Двое следопытов со змеиными глазами едва успели разойтись по обе стороны узкого коридора, пропуская идущую напролом оперативницу в хирургической маске. Ни один из них и слова не сказал, но Хоффман всё равно ощутила желание развернуться и дать обоим по лицу. Просто так. Потому что попались под руку.
В последнее время всё перед глазами Саке плыло в кроваво-красном и контрастном, ослепляющем, как на плохо отфильтрованной фотографии. Взгляды многочисленных сотрудников-шестёрок вызывали раздражение, вспыхивающее быстрее, чем подожжённая лужа бензина. Не было лиц, только горящие и лезущие в душу глаза. Любое прикосновение, даже случайное, расценивалось ею, как дерзость, которую нельзя было спускать с рук ни друзьям, ни коллегам. Обычно в ответ на нарушение своего личного пространства Хоффман демонстрировала недовольство, которое срабатывало, как предупредительный выстрел, и гордо отстранялась. А сейчас хотелось просто вцепиться в лицо обидчика и, в лучшем случае, выдавить глаза.
Парочке особо наглых уже досталось. Конечно, до потасовок и кровопролитий не доходило, дисциплина у большинства питомцев Малзуса всегда была на высоте. Но вжившаяся под кожу жажда конфликта только заостряла фразы и жесты, которыми каждый стремился ранить своих оппонентов. И вербальные поножовщины следов оставляли ничуть не меньше, чем обычные.
По мере того, как оперативница добиралась до "хранилища"(так именовали между собой оружейную и прилегающий к ней отдел конфискованных артефактов), людей и нелюдей на её пути попадалось всё меньше, что не могло не радовать. Глубинные этажи Департамента вообще не пользовались популярностью у не слишком уверенных в своих силах сотрудников, поскольку энергия здесь фонила так, что легко было потеряться в четырёх стенах и однообразных коридорах, а то и вовсе навсегда зависнуть в беспамятстве и ментальной слепоте. Сказывалось обилие источников и носителей самых разнообразных аурических отпечатков. Одни искажали, другие поглощали, третьи испускали. Весь этот хаос старательно сдерживало покрытие из лунного камня, которым здесь закрывали каждый сантиметр дверей и стен, и всё равно...
Хоффман была мало чувствительна к таким вещам, но даже она ощущала постоянную вибрацию, слышала странное потрескивание и видела, как искажается в некоторых местах воздух, будто от сильной жары. Артефакты хранились тщательно, обращаться с ними мог только человек, совсем далёкий от тьмы и чувства тонкого энергетического фона. Таким человеком (вернее, отвратительным нелюдем и непонятно чем в своей сущности) являлся Карл. Карл как всегда сидел за своим столом, просматривал двумя целыми глазами обрывок газеты и, пока Хоффман не подошла вплотную, даже не стал утруждать себя приветствием.
Оперативница нарочно смотрела за спину Карла, на закрытые металлической сеткой стеллажи, либо на отделяющую её от камер хранения электронную дверь. Куда угодно ещё. Главное — не на мерзкий отросток, который будто недоросшая вторая голова висел у виска парня. Эта вторая голова больше всего напоминала слабую попытку ребёнка вылепить из пластилина человеческое лицо. Будто бы смятая и расплывшаяся в разные стороны фигурка из глины, ассиметричная, как оживший портрет, написанный абстракционистом. Лицо самого Карла выглядело вполне нормально, но лишь при первом рассмотрении. Его левый глаз, часть щеки и линия губ тоже будто съехали влево от неосторожного движения. Ухо в том месте, где реальный человек и ошибка генетики срастались, и вовсе превратилось в слипшийся обрубок.
Карл поднял недоразумение, которое другие тактично называли головой, и губы Саке сами собой судорожно дёрнулись вверх под маской.
Парень же улыбнулся, показав ряд не самых ровных зубов.
— Чем могу помочь бравым полицейским?
