому, — он показал бумажный комок, — потому что я жажду впечатлений и насыщения. Мне интересен процесс достижения цели, а не сама цель.
— Ты жаждешь "впечатлений" так же, как я жажду, допустим, воды или сна, — возразил Энтони, — это для тебя необходимо, и при этом таковой высшей цели, кроме обеспечения себе жизни, у этой жажды нет. Тебе не нужна еда и вода, а нужны чужие страдания, чужой страх. Вроде этой маленькой ненужной пушистой смерти. Просто из любопытства, много это, кстати, приносит удовлетворения?
— Не так много, как хотелось бы. Но я, по крайней мере, не скрываю свою истинную натуру. А вот что касается тебя и твоего "покоя"... — Виктор прищурил изумрудный взгляд, зашёл за спину оставшегося спокойно сидеть Энтони и взял его за плечи. — Не знаю, заметил ли ты, но жизнь продолжает идти где-то отдельно от тебя и твоего покоя. Там, за окнами, может, где-то ещё в мире. Будет, наверное, грубо заявить, что ты больше мёртв, чем я, это просто смешно и вряд ли грамматически правильно... Но всё-таки подумай над этим. Кто из нас живой?
— Я уже давно обо всём подумал, — Энтони прикрыл глаза, игнорируя навязчиво скользящие по его шее и лопаткам пальцы. — Я устал думать. И устал постоянно унижать себя своими мыслями.
— Верно. Устал. Ты устал от спокойной жизни, но и идти по пути метаморфоз ты не хочешь. Какой вывод? Ты остановился, ты замер. Ты обрёл покой, причём тот, который люди не зря зовут "вечным". Вывод: обретение полного покоя и равновесия равносильно ровно и аккуратно положенному в гроб телу, — Виктор скользнул тыльной стороной ладони вдоль поседевших пепельных волос и промурлыкал: — шах и мат.
Энтони слабо ухмыльнулся и прикрыл глаза.
— А теперь всё то же, только на моём языке.
— Пошёл ты. Я не...
— Шучу, шучу, — писатель устало подпер голову кулаком и добавил: — выкинь уже наконец свой трофей и изволь впредь получать впечатления за пределами дома. Демонстрация интересная, но смотреть неприятно. И раз уж тебе некуда девать энергию и тягу к пустым разговорам, то помоги хотя бы с текстом. Может, твоя жажда жизни и изменений сможет сделать из этой ерунды хоть что-то удобоваримое.

* * *

"Город засыпает, мафия засыпает. Просыпается детектив."
Вистери скрестила аккуратные ножки так, чтобы не особо задирался край юбки, и приготовилась ждать. Здесь и сейчас она удивительно хорошо вписывалась окружение серого кабинета, едва ли освещённого полупрозрачными рассветными лучами. Будто разбросавший своё огромное тело хищный удав в глубине тропических джунглей.
Синий Янтарь холодил кожу, пребывал в подобии спящего режима и подзаряжался от скопища силы. Кабинет начальника Департамента вообще был местом настолько непримечательным внешне, что с лёгкостью мог бы хранить в себе и незримый энергетический родник, и расчленённые трупы в железном сейфе, и даже водородную бомбу под ковриком, не вызывая никаких подозрений.
И начальник Департамента тоже был далеко не образцом Люцифера или ангела в светлых одеждах. Никаких видимых магических аксессуаров или изъянов, по которым можно было бы признать демона, на нём не было, как не было седины в волосах или дребезжащего тембра голоса. Ни средневековой мантии, ни татуировок. Глаза карие, живые, без жуткого свечения, волосы тёмные, аккуратно стриженные.
Его звали Герман Малзус. И он был просто человеком, застрявшим в самом сердце паутины из лицемерия, двуличия и беспристрастной жестокости всех ко всем. Просто человеком с, наверняка, большим сердцем и острым умом, которые сочетались в его желании помочь Падшим согражданам.
Герман, к которому обычно обращались "капитан Малзус", имел обыкновение сидеть в кабинете, связываясь со своими питомцами через всевидящую секретаршу или по телефону. Изредка вызывал к себе лично, и каждый, выходя из серого кабинета, оставался в бодром состоянии духа даже после самых плохих новостей. Вистери мало что знала о том, действительно ли он сохранил свою изначально чистую душу среди обители тьмы, или просто ловко притворялся, но это не мешало ей быть преданной капитану.
