POV Daniel

Отец. Слово из четырех букв. Слово, которое значит куда больше. Отец - опора, крыша, защитник. Он спасет тебя от всего и вся. Обычно дочери уважают своих отцов, ведь они для дочерей больше, чем герои - Боги, пример! Они возносят отцов на такой пьедестал, что больше никому не взобраться.

Но не для меня...

Он не отец, а садист, который издевался, когда был пьяным, и игнорировал, когда был трезв.  Это время я любила больше всего, ведь в доме была тишина и благодать, даже его мерзкая женщина не трогала меня, потому что обхаживала его, услуживая, чтобы тот купил ей какую-нибудь новую дорогую игрушку или драгоценности.

Он никогда не любил меня и всегда холодно относился. Пару вежливых вопросов, потрепать волосы, и то, только для того, чтобы мама не расстраивалась, пока она была жива. Что уж говорить, если какая-то женщина для него важнее, чем родная дочь?

А я всегда верила, верила в то, что папа просто серьезный и он любит меня, но после смерти мамы, он слетел с катушек. Постоянные пьянки и побои. Полгода спустя менял по несколько шлюх в день, которые вытаскивали из дома дорогие вещи, пока отец был пьян или в отключке.

И я до сих пор верю, что он добрый. Добрый папа, который прижмет меня к своей груди и скажет, что все хорошо, что он со мной и никого роднее меня у него нет. Насколько нужно быть мазахисткой, чтобы прощать ему все, что он сделал или сделает.

Когда я пришла домой, спустя два дня, мои самые страшные страхи сбылись: он был дома, и не просто был, он ждал, когда я появлюсь. Пьяный. Ждал, когда накажет меня за такое безрассудство.

Бита - вот его самое любимое оружие. Чувствовать, как кости трещат под ударами стальной биты, видеть, как кривиться лицо от боли, видеть, как собственная дочь харкает кровью от его ударов.

А знаете, что самое больное? Не то, что он бьет меня за каждый проступок, который я даже не совершала, а то, что ему, честно говоря, насрать на меня. Единственному, оставшемуся родному человеку на тебя наплевать. Словно я никто для него, словно я не его родная кровь и плоть, словно мусор из под ногтей, которая ничего не может и не на что не годна.

Когда он закончил свое развлечение, я без сил, буквально доползла до кровати. Спасительный сон унес меня от боли, но сну было велено прекратиться, когда прозвенел будильник.

Ребра трещали от боли, а рука распухла и стала синей. Когда я только увидела, то напугалась: спросонья подумала, что рядом лежит труп и это его рука. Но нет, к превеликому сожалению, оказалась моя.  Куча синяков разбежались по всему телу, словно маленькие галактики (красиво, но больно), простынь прилипла к тем местам, где засохла кровь. Хотелось выть от боли, но я знала, лишний шум - и получишь добавки, и это я не о еде. Пытаясь не шуметь, я оделась, но в это время мне было очень больно. Молча глотая слёзы, я натягивала на себя тёплую кофту. На кухне, как воровка, оглядываясь, свалила в рюкзак пару яблок и печенье. Вышла на улицу, но вместо академии пошла в больницу и была совершенно не удивлена, когда мне сказали, что в ребре трещина. Да пофиг, это было бы даже лучше, чем мучатся каждый день.

На следующий день я тоже не пошла в академию, а отсыпалась в парке на своем любимом дереве, с перевязанным телом. Как я забралась на него, сама не знаю, ведь я даже передвигаюсь с болью, даже дышать было больно. Мне нужно дорогое обезболивающее, но просить у папы деньги - подписать себе приговор.

На третий день я все-таки решилась пойти в академию. Останавливалась возле каждой лавочки и сидела по несколько минут, словно мне шестьдесят лет. Добралась за полтора часа, то есть, к третьему уроку.

Все смотрели на меня, как будто я зомби какой-то. Бесят на столько, что скрипнула зубами. На биологии свободное место только рядом со мной, и опоздавший Гарри быстро уселся, пока не пришел учитель. Он с минуты смотрел на меня, позже изрек:

- Хреново выглядишь.

- И тебе привет, - прохрипела я.

Нам раздали тест на весь урок, который, слава богу, я решила за десять минут и на пять. Остальное время лежала на парте, пытаясь нормально дышать, потому что, как оказалось, сидеть целый час за партой было той ещё пыткой. Гарри ерзал, вена на виске вздулась, постукивание карандашом по столу нервировало и так пульсирующую от боли голову. Я отобрала у него тест, дала все правильные ответы, отметив их, и легла обратно, прикрыв глаза капюшоном. Звон на перемену ударил по ушам, что немедленно отозвалось болью в голове.

Я двинулась к двери. И с каждым шагом мне все больше и больше хотелось помереть. К моему громкому удивлению, сегодня все были слишком спокойные и никто меня не трогал, либо их пугал мой внешний вид, но я была счастлива в какой-то степени.