Хоффман скосила глаза на электронную карту, висящую на шее урода. В голове мелькнула нехорошая мысль. Одна-единственная пуля. Или один-единственный правильный удар в правильную точку на шее. Лёгкое движение руки — и она избавит нелюдя от его обязанностей, а заодно получит пропуск без всяких объяснений.
Перед взором оперативницы снова застлало красным, когда она подумала о том, как врачи, верно, пытались и не смогли отрезать кусок полуживой плоти от здорового человека. А даже если бы смогли? Перекошенный череп и стянутую набок кожу никто не смог бы исправить.
Отросток. Ошибка природы. Общая кровеносная система, которая гоняет волны ценных микроэлементов в том числе по бесполезному куску сырого мяса, в котором остались щели для глаз и рта, но не было достаточно мозга, чтобы ими воспользоваться.
Карл был в сущности неплохим парнем. Улыбчивость, остроумие и извечная приветливость сильно разнили его с другими обитателями офисного муравейника, полного оскаленных жал и плюющего ядом. Он не был зависим от магии, энергии хаоса, крови, ауры, бог ещё знает чего. Он был просто человек. Или, по крайней мере, что-то похожее на человека.
— Объект двадцать семь дробь пять. — Саке едва сдерживала себя от того, чтобы силой не стереть довольную улыбку с лица нелюдя.
— Объект двадцать пять... — ничего не замечающий Карл уткнулся в огромный и толстый, как фолиант, журнал.
— Наручники из золота, три пары. И быстро.
— Золотые? Уно моменто, принесу, — нелюдь бодро поднялся из-за стола, — какой процент железа? Серебра?
— Как я и сказала: чистое золото, Карл.
Карл вскинул руки и, напевая, заспешил вглубь лабиринта камер. Наверное, единственное место, где он был как рыба в воде. Дверь в ответ на прикосновение карты-пропуска податливо пикнула и открылась, а потом также захлопнулась обратно к облегчению Саке.
За спиной оперативницы раздался перестук каблуков. Спустя секунду держащаяся за голову Мария Гонсалес появилась рядом, грустно взглянула на пустой стол, а затем застонала и опустила голову. Зазвенели тяжёлые серёжки с перьями.
Хоффман не посчитала нужным начинать разговор. Секретарша не была ей настолько противна, насколько человек, выдающий магическое оборудование, так что стерпеть её оказалось немного легче.
— Ох, финиш... — пробормотала обречённо Мария, — при мне даже "Окулуса" нет. А я всё равно слышу... Как будто пчелиный улей в голове. Где вообще Малзус? Сколько его нет на месте?
— Если бы кто-нибудь знал, — процедила Хоффман, поправив маску.
— Все, как один, просятся к нему. Бред какой-то.
Саке пожала плечами и равнодушно спросила:
— И что ты хочешь забрать? Другая защита уже не помогает?
— Мне нужен ещё хотя бы один шар. Пусть устройством попроще, неважно. Если справлюсь с двумя каналами, станет легче. Надо как бы... распределить вес.
— Не полагается больше одного на связующего, — сомнительно прищурилась Хоффман.
— Ничего. Я попрошу Карла, он даст. Никто не узнает, — махнула рукой Гонсалес. — Всё равно сижу одна каждый день.
Саке некоторое время разглядывала секретаршу, обдумывая это случайно брошенное "никто не узнает." Получается, она, Хоффман, для какой-то зарвавшейся связистки — уже "никто"? Очень интересно.
Вернулся Карл, позвякивая самыми тяжёлыми из имеющихся в хранилище наручников. Золото хорошо действовало на тех тварей, что поклонялись жадности. Одни были прокляты так, что прикосновение к нему физически прожигало их инкотерму. А другие, поглупее, сами мёртвой хваткой цеплялись за блестящую вещь, прилипали, ощущая первородную тягу к драгметаллу и бездумно отдаваясь ей.