Эта преданность была далека от признательности и желания работать на кого-то. Это была просто очередная программа, заложенная внутрь её головы.
Сегодня, правда, капитан был не в духе. Малзус бродил вдоль стеллажных шкафов, заставленных толстыми электронными планшетами с разноцветными корешками, и постукивал по пластмассовым полкам пальцами. Вистери спокойно наблюдала за ним поблёскивающими, как самоцветы, синими глазами. Наконец, капитан, покачиваясь, прошёл за свой стол, сел в кресло, обитое тёмной кожей, и сложил руки пятернёй к пятерне.
— Будем говорить кратко и по делу, как ты любишь, — сказал он негромко. — Есть плохие новости и есть относительно хорошие. Начну, пожалуй, с плохих. Дело о стычке в "Конце света" у нас отобрали и запретили посылать других агентов вне зависимости от их квалификации и опыта. Это означает, что всё расследование полностью переходит в лапы Инспектора и его начальства, а нас будут бить по рукам за любые посягательства на относящиеся к делу вещи. Не очень хорошо, потому что репутацию Департамента этот случай неудачного захвата подмочил довольно заметно. Да и то, что настоящих зачинщиков если и захватят, то убьют на месте, ничего не спросив, уже ясно. И все полномочия тут бессильны, как всегда. Нам укоротили и ещё сильнее затянули поводок.
Вистери молчала. Малзус продолжал:
— Из относительно хорошего... Ну, отдел по активной борьбе с тёмной преступностью не расформируют, хотя грозились. Это уже что-то. Подготовят новых агентов, заменят старых. Постепенно мы оправимся и научимся на ошибках... И всё встанет на свои места, как только тёмные активисты опять поднимут голову и потребуется оперативное вмешательство.
Глава Департамента опять встал и, сцепив руки за спиной, прошёлся вдоль закрытых жалюзи.
— Что касается твоих данных... Привлечь того тёмного к ответственности ты не сочла нужным. Я бы, конечно, не был столь категоричен, но я доверяю тебе и оставляю его дела на твоей совести. Теперь о главном. О вероятном заговоре и засаде против конкретных оперативников...
Вистери навострила уши. Малзус вздохнул:
— Из того, что ты передала, всё выходит довольно складно. Но в то же время неясно, что теперь делать со всем этим и как это подтвердить. Доступа к месту преступления у нас больше нет, равно как и прав что-то там обыскивать. Спецназ скорее всего там камня на камне не оставил, не то что следов от конкретных демонов или орудий... Да и сама вероятность того, что кому-то понадобилось целенаправленно изничтожить агентов из Департамента? То, что этот некто знал всех наших и знал, как именно против них действовать... Тут уж, извини, подозрения скорее падут на тебя, чем на кого-либо ещё из Города.
— В ту ночь я заменила на посту Авелину, — напомнила Вистери. — И, должно быть, поэтому осталась цела.
— Ты и Елена остались живы благодаря Инспектору, который в одиночку перебил большую часть тамошних гадов, — Малзус с сожалением улыбнулся и покачал головой. — И ты всё же обвиняешь его в причастности к заговору?
— Я не видела, чтобы он дрался с кем-нибудь вплоть до прибытия десанта. Если он всё это время был в силах уничтожить демонов, почему не сделал этого сразу же, как началось противостояние?
— Отключился на связь с Комитетом? Или отправился выполнять данное Комитетом задание, а уже потом вернулся в клуб?
Вистери не ответила.
— Пойми меня, — Малзус вернулся в кресло и теперь подкреплял свои слова движениями рук. — Я искренне хочу, чтобы нашли виновника. Ты думаешь, я не жалею? Да я готов был от стыда и злости провалиться, когда узнал, что там погибли наши. Елена осталась почти без своего дара... Ты едва смогла спастись. Я не могу дать пропасть своим агентам. Я больше всех хочу в этом разобраться. Но пока самое логичное объяснение, что я нахожу, это обычная череда совпадений. И очень трудно переубедить себя и, в особенности, Комитет, что это выпад против Департамента, а не вопрос уровня нашей подготовки. О нашем позоре пока никто не узнал за пределами компетентных органов и вряд ли узнает, дело с скорее всего замнут... Но то-то и обидно. Мне не даёт покоя вопрос о том, действительно ли это мы облажались или кто-то подстроил всё так, чтобы это случилось.
