Порезы от стекла — самые живучие. Так много людей имеют шрамы как напоминания об этих ранах.
Когда передо мной разбилось стекло, я не почувствовала боли от ран. Осознание пришло потом, с первыми каплями венозной крови на полу. Они так противно стучали — тук, тук, тук.
Я испугалась. Замерла в ужасе. От прежнего гнева, заставлявшего меня кричать, надрывая связки, мало что осталось. Я всё ещё злилась, но меня куда больше заботили эти раны, наплывающая боль и бесконтрольно льющиеся слёзы, испачканное капельками крови стекло. И этот противный стук...
Кровь остановилась быстро, а меня всё ещё грызла обида. Хотелось сбежать, выпрыгнуть в окно. Все эти чувства казались мне неправильными, сама ситуация была неправильная. Она не должна была случиться со мной. Это плохих людей настигают беды. Это у плохих детей плохие родители, и это их ранят и бьют. Я хорошая... я же хорошая?
На следующий день треснуло второе стекло. Оно ещё никого не ранило, но по нему уже пополз ажур тонких трещин.
Всё складывалось слишком хорошо. То, из-за чего на моей руке должен остаться шрам, решалось само собой. И, господь, как же это было больно.

Сейчас всё спокойно. Рука в бинте, раны заживают. А душа истекает кровью и слезами. Из-за ненависти к тому, кто разбил стекло мне в руку, и из-за тех, кто разбил второе мне в сердце.
Я ненавижу, что мне многое достаётся слишком легко. Что проблемы решают сами себя, а от меня ничего не надо. Я хочу быть полезной, хочу быть нужной.

А пока... я ничего не могу.