Карл плюхнулся за стол и протянул:
— Та-а-ак... Удостоверение личности, ордер, закорючка от начальника? Есть что-нибудь? Без документов отдавать не имею права.
Саке вцепилась пальцами в край стола, готовая, как химера, ринуться вперёд и вонзить зубы в толстую вену на толстой шее. На редкость странный день...
— Я лейтенант оперативной службы Департамента, из отдела по активной борьбе с демонами, меня здесь знает каждая полуживая погань. И у меня хватает причин требовать орудие по борьбе с преступностью, при этом не показывая пропуск. Это срочно.
— Я знаю, но правила...
— Эти правила придуманы не для тебя. Выполняй приказ старшего по званию и делай своё дело.
Карл, поколебавшись, убрал руки от наручников, опустил глаза. Саке схватила их одним лихим движением, презрительно отвернулась и уже хотела убраться прочь, но затем будто на каком-то импульсе повернулась обратно.
— И да, Око, возвращайся к своим обязанностям прямо сейчас. Время ежедневного перерыва давно истекло.
— Но я... — Мария растерянно сделала жест, словно не успела выбрать, показать ей в сторону хранилища или выхода на лестницу.
— Никаких "но", — отрезала Хоффман. — Вернётся Малзус — сможешь запросить разрешение на содержание двух магических шаров. А пока его нет, я приказываю тебе следовать уставу. Иначе можешь прощаться с этой работой и искать применение своему дару где-нибудь ещё.
— А что с наручниками? — неуверенно выкинул издалека Карл.
"Ещё одно твоё слово, жалкое создание, и Герману придётся искать другого фрика на роль мальчика на побегушках."
Вслух Саке сказала:
— Это для предстоящей операции. Парни, что забирали оружие, забыли, с кем мы будем иметь дело, и не додумались взять их с собой. А мне бы потом пришлось соскребать то, что от них останется, с каждой стенки в округе. Если хватило ума понять это — значит, хватит и забыть про этот тупой пропуск.
Гонсалес так и не нашлась что ответить в спину уходящей оперативнице. Карл, задумчиво повертев в пальцах ручку, пробормотал:
— Может, просто "эти дни"...
— Сомневаюсь, — устало выдавила Мария и прислонилась к стенке, — хоть бы Малзус вернулся. Уже не могу отвечать на все эти дурацкие вызовы... Я столько за всю жизнь с людьми не говорила, сколько за последние три дня. Ещё и Саке бесится. Отделы грызутся между собой. Полный бардак.
— Сочувствую, но, видимо, ничем не могу помочь.
— Да знаю... Чёрт. — Гонсалес постояла тихо, а потом прошипела одними губами: — Стерва.
Карл ничего не смог ответить, и секретарша заковыляла прочь по коридору.

* * *

В проулках Города всегда пахло сырым и затхлым. По сравнению с удушающе тёплым воздухом в доме это был настоящий глоток свежего воздуха. Впрочем, от этого замедлить шаг всё равно не хотелось. Слишком уж одиноко звучали собственные шаги и слишком много было вокруг тёмных уголков, в которых неверным глазам могло почудиться шевеление.
Энтони мысленно заставил себя расслабиться, сбросить ком, застрявший где-то под грудной клеткой. Не в первый раз. Ему следовало бы опасаться, будь он обычным человеком, новичком, едва переступившим границы настоящего Города. Конечно, ярлык "сделочника" ему, как приличному человеку, особой чести не делал, но конкретно здесь и сейчас вселял хоть какую-то уверенность. В себя и в силу контракта.
Узкие проходы между бетонными гигантами закончились быстро, промелькнул блестящий асфальт парковки, показался сферический фонарь. А под фонарём — сгорбленная, в складках мешковатой одежды и в самой невыразительной позе человеческая фигура.