Вистери молчала.
Малзус вздохнул и спросил:
— Сколько у тебя ещё... "шансов" в амулете?
— Четыре.
— Четыре... — начальник снова покачал головой и, в ответ на вопросительный взгляд Вистери, сказал: — Имел место быть неприятный разговор, в ходе которого мне предложили стереть и восстановить твою память и память амулета. В порядке сохранности информации о произошедшем в клубе и, так сказать, чтобы освежить твои рефлексы. Инспектор, видимо, отзывался о тебе в каких-то своих отчётах. И они решили, что проще тебе всё удалить и набрать заново, чем продолжать с таким балластом.
Вистери долго и задумчиво смотрела в тёмные глаза Малзуса.
Каждую её виртуальную "жизнь" могли направленно стереть из устройства амулета. Две из них и были стёрты ранее, как ненужный опыт, как только она завершила свою работу. Она сама не могла противиться этому решению свыше, как не могла сформировать своё мнение об оном. Однако, сейчас, когда велось дело "Стикса", когда случилось столько всего, что оставляло после себя неразрешённые вопросы, её задача прямо противоречила бы приказу вырвать последние полгода расследований и перебросить силы на что-то другое. Так просто нельзя. Даже если того хочет Комитет...
— Это тем более подозрительно, — сказала она, — зная, что я могла оказаться там, где не должна была. И зная, что я могла видеть.
— Знаю, знаю, — устало кивнул Малзус, — всё знаю. Я сказал, что решения касательно моих агентов и их магических принадлежностей принимаю я, так что в моих правах ничего у тебя не отнимать. "Стикс" был и остаётся за нами. Висит на шее, как мёртвая петля, — он похлопал себя по карману пиджака, достал электронную трубку, зажал пальцем клавишу на её конце. — Короче говоря, Вистери, дела складываются неважно. Мы должны засесть в тени и светиться по-минимуму. Это же касается твоего расследования, которому, очевидно, Комитет хочет, но пока не может открыто препятствовать. А после беготни в клубе у них только больше причин насильно стереть тебе память. Я, с другой стороны, — он поднёс разогретую трубку ко рту и медленно закурил, — не имею ничего против того, чтобы знать больше, чем положено.
— Это значит, чистка мне пока не грозит?
Малзус выдохнул совсем прозрачный приятно пахнущий дымок и тепло улыбнулся:
— Не грозит. Только если я не сочту нужным. Янтарь ещё в порядке?
— В полном. Провожу регулярную диагностику.
— Хорошо. Держи всё при себе, не выводи информацию никуда. Знаю, что ты ни с кем особо не откровенничаешь, но всё равно хочу предупредить. Сейчас каждый наш шаг, судя по всему, будут рассматривать под микроскопом. Я не тороплю тебя, но лучше бы тебе решить вопрос побыстрее. Никакой поддержки тебе я, увы, оказать не смогу, придётся действовать своими силами.
— То есть?
Малзус затянулся и вздохнул.
— Ну, как тебе сказать... Формально, мне был дан приказ отстранить тебя от дела. Не спрашивай почему, если я отвечу, ты поймёшь, что это самые притянутые причины, которые можно было назвать. Что-то про некомпетентность, что-то про чистку и прочее, прочее... И, — формально! — я так и сделал. Никаких дел за тобой не числится, ты по-прежнему аналитик и всевидящее око за мониторами. Но есть деталь, — он улыбнулся, — я не могу ограничить тебя или твою свободу воли, так что все твои действия, направленные на расследование, но не зарегистрированные официально, тоже останутся за кадром. Можешь посылать мне отчёты, если посчитаешь нужным, хотя и знаешь, что я тебе всецело доверяю. Правда, как я уже сказал, никакой помощи от своих коллег, если только не тайком, ты тоже не получишь. И доступ к материалам дела и имеющимся артефактам тебе тоже ограничен, как любому штатному сотруднику, не ведущему обособленное следствие.