Человеческая. За несколько лет Энтони научился отличать одно от другого. Демоны, в большинстве своём, имели в себе нечто чужое. Красивое, плавное, местами рваное и желающее выглядеть натурально, но чужое. Они все поголовно были чем-то иным и оттого пусть совсем немного, но притягательным. А вот на одинокие пошатывающиеся фигуры, сгорбленные болезнью, усталостью и иногда рвотными позывами, он успел насмотреться и в людском обществе. Поначалу боялся, обходил, не поворачиваясь спиной, из страха перед непредсказуемостью. Потом, подстёгивая своё чувство собственного достоинства, стал ходить мимо спокойно и равнодушно. Смелости предложить помощь всё ещё недоставало, но среди Падших это было не сильно-то и нужно.
Энтони по привычной тактике устремил решительный взор на свет в конце прохода, где виднелась открытая мостовая, и прошёл не глядя на пьяницу. Тот поначалу не среагировал, а затем вдруг окликнул в спину, слабо напрягая истрёпанные связки и едва ворочая языком:
— Эй, дядя... Топлива не найдётся? Моя, зараза, погасла.
Энтони остановился, обернулся. Пьяный сжимал в трясущихся руках новомодную продолговатую трубку, невидимое в темноте лицо смотрело на писателя из-под мокрого капюшона. Гладкая и блестящая, эктопластиковая машинка редкостно не сочеталась со своим обладателем.
«Трубка. Конечно.»
Такие заряжали капсулами, или, когда не было возможности, гнали своеобразное топливо сами и потом капали в приёмник. Топливо менялось в зависимости от специфики вкусов и всех тех бесчисленных особенностей, которые приносили с собой приезжие. С одинаковой частотой изготавливалось и лёгкое, с привкусом ментола и слабым успокоительным эффектом, и ядерная смесь из кислотных химикатов, наркотиков и всего прочего, что можно было смешать вместе в разных пропорциях. Полулюди и полудемоны подбирали каждый свой вид отравы.
Энтони некоторое время тупо смотрел на сгорбленного человека и трясущуюся пустую трубку, потом помотал головой в расчёте на то, что незнакомец его видит, и проговорил:
— Не курю. Извините.
Уже договаривая, он развернулся и с новыми силами ринулся к свету, как бабочка к лампе. Привычка додумывать и анализировать играла с ним злую шутку: слишком много мыслей одновременно роились в голове и рушили всё деланное спокойствие. Стараясь успокоить взметнувшийся в душе страх и слушая, не раздадутся ли сзади предвещающие погоню шаги, парень заставил себя идти дальше.
Вместо шагов, однако, послышалась возня и чей-то хриплый придушенный возглас. Писатель резко обернулся и успел увидеть будто бы застывшую картинку из театра теней: два силуэта. Один высокий, выгнувшийся по-змеиному, держащий на весу большой мешок. Мешок трепыхался и хрипел, неуклюже болтая ногами над землёй. Силуэт демона вытянул шею, голова, обрамлённая тёмным пламенем волос, наклонилась совсем близко к груде одежды, в которой тонуло лицо неизвестного человека. Затем рот тёмного распахнулся, нижняя челюсть отделилась, образовав угол куда больше развёрнутого, рот ощерился рядом длинных острых отростков-зубов. Сверкнули зелёные огни. Энтони застыл, заворожённый этим зрелищем.
А затем человек в капюшоне, ухнув, рухнул на землю, свободный от железной хватки тёмного. В панике он забился, пытаясь подняться обратно, но мог только возить руками по земле. Демон собрался, будто врос обратно, его обрамлённая светом фигура приобрела человеческий облик. Гордый профиль склонился в сторону пьяницы. А затем, прежде, чем писатель успел что-нибудь выкрикнуть или подбежать ближе, демон вскинул руку вместе со стволом револьвера. Раздался короткий выстрел. Человек на земле застыл.
— Стой! — только сейчас, одновременно с оглушающим хлопком, раздался голос Энтони. Демон обернулся.
Писатель, ничего не видя перед собой, подлетел к месту, где упал человек и, едва ли что-то разбирая в темноте, рухнул на колени рядом с ним. Руками нащупал рукава грязной куртки, пальцы влезли во что-то липкое, но он всё-таки сумел дорваться до запястья неизвестного и схватиться за ту точку, где должна была биться вена.
Она дрогнула пару раз. А потом застыла.
Опомнившись, Энтони вскочил на ноги, пошатнулся, опёрся на стену, несколько раз провёл руками сначала по мокрому кирпичу, потом по своему пальто.
Мозг из многообразия эмоций выдал абсолютно бредовую мысль: «Как только приду домой — застираю... или сожгу. Кровь не отстирывается до конца. Да, это точно. Если кто-нибудь узнает...»
— Если кто-нибудь узнает.
Писатель вскинул голову и встретился взглядом с по-прежнему игриво горящими глазами Виктора. Демон спрятал растворившееся оружие, сложил руки на спиной, гордо выпрямил спину, будто бы ожидал похвалы. Энтони пусто посмотрел сквозь него, затем взглянул вниз, под ноги. Блестящая чёрная лужа извилистыми ручейками расползалась вдоль проулка из-под неживой груды, стекала в углубление у стены дома. С внезапным приливом сил парень оторвался от стены и отпрыгнул подальше от трупа, оказываясь плечом к плечу с суккубом.
— В чём дело? — как ни в чём не бывало спросил тот у Энтони.
Писатель несколько раз моргнул. Во взгляде Виктора он прочёл отражение собственной растерянности. Демон вскинул бровь, дерзкая и довольная улыбка чуть померкла, уступив место презрительной и вызывающей. Он всегда выглядел так, когда пытался скрыть недоумение за маской ироничности.
— Ты... Ты только что убил его, — медленно и тихо проговорил Энтони, ловя взгляд недоверчиво прищуренных глаз.
— Насколько можно судить. — Виктор издал короткий смешок.
— Зачем?!
— Я что-то не вижу в тебе облегчения. — Демон с пренебрежением повернул тело носком ботинка, и глазам Энтони открылся угол покрытого грязью лица. — He was a bit... deranged, you see [1]. Такой человек абсолютно некомпетентен, как собеседник. И представляет опасность.
— Какую к чертям опасность? — Энтони шипел каждое слово, опасаясь, чтобы звук его голоса не был услышан кем-нибудь посторонним.
— Потенциальную. Who knows [2], — Виктор пожал плечами и продолжал, певуче растягивая слова: — Неадекватный может наброситься со спины, свалить на землю, избить. Твоё тело — довольно хрупкая вещь, знаешь ли. Одного прицельного удара в голову или неудачного падения достаточно для летального исхода. Сотни других возможных ранений могли бы оставить тебя калекой. Слишком велика вероятность негативных последствий, чтобы рисковать.
— Ты сам себя-то хоть слышишь? — в голосе Энтони проскочил истеричный смех. — Ты пристрелил бездомного просто потому, что он мог потенциально мне навредить?! Ты сейчас серьёзно? Нет, — писатель вдруг вскинул руки, будто открещиваясь от происходящего, — нет, нет и нет. Это... просто какой-то бред.
— Не понимаю, что тебя не устраивает. — Фигура демона нависла над сжавшимся партнёром по контракту. Энтони показалось, будто бы тот снова стал выше за счёт изменчивости инкотермы. — Ты бы предпочёл нелепую смерть или травмы? Взгляни на это. Нет, взгляни внимательнее. — Рука в перчатке крепко схватила попытавшегося отвернуться писателя за подбородок и заставила снова встретить глазами труп. — Этому, с позволения сказать, человеку всё равно оставалось недолго. Когда ты сидишь на жёстких курительных смесях, в холоде, с букетом инфекций, без еды и крова, особых вариантов развития событий всё равно нет. Ты так взвился из-за так называемой "ценности жизни"? So listen closely, my friend [3], — Виктор наклонился так, что между ними практически не осталось свободного пространства, и заглянул в красно-карие глаза за стёклами, — можешь шутить над собой и своим существованием сколько хочешь, но я, как ты знаешь, кроме твоей жизни берегу ещё и свою. И мне куда проще избавиться от жалкого куска плоти, пропившего последние зачатки мозга и выкурившего все свои другие жизнеспособные органы, чем потом рвать на себе волосы из-за того, что этот выродок разрушит наш с тобой контракт. Is it clear [4]?
Энтони покивал, попытался отстраниться, но демон не отпускал его.
— У тебя и меня есть будущее, есть работа. У нас, чёрт возьми, вся вечность впереди. И я не собираюсь рисковать вечностью из-за одной неудачной вылазки в Город поздним вечером. Здесь на улицах полно всякой швали, дряни и мрази, и если понадобится, я избавлюсь от них всех. Всех, без исключения. Таков закон, my friend: либо нападай первым, либо не сопротивляйся. И раз уж в моих руках есть возможность предотвратить нападение, я буду пользоваться ею, вне зависимости от вида или роли в социуме всех этих людей.
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Энтони с усилием отвёл от себя руки Виктора и, стараясь не выдать дрожи в голосе (такую железную решимость и такое злое торжество он уже давно не слышал в разговорах суккуба), проговорил:
— Либо ты, либо тебя, значит? Вот как? Любой прохожий из Падших может быть опасен. Ты собираешься бросаться на каждого? Даже на самых мизерных?
— Если понадобится.
— Ну так вот что, — Энтони усилием воли заставил себя не смотреть на мертвеца, лужа вокруг которого начинала застывать, — не понадобится. Просто прими, как факт, что не понадобится. И даже не придётся.
— Я не понимаю.
— Поймёшь, — писатель почувствовал прилив решимости, пока говорил, и, пользуясь лёгким замешательством демона, отвернулся от него. Отдёрнул рукава пальто, поднял воротник, в последний раз через плечо взглянул на труп бездомного, затем бросил короткое: «идём», и, не дожидаясь согласия со стороны Виктора, направился дальше. Шелест умбры оповестил его о том, что суккуб повиновался.
Впервые за то время, что прошло с момента заключения пакта, Энтони ощутил в себе настоящую силу и волю к принятию решений. Что мешало, так это по-прежнему дрожащие окровавленные руки, которые холодил промозглый ветер, и постоянно возникающее перед глазами лицо бездомного. Недавно живое, теперь — мёртвое.

______________
Перевод с англ.
[1] невменяем, видишь ли  [2] кто знает
[3] Так послушай внимательно, друг мой
[4] Это ясно?

* * *

Было раннее утро после новолуния.
В пристройке когда-то работавшего табачного завода, за завешанными тряпьём полукруглыми окнами, всё оставалось укутано желтоватым дымным сумраком. Брошенные строительные леса, похожие на угловатый скелет, обрамляли и дополняли неживую картину. Пустыри были редким явлением в вечно живущем, кишащем и ползающем Городе и как правило таили в себе нечто ещё более страшное, чем его тёмные улицы.
Окажись кто-нибудь изнутри здания, как неизвестный человек прямо сейчас, он бы убедился, что у каждой стены здесь есть не только уши, но и глаза, лапки, когти. Облепленная тьмой громада жила сама по себе за счёт тысяч тёмных паразитов. Здесь дрожал воздух от излучаемой и впитываемой энергии. Ещё здесь пахло перьями, ржавчиной и чем-то мерзко отсыревшим.
Клан Алонсо Маона, несколько человекоподобных тварей, расселись под потолком на старых балках и смотрели на посетителя сверху-вниз, а подле них шуршали и перебегали туда-сюда уродливые живые тени. Под потолком среди бесформенных клякс вились огромные крылатые насекомые.
Средние демоны переговаривались и смеялись, со стороны было похоже, что дружная компания выбрала себе заброшенное место, чтобы весело провести время. Но человеку, стоящему под ними, в самом центре вырисовывающейся клетки, было далеко не до смеха.
Надеяться на чудо? Молиться ли? Человек дотянулся до цепочки на шее, но скрипучий и невероятно громкий оклик сверху оглушил и заставил отдёрнуть руку.
— Ну так что? Будем разговаривать или молчать до следующей ночи?
До этого твари явственно дали понять, что будут решать судьбу человека, не учитывая мнение оного. Впрочем, он уже и сам не знал, что говорить. Пытаться достучаться до Малзуса очевидно бессмысленно. Звать на помощь? Пристрелят, а хуже — разорвут и сожрут живьём. Да и кто здесь может помочь... Оставалось тянуть время.
— Я же говорю — перевозка нарвалась на блокпост! — попытался усилить позиции он, но, услышав, как жалко прозвучал собственный голос, растерял всю уверенность. — Как только уладятся проблемы с... В смысле, как только удастся привлечь...
— Бла-бла-бла, — протянул мерзкий девичий голос сверху, — нахера вам оружие? Маон вбухал кучу денег в эту сделку. Обидно будет, если это всё уйдёт в руки солдатикам, да?
— По-моему, Джей, человек не говорит чего-то, что нам нужно. — Это уже был мужчина, но манера речи практически не менялась от демона к демону. — Ладно, пускай. Конфликтовать каким-то сопливым контрабандистам с вооружёнными постами, видимо, сложно. Но нас в первую очередь интересует, когда товар окажется у хозяина. Итак...?
— Как только... как только...
— Ой, гляньте на это ничтожество, — Джей изогнулась, показав женскую фигурку, — я хотела вырвать ему язык и засунуть в зад. Но он, кажется, справился и без моей помощи.
— Помолчи, — прикрикнул на неё третий из гарпиев, до этого хранивший молчание, — мы всё ещё хотим знать. Когда?
— Поставь себя на наше место, чувак, — демон в длинном пальто, сидящий рядом с Джей, развёл руками, — если ты продолжишь нам нести хрень, то мы тебя убьём. Но тебе-то всё равно не придётся говорить с Маоном. А вот он очень ждёт от нас сведений по перевозке. И если их не будет, ну, хозяин расстроится. А когда эта масса из силы и жестокости расстраивается, то плохо становится всем. Так что будь другом, ответь, что там с товаром. И мы, может быть, прикончим тебя побыстрее.
Джей, услышав это, громко фыркнула и рассмеялась, и человек, на которого уставились три пары хищных глаз, окончательно потерялся. Ему показалось, что он спит, или что это всё вообще происходит не с ним. Казалось, конца этому ожиданию смерти не будет до тех пор, пока его не хватит сердечный приступ.
Ни полиция, ни пушки военных не страшили его так сильно, как голоса висящих под потолком тварей.
— Видимо, аванс, выплаченный вам, был лишним, — проронил сидящий в отдалении силуэт, самый странный и уродливый из них троих, — хвалёная группировка не смогла перевезти несколько бочек инки из одного конца Города в другой. Какая досада.
— Я... Я всё ещё могу попросить п-помощи у Малзуса.
Человек сказал это совсем уж тихо. Но демоны, до этого захихикавшие, теперь снова замолкли и воззрились на него.
— У Малзуса? — первой взвизгнула Джей.
— Заткнись ты, — тут же ответил ей тот, что в пальто, и обратил глаза на контрабандиста. — Значит, Малзус? Тот, который заправляет где-то в верхах, между Комитетом и вояками? Слабо верится, что он тебе такой уж покровитель. А вранья мы тут не любим, да ведь, Шакс?
— Нет, нет, это правда. Мы как-то... в общем... Просто я не мог дозвониться до него! Скажите Маону. Пусть даст ещё немного времени, Малзус поможет с военными и я всё улажу! Товар будет у него!
— "Ещё немного времени" было неделю назад, — прошипел Шакс, подаваясь вперёд с трубы, на которой сидел, и человек невольно попятился, — хозяин устал ждать.
— Клянусь богом, я не вру! Я понятия не имею, где может быть Малзус, но он разрешит эту проблему!
— Чем-чем ты там клянёшься? — Джей захохотала так, что у человека кровь застыла в жилах. — Давай, молись, если хочешь. Молись, чтобы Малзус пришёл и подтвердил всю ту брехню, что ты тут несёшь.
— Если даже это правда, — продолжал Шакс, не глядя на демонессу, — ему сейчас и впрямь не до разборок с несанкционированным товаром. За свои слова следует отвечать. А не сваливать свои проблемы на кого бы то ни было ещё. Боюсь, у нас нет причин задерживать этот диалог.
— Истина. — Демон в пальто также наклонился вниз, будто собирался слететь, и проговорил: — Конечно, Маон будет зол. Но по крайней мере, одним поганым должником меньше.
"Лучше бы я никогда не приходил к нему. Не совершал эту проклятую сделку. Не брался за перевозку. Господи, почему я приехал сюда..."
— Что ты там делаешь, ничтожество? Молишься? — Джей издевательски подмигнула ему огромным жёлтым глазом. — Давай поспорим. Если Бог есть, то пусть он чем-нибудь поможет тебе прямо сейчас. А если его нет... Я заберу себе твой крестик. Не думаю, что такой кусок дерьма, как ты, носит серебро. Но по крайней мере, эта хрень блестит. И отлично смотрится.
— Тебе лишь бы побрякушки, — встрял в разговор средний из демонов. Теперь было видно его острое узкое лицо, обрамлённое шапкой торчащих в разные стороны чёрных волос. — Грёбаный крестик! Ты и сама знаешь, что в нём ни грамма серебра!
— Пошёл ты, Кас!
— Заткнитесь оба, — прикрикнул на них Шакс. Его лицо... нет, скорее птичья голова повернулась к собратьям к немалому облегчению контрабандиста.
— Да ладно, это единственное ценное, что есть у этого дармоеда! Или выковыривать золотые зубы тебе больше нравится, а, Кассий?
Пока они пререкались, человек лихорадочно думал о том, стоит ли сейчас развернуться и убежать. Он оглянулся через плечо и увидел, что позади него — показалось? — мелькнуло что-то маленькое и светлое. Не демон. Живое существо.
— ...Маон не обрадуется тому, что все ожидания рухнули к чертям.
— Хочешь сказать, он обрадуется, если узнает, что обманувший его кусок дерьма разгуливает на своих двоих живым и здоровым?
— Ну, мы можем не убивать его. До конца.
— С хера ли? Чтобы продолжать слушать враньё, а потом получать от хозяина?
— Маон — призывающий, но не хозяин. Не ему решать, что делать с обманщиком.
— А по-моему всё достаточно просто. Или ты реально думаешь, что этот молокосос может договориться с Малзусом?
Голос Джей оборвался, когда позади человека раздались шаги. Словно из ниоткуда, внутри клетки возник новый персонаж. Человек обернулся и встретил горящие в полумраке синие глаза, выхватил взглядом поднятый пистолет и чуть не рухнул на пол от того, что подкосилось ноги. Ощущение того, что ему не только отсрочили жестокую казнь, но появилась возможность остаться в живых, вскружило его голову, как ни один из наркотиков до этого.
На несколько секунд воцарилась мёртвая тишина. А затем гарпия засмеялась и громко выкрикнула:
— Кажется, Бог всё-таки есть. Повезло же тебе, кусок дерьма.