Вистери коротко кивнула. Малзус добавил:
— У тебя есть полное право отказаться, но я прекрасно знаю, что ты не откажешься. Я прав? — снова кивок. — Хорошо. Я верю в тебя и всегда буду готов побеседовать наедине. Насчёт отчётности в плане твоих основных обязанностей можешь не беспокоиться. Однако, взамен этих игр в детективов я жду реальных результатов. Интервью, допросов, улик, доказательств. Результатов.
— Вы их получите, капитан.
— Я и не сомневался. Итак, агент Вистери. Можете занести в протокол, что вы отстранены от дела, — Герман улыбнулся, дыхнул паутинкой дыма и добавил: — а теперь возвращайтесь к своим обязанностям и не показывайтесь мне на глаза до тех пор, пока негодяи не будут за шкирку болтаться в ваших прелестных руках.

* * *

Они попрощались, и аналитик лёгкой неслышной походкой вышла из серого кабинета.
Весь остаток прошлой ночи до позднего утра она по совету целителей отлёживалась в стационаре, недалеко от медицинской аудитории, где пытались привести в чувства Елену. Она лежала и сочетала между собой все имеющиеся данные, намечала гипотезы, думала. В итоге амулет запротестовал свалившимся на него нагрузкам, и пришлось сделать перерыв сразу после отправки сырого материала капитану. Синий Янтарь может и был инструментом, но инструментом довольно самовольным.
Разговор с загнанным под конец ночи Виктором ничего дельного ей не дал, кроме того факта, что суккубу взбрело в голову следить за своим партнёром по контракту и искать его в таких местах. Добиться ответа, с чего вдруг далёкому от общества Энтони находиться в ночном клубе, полном тех прекрасных вещей, которые нормальным людям не снятся даже в самых влажных и самых жутких снах, ей не удалось. Демон в ответ попытался узнать, что за тип в форме нациста преследовал его на пути в клуб, и, получив от девушки уклончивый ответ, не замедлил в красках высказаться и по поводу мёртвых фашистов, и по поводу Комитета в целом.
— Проклятый ублюдок, ходячий труп... — Вистери успела за время разговора настроить камень на другой язык, чтобы ей было проще понимать, когда демон выражался по-своему, а когда — на общепринятом. — Впрочем, гард из него хороший. Если бы я знал, я бы обошёл это чучело за милю, а то и две.
— Вы сражались?
— Нет, не довелось. Я стрелял в него издалека несколько раз, сначала предупредительно, потом в открытую. Каждый раз, когда намеревался, попадал. В голову, в торс, в конечности. Но ему, похоже, было плевать, — суккуб неприятно зашипел, потирая рукой зарастающее чёрным пулевое отверстие, — было чувство, будто я трачу пули на что-то ни разу не живое. Отвратительное чувство, на самом деле. Особенно, когда эта тварь не скрываясь смотрела на меня откуда-то, будто ожидала, пока я отвернусь. Я видел множество демонов, безобразных и безобразно прекрасных, но конкретно этот индивид был чем-то... несомненно новым.
— Понимаю.
Виктор также не забыл напомнить Вистери о том, что она выстрелила в него, и о том, насколько "неприятно" и унизительно это было. Та объяснила, что создавала видимость преследования, и готова даже возместить ущерб, если требуется. Демон, хоть и нарцисс, но не дурак, отмахнулся и заверил, что понимает её мотивы и в помощи не нуждается.
Расстались они не поворачиваясь друг к другу спинами и держась за рукоять оружия, однако, уже в более тёплых отношениях, нежели были раньше. Вистери передала сухой привет повязанному с демоном писателю, и суккуб с демонстративно вычурным поклоном пообещал донести её послание до адресата.
Из этого диалога в грязной затенённой улочке, под пристальным взглядом зелёных огней в глазах тёмного, среди концентрации смрада и смога, она вынесла только тот неправдоподобный факт, что Энтони мог до этого посещать ещё работающее заведение и тем самым обеспокоить собственника-демона. Пока что это было не тем, на чём она бы хотела сосредоточиться, но, тем не менее, неподкреплённое ничем знание осталось висеть у девушки в подкорке.
А кроме всего прочего, Инспектор преследовал одного-единственного тёмного неизвестно с какой целью. Наблюдал за ним...
Вистери долго и упорно думала, и чем дольше думала, тем больше понимала, что сейчас, на ходу, ей ничего не решить. Придётся вернуться в начало, сесть, окружить себя материалами и надолго уйти в глубины информации внутри бирюзового камня... А выйти уже либо с правдоподобной версией, либо признавая себя побеждённой и негодной для дела.
...Она вышла из капсульного лифта, прошла немного по направлению к выходу и остановилась посреди коридора, увидев сгрудившуюся вместе компанию разношёрстных агентов. В глаза агента сразу же бросилась грива золотистых волос и короткая коричневая куртка с меховой опушкой у воротника.
Ави, будто почувствовав её взгляд на своём затылке, отвлеклась от тихого разговора, обернулась. Её янтарные глаза расширились, губы сами собой приоткрылись в каком-то неслышном выдохе. Затем она молча, не давая Вистери шанса, она одним невидимым рывком оказалась рядом с ней и всё также молча заключила в объятия. Аналитик не отстранилась, но в ответ не обняла, да и не нужно было. Она чувствовала, как пальцы гарпии с силой стискивают её спину, а меховой воротник щекочет подбородок, и слышала тяжёлое, нарочно сжатое дыхание.
Ави быстро выпрямилась сама, часто заморгала, с искренней растерянностью и сожалением посмотрела в холодные синие глаза.
— Я... — запинаться было совсем не в духе быстроговорящей и вечно бодрой охотницы, но ни Вистери, ни компания коллег позади не торопили её. — Я... такая дура... Если бы только я... Вистери, я же не...
Некоторые сотрудники неловко отвернулись. Вистери не смотрела в их сторону.
— Если бы я только была... Всё ведь... Все наши... Елена...
Девушка часто захлопала пушистыми ресницами, её губки чуть дрогнули, горло с едва заметным птичьим зобом поджалось. Аналитик дала себе пару секунд на размышление и оценку ситуации и начала действовать.
— Ави, — вдобавок к предстоящему твёрдому и уверенному монологу Вистери положила руку на плечо Авелины и сжала пальцы. — Слушай меня внимательно. Никто тебя ни в чём не винит и никогда не будет. Я не хочу рассказывать тебе то, о чём ты и без того наслышана, а рассказать то, о чём мне приказано молчать, то, что действительно важно, я не имею права. Поэтому просто поверь мне на слово: из всех возможных вариантов развития событий этот был для тебя наилучшим. Я бы никогда не пожелала тебе оказаться на моём месте и не потому, что мне пришлось тяжело. А потому, что тебя бы постигла судьба всех остальных агентов, и никому не стало бы от этого лучше. В особенности мне или Департаменту. Я говорю тебе всё, как оно есть, с объективной точки зрения. Ты это можешь понять?
Ави смотрела на неё с прежним выражением жалкой покорности и недоумения. Затем она выдохнула и кивнула. Вистери сняла ладонь с плеча гарпии, отдёрнула вниз края пиджака и в прежнем темпе зашагала дальше по коридору. За её спиной знакомые Ави неумело пытались внести свою лепту, чтобы успокоить демонессу, но та уже сама от них отмахивалась.
Вскоре Вистери посчитала свою задачу выполненной, переключилась на информационное пространство внутри камня и касанием пальцев на ходу высветила из дрогнувшего амулета электронное послание. Спускаясь по лестнице к выходу из здания Департамента она прочла подсвеченный бирюзовым текст:
«Узнал о ночном клубе. Соболезную. Возникнут проблемы — я открыт для предложений. Виктор в порядке, надеюсь, ты тоже. Энтони.»
На часах-"элементах" вспыхнуло девять часов. Вистери вышла на серую, будто задымлённую улицу. Людей немного, машин на дороге перед светофором значительно больше. Город просыпается. А ей придётся снова отправлять себя в затяжной анабиоз, будто бабочке-однодневке, залезающей в кокон. Надо заметить, не по своей воле, а потому, что так